Травма репрессий. Активисты, столкнувшиеся с тюрьмой или штрафами, меняют свое мнение и образ жизни

«Репрессии были и раньше, но не такие страшные»

В декабре 2023 года Советский районный суд Нижнего Новгорода оштрафовал местного активиста и бывшего учителя истории Илью Мясковского на 250 тыс. руб. Его признали виновным по статье о повторной дискредитации армии за посты с фотографиями антивоенных плакатов и граффити в сообществе во «ВКонтакте».

Уголовное дело против активиста возбудили в 2022 году. 4 октября в его квартиру пришли с обысками, а с 10 октября Мясковскому установили запрет определенных действий. В частности, он не мог пользоваться интернетом.

— Вся жизнь разделилась на то, что было до 4 октября, и после. Конечно, ты начинаешь взвешивать все свои действия. Допустим, нарушу я какой-нибудь запрет, а ради чего? Что в мире изменится от того, что я напишу антивоенный призыв на заборе? Большинство людей не поменяют своего поведения, а меня посадят, — говорит Мясковский.

Ранее Илью не раз задерживали за участие в протестах. Например, в апреле 2022 года из-за акции Феминистского антивоенного сопротивления* #Мариуполь5000. В память о 5000 погибших мирных жителях в Мариуполе по всей России активисты размещали самодельные кресты с табличками о том, что людей убили российские военные. В Нижнем Новгороде вместе с еще одной активисткой — Марией Петровской — Мясковский разместил такой крест и плакат на стеле «Славной памяти революционеров-сормовичей».

По словам Ильи, цена оппозиционных действий в России сильно возросла. Он вспоминает, как впервые столкнулся с репрессиями в 2011 году на одном из митингов. Тогда, вспоминает он, за развернутый флаг с политическим лозунгом силовики забирали людей в участок, а суд назначал штраф в 1 тыс. руб.

— Репрессии были и раньше, но не такие страшные. Сейчас цена вопроса — несколько лет колонии. Путин резко поднял планку: «Ну что, вы по-прежнему готовы грудью на амбразуру кидаться?». Все сказали: «Нет». Это нормальное человеческое поведение. Мы были готовы тысячу рублей платить, на 20 суток садиться, и то не каждый раз, — рассуждает активист.

Во время судебного заседания по делу о повторной дискредитации прокурор просил назначить Илье 3,5 года колонии. Суд остановился на штрафе.

— Протестное движение в Нижнем Новгороде почти умерло. Я знаю людей, которые притихли, знаю тех, что боятся, а самые «буйные» уехали за границу. Да и сам понимаю, что меня могут сцапать в любой момент. Может, прямо сейчас у моего подъезда ждут. Или не ждут. Видите, похоже на паранойю. Сейчас я десять раз подумаю, стоит ли мне делать что-то.

После приговора Илья сразу написал в своих социальных сетях, что его взгляды остаются прежними. Но раскрыться полностью и разговаривать с людьми откровенно он теперь может только в беседе один на один.

В телеграме несколько лет существует и продолжает обновляться канал «Будни дискредитатора» на две сотни подписчиков с постами об истории России и сдержанными комментариями к некоторым политическим новостям. В описании указано: «Возможно, канал ведет уже сам Илья Мясковский — еврей, историк, фотограф, активист. Осужденный и уплативший штраф за публикации фото антивоенных плакатов и граффити в группе НГД ВКонтакте (280.3 УК РФ)». Сам активист не опровергает и не подтверждает, что посты в этот канал пишет он.

— Мне мой адвокат сказал, что можно быть полезным, не делая то, за что сейчас сажают в тюрьму. Я с ним согласен. В рамках страны ничего поменять не получится очередным действием, за которое посадят. А вообще я на стране поставил большой крест. Я снимаю с себя ответственность за нашу страну. Она меня грозилась посадить. Я не отвечаю за «ватников», которых ничем не поднять. Каким-то конкретным людям я попытаюсь помочь. Есть знакомые под следствием и в колонии. Я остаюсь общественным деятелем, просто рамки этой деятельности резко очерчены.

Сейчас Илья Мясковский — активист в Нижегородском Политическом красном кресте. Он помогает со сбором средств репрессированным и их семьям, ходит на суды политрепрессированных. Он надеется, что политический режим в России изменится, и настанет пора действовать: «А пока эта оттепель не наступила, нужно пережить зиму». 

Сил все меньше, а рисков все больше 

Одной из основных причин отказа от антивоенной деятельности многих активистов из-за пережитых репрессий становится истощение внутренних ресурсов, отмечает в разговоре с «7х7» психолог проекта поддержки русскоговорящих людей Without Prejudice Ольга (попросила не указывать ее фамилию). Люди не выдерживают давления, силы кончаются, а многие способы их восстановления перекрыты. Плюс усилия, которые активист прилагает, чтобы изменить ситуацию в стране, имеют не слишком большой эффект: политический режим остается прежним, война не прекращается, провоенные люди не меняют свое мнение.

Продолжать бороться за свои идеалы активисты уже не могут еще и потому, что в обществе почти отсутствует поддержка, считает основательница проекта Without Prejudice Полина Грундмане.

В год в информационном поле звучит максимум пара десятков громких судебных разбирательств над политзаключенными. У них зачастую большое внимание общественности, много писем с поддержкой, сильные адвокаты. Остальные сотни репрессированных активистов в разных уголках страны могут получить от силы несколько публикаций в медиа, а затем исчезнуть в потоке новостей.

— Этих людей никто не слышит, нет поддержки даже от своих. А тех, кто еще не попал под репрессии, пугает: а что будет со мной, если я простой смертный? — говорит Полина Грундмане. — Они остаются в тишине, потому что видят, что даже самых сильных и громких ломают. Так люди заботятся о своей жизни. И они абсолютно правы.

Слова Грундмане подтверждает случай Павла Кушнира. 39-летний антивоенный активист и музыкант скончался после сухой голодовки в СИЗО Биробиджана 27 июля 2024 года. О его смерти медиа стало известно только 3 августа. Кушнира задержали за критику Путина в ютуб-канале на пять подписчиков и обвинили в публичных призывах к осуществлению террористической деятельности.

Новосибирская депутатка Светлана Каверзина написала пост о Кушнире: «Знаете, что самое печальное? Мы не знали... Ни что Павел задержан <…>. Ни что он голодовку объявил. Что он погиб, мы узнали через несколько дней после его смерти...  <…> Мы не смогли скинуться и отправить к нему адвоката — мы не знали. Мы не писали ему письма поддержки — мы не знали. Мы не отговорили его от принесения себя в жертву — мы не знали. Он был один».

По словам Полины Грундмане, поддержка должна быть не только в информационном пространстве. Активист должен ощущать ее физически.

— Как работает эффект толпы? Ты начинаешь что-то делать, и у тебя появляется больше смелости, когда рядом с тобой есть плечо. Когда ты борешься один, это всегда трата огромных ресурсов. Естественно, что они истощаются и ничем не пополняются. Человека истощает и то, что другие могут говорить: «А что вы ничего не делаете? Почему вы такие слабые?» А он уже потратил все свои силы на это сопротивление, не получив взамен ничего.

«Я разочаровался и не хочу больше поддерживать никакие политические силы»

26-летний журналист из Петрозаводска Сергей Другов несколько лет занимается популяризацией истории родного города. Раньше он организовывал просветительские мероприятия и группы поддержки для людей с психическими расстройствами и писал тексты на общественно-политические темы.

24 февраля 2022 года Другов вышел в антивоенный пикет в Сыктывкаре и вскоре создал телеграм-канал «Война — это кринж», где опубликовал петицию против вторжения в Украину. Скорее всего, именно после этих событий им заинтересовались правоохранительные органы.

В июле 2023 года Сергей получил два года принудительных работ за репост записи в свой телеграм-канал на 60 подписчиков. Это была публикация из канала «Феминистское антивоенное сопротивление»*, в которой суд рассмотрел «неуважительные сведения о днях воинской славы России».

На момент публикации этого материала Сергею осталось отрабатывать еще год. Он сравнивает исправительный центр, где ему приходится жить, с тюрьмой (в отличие от исправительных работ, отбывание наказания в виде принудительных работ предусматривает проживание в исправительном центре ФСИН России), но считает, что ему еще повезло.

— Много чего в жизни неприятного происходит. Мне нельзя ничего в интернете размещать. Для меня это небольшая потеря, я и так больше не хочу свои соцсети вести. Больше угнетает, что приходится жить не дома и заниматься бессмысленной работой. Но я понимаю, что могло быть хуже, и мне грех жаловаться, — говорит Сергей.

Другов, хоть и вел телеграм-канал с оппозиционными высказываниями, никогда не считал себя политическим или гражданским активистом. Еще до судебного разбирательства он удалил канал, признал вину и написал явку с повинной. Со временем изменились и его взгляды: он во многом разочаровался и больше не хочет поддерживать никакие политические силы:

— Два года назад я был наивным человеком, потому что верил в либеральный дискурс. Я очень сильно разочаровался в нашей либеральной интеллигенции и людях, которые уехали из России, но продолжают писать гадости и навязывать идею коллективной вины. Если сначала на эмоциях я тоже за ними повторял, то потом у меня начало развиваться критическое мышление.

Теперь Сергей считает, что на любой политический конфликт нужно смотреть глубже и придерживаться умеренности. По его словам, отправиться в тюрьму за лозунги — это самоубийство, а не геройство.

Другов, как и раньше, продолжает заниматься общественными и образовательными проектами. Команда, в которой он работает, выпускает материалы про архитектуру и историю Петрозаводска, а также путеводитель по городу. О политике он больше не думает. И даже не читает новости.

— Я вижу, что в России осталось много людей, которые занимаются только общественной деятельностью: от сохранения истории городов до помощи бездомным животным. Да, есть свои сложности с законами, но общественная жизнь развивается мирно, к счастью. Меня это вдохновляет, и верится, что в будущем в России все будет хорошо. А если ты здесь живешь, придется соблюдать российские законы, — говорит Сергей.

Без обратной связи

Как отмечает Полина Грундмане, разочарование — это основное чувство, которое испытывают репрессированные активисты. По данным опросов проекта Without Prejudice, более 80% таких людей отказываются не только от того, что они делали, но и от того, во что верили.

— Люди не столько теряют смыслы, сколько веру в других людей. Неважно, признает он это или нет, любой активист хочет поддержки. Когда он ее не получает, он перестает верить не в дело, а в людей вокруг. Активисты — это волонтеры, но им тоже нужен результат. Ты должен видеть хоть что-то, нужна хоть какая-то реакция. Без обратной связи это билет в один конец, долго так продержаться не получится, — говорит Грундмане.

При этом поддержка окружающих должна быть не только в моменты, когда нужно выйти с плакатом, поучаствовать в митинге или открыто высказать свое мнение. Когда репрессии настолько агрессивны, важно, чтобы рядом нашлись люди, готовые остановить человека от слишком рискованных действий.

— Вся повестка в СМИ и обществе была направлена на то, как люди должны бороться, какие героические поступки кто-то уже успел совершить. И этому пытались следовать активисты. Но наша проблема в том, что мы не объяснили им, что можно этого не делать. Очень важно, чтобы рядом были люди, которые сказали: «От того, что ты не сделаешь что-то [антивоенное], ты не станешь хуже, ты не потеряешь своих смыслов, своей морали или совести», — объясняет основательница Without Prejudice.

По словам Полины Грундмане, именно эти ошибки и привели к тому, что российские оппозиционные активисты быстро выгорели и сломались в попытках изменить ситуацию: «Этих людей было настолько ничтожно мало, что мы даже не сумели их сохранить для лучших времен».

«Я замолчал, скрепя зубами»

23 мая 2023 года на свободу из исправительной колонии вышел архангельский активист Андрей Боровиков. Через три дня он написал на своей странице во «ВКонтакте»: «Воля.... Спасибо всем кто в меня верил. Я вас не подвел. Долгожданный день настал. Я уже почти поверил, что это не сон» [пунктуация автора сохранена].

Андрея Боровикова посадили на 2,5 года за размещенный на странице во «ВКонтакте» клип группы Rammstein в апреле 2021 года. Это видео нигде не запрещено, но мужчине вменили распространение порнографии.

Сам Боровиков считает, что его репрессировали за политическую деятельность. Раньше Андрей был координатором штаба Навального* в Архангельске, а также одним из лидеров протестов против строительства мусорного полигона для московских отходов возле станции Шиес в Архангельской области.

После тюремного срока возвращаться к политической активности Боровиков не намерен.

В день освобождения из колонии на вопросы журналистов о том, что активист будет делать дальше, он ответил: «Сейчас в России нужно либо петлять, либо замолчать». 

— Петлять я не стал. Я замолчал, увы, скрепя зубами, — прокомментировал «7х7» свою цитату Андрей. — Заниматься малейшей активностью в стране — это самоубийство, это конец на нарах. В тюрьме я был и еще раз туда не хочу. Я провел в заключении два года и 23 дня [за время пребывания в колонии срок Боровикова был сокращен из-за рождения ребенка]. Эти числа я запомнил навсегда.

Боровиков считает, что в России продолжают открыто высказывать свою позицию только те, кого по-настоящему не пугали. Он признается, что и сам был таким до лишения свободы. Мужчина постоянно держит в голове мысль, что после освобождения он в течение двух лет находится под надзором как опасный преступник.

— Меня могут закрыть в тюрьму по щелчку пальцев, — говорит он. — Но сейчас под надзором любой человек в нашей стране. Копнут его соцсети за последние 12 лет и найдут какую-нибудь ерунду.

Боровиков признается, что молчать в таких условиях все равно сложно: «На душе паршиво и мерзко». Он вспоминает, как еще пять лет назад в стране можно было действовать активно, а закон позволял хоть как-то отстаивать свои права. Например, благодаря активистам Архангельской области и Республики Коми были сняты с должностей два губернатора этих регионов — Игорь Орлов и Сергей Гапликов. Однако длительные тюремные сроки, которые сегодня получают политические активисты, заставляют забыть прошлые успехи.

— Просто хочется жить. Для тех, кто не был в тюрьме, это страшно гипотетически. А если ты был в тюрьме, то страшно до такой степени, что вспоминаешь холод изоляторов, голод [за время заключения Андрей похудел почти на 30 кг].

Современную Россию Боровиков периодически сравнивает с местами лишения свободы, считая, что тюремные законы перешли и в гражданскую жизнь. Чтобы лучше объяснить свою позицию, он приводит аллегорию, как сегодня живется активисту в стране: «Это словно идти по переулку, видеть, как десять мужиков бьют беззащитного человека, но отвернуться и уйти, потому что спасать его — значит погибнуть в мучениях».

У Андрея растет маленький сын. Мужчина впервые взял его на руки, когда тому был год и десять месяцев. Фотографии с сыном и семьей — теперь единственные обновления на странице Андрея во «ВКонтакте».

— Среди моих знакомых тоже есть активисты, пережившие репрессии и не покинувшие Россию. Но почти все эти люди теперь боятся и вряд ли появятся в инфополе. Даже если нет опасности, многие живут по принципу: «А вдруг чего?» Я не скрою, что и перед интервью с вами у меня тоже в голове мысль витала: «А вдруг чего?»

— Но вы тем не менее решились.

— Слабоумие и отвага, — рассмеялся Боровиков. — И плюс конформизм. Поэтому я еще в России.

Инстинкт самосохранения

Психолог команды Without Prejudice Ольга отмечает, что пребывание в тюрьме или колонии неизбежно наносит человеку психологическую травму. В местах лишения свободы он сталкивается с неограниченным насилием: его лишают важных потребностей — в первую очередь, безопасности. Активист может посчитать, что потерпел полное поражение в своем противостоянии с властью.

— Люди видят примеры обвинительных приговоров для политзаключенных, знают о трагической судьбе Алексея Навального. Такая цена за безуспешные попытки заниматься политикой в России воспринимается как неоправданная. Отсюда — отказ платить ее впредь, — добавляет Ольга.

У активистов, переживших репрессии, включается инстинкт самосохранения. Об этом рассказывает руководитель Комитета против пыток Сергей Бабинец. Люди ограничивают себя, тише говорят на больные и опасные темы, а вместо протестов на улицах «протестуют» на кухне, читая ленту новостей.

Инстинкт самосохранения иногда вытесняет и принципы, которыми ранее руководствовался человек. Сохранить свои идеалы становится все сложнее.

— Мы видим огромное количество примеров, когда за совершенно незначительные деяния люди получают сумасшедшие сталинские сроки. Остаться несгибаемым сложно. Но и такие примеры тоже есть, — говорит Сергей Бабинец.

Каждый человек выбирает сценарий поведения для себя сам. Сергей Бабинец советует сохранить свою жизнь и здоровье, а также силы для борьбы в будущем.

«Я не хочу заниматься журналистикой, оппозицией» 

В июле 2022 года гражданского и политического активиста из Смоленска 27-летнего Сергея Командирова приговорили к 6,5 года колонии. Суд признал его виновным в оправдании терроризма. Причиной послужил репост видео о постановочном «суде» над представителями российской власти. Спустя почти год он извинился за этот ролик перед Путиным, Кадыровым, Сечиным и Песковым.

В 2017–2018 годах Сергей был волонтером и фотокорреспондентом штаба Навального* в Смоленске. В своем телеграм-канале «Требуем ответов. Россия» он высказывал оппозиционные взгляды, публиковал журналистские расследования независимых СМИ, судебные дела, фото и видео с митингов. Там же Командиров писал о себе так: «Я один из самых первых привлеченных по статье о неуважении к власти, фигурант дела ФБК*, гражданский журналист. Веду протестную, просветительскую, также частично журналистскую деятельность с 2017 года и фашистской путинской власти это не нравится, об этом говорит последний обыск. Был отчислен из РАНХиГС с последнего курса за вопрос о коррупции местной мрази, и за прогулку с шариком с раздачей листовок» [грамматика и пунктуация автора].

В своих постах Сергей не раз призывал открыто говорить о своей позиции. «Самое важное оружие против власти — свобода слова, даже в том агоничном виде в путинской России, в котором она сейчас есть», — писал он.

После лишения свободы Командиров не раз пытался оспорить решение суда. На последнем судебном заседании по его делу 18 мая 2023 года активист публично отказался от прошлых взглядов:

«Я не хочу даже близко заниматься журналистикой, оппозицией. В жизни есть более важное, чему стоить посвятить свою жизнь. Это семья, например. Раз уж столько статей, и они за посты, в которых и Путин упоминался, и Сечин, и Песков, считаю необходимым принести извинения перед Владимиром Путиным, Дмитрием Песковым, господином Сечиным, Кадыровым. Я не осознавал, насколько это все плохо», — говорил Командиров 18 мая.

Верховный суд объявил приговор активисту законным.

После полутора лет в колонии Командиров признавался, что у него развились депрессия, невроз и суицидальные мысли:

«Я смотрю вот на эту цифру — 6,5 лет, на это не то, что несправедливый, <...> нечеловечный приговор, и я понимаю, что нет мотивации никакой. Нет смысла выжить. Меня постоянно посещают суицидальные мысли. Это ну просто убивает меня».

Пример, чтобы напугать остальных

Со стороны публичное отречение от прежних взглядов Сергея Командирова может показаться «переобуванием», вызывать недоумение или негодование. Однако человеку, не имеющему опыта тюремного заключения, невозможно представить, с чем сталкиваются заключенные, считает психолог команды Without Prejudice Ольга.

Зачастую эти физические или психологические страдания настолько мучительные, что для их прекращения человек может пойти на любые меры. Аналогичным образом большинство «обидчиков» главы Чечни Рамзана Кадырова записывали на видео похожие извинения.

Предательство собственных ценностей не может пройти бесследно. Поэтому депрессия и суицидальные мысли, о которых говорил Сергей, — предсказуемые последствия.

— Человек не находит себе оправдания, психика не справляется, буквально «расщепляется», — отмечает Ольга. — Кроме того, человек остается в заключении беззащитным и осознает, что, несмотря на совершенное публичное отступничество, все, что с ним происходило, в любой момент может случиться вновь. Нетерпимость происходящего заставляет думать о суициде как о единственно спасительном избавлении от страданий.

Публичный отказ от прежних взглядов и обессиленность некогда яркого и смелого человека - цель российских властей. Осужденный активист становится показательным примером, чтобы напугать и заставить замолчать остальных. А методы достижения такого результата очень схожи с теми, которые применяли советские власти полвека назад.

По словам бывшего председателя Совета правозащитного центра «Мемориал» Александра Черкасова, такой же механизм воздействия на общество использовали советские карательные органы в 1960–1980-х годах.

— Массовый террор в СССР был прекращен после смерти Сталина, но логика системы оставалась прежней: почти каждый, кто попадал в оборот карательной машины, был в итоге арестован и осужден. Число репрессированных оставалось слишком высоким, и ЦК Компартии боялись повторения Большого террора, когда стоявшие у рукоятки «мясорубки» сами бывали затянуты «под нож», — рассказывает Александр Черкасов.

Согласно статистике политических репрессированных в СССР, в 1957 году за «язык», то есть высказывания, осудили 1964 человека, в 1958-м — 1416 человек, 750 — в 1959-м.

Тогда начальник управления КГБ по Ленинграду и области Николай Миронов, который за это в итоге стал главным силовиком в СССР, придумал «профилактику»: сажать одного человека из ста так, чтобы всем было понятно, что надо бояться. Остальным устраивали внесудебные сложности: исключение из института, из комсомола, призыв в армию, беседы.

Это сработало. С середины 1960-х до середины 1980-х  власти сажали от нескольких десятков до более ста активистов в год.

В современной России происходит нечто похожее, считает Александр Черкасов. Уголовные репрессии служат угрозой для тех, кто получил административную статью.

— Оказывается, чтобы контролировать, не нужно сажать каждого. Достаточно испугать и заставить замолчать всех. Именно страх и есть главная сдерживающая сила такого метода. Люди как будто на крюки подвешены, что в случае какого-то движения их посадят в тюрьму, — говорит эксперт. — Другое дело, что сейчас интенсивность репрессий на порядок сильнее, чем в СССР. В современной России они служат уже не сохранению строя, а переформатированию социума. Такой террор в условиях войны должен преобразовывать общество.