Лотос тоже растет из грязи. Офицер попал на войну с Украиной, но решил уволиться и за это сел в тюрьму. Теперь он изучает религии

«Отцы-командиры»

 

«Муж сестры привез меня в Москву, тогда я впервые летел на самолете. Помню, было очень солнечно. И главный вход в училище — он был такой красивый. Мы прошли через ворота, там меня встречал командир роты. Я обнялся с близким, и все, с того момента началась моя самостоятельная жизнь», — так описывает начало своего военного пути 29-летний Дмитрий Василец. На тот момент он был в восьмом классе.

Дмитрий родился на Дальнем Востоке, в Приморском крае. Мать умерла, когда мальчику было всего три месяца, а отец скончался, когда Васильцу было 13 лет. Воспитанием мальчика и его брата занялась их старшая сводная сестра.

Смерть отца Дмитрий воспринял как огромную потерю. Школьника поглотило чувство одиночества. Вскоре после смерти отца муж сводной сестры посоветовал мальчику пойти по его стопам — стать военным и поступить в Суворовское училище.

— В сознании обычной российской семьи быть военным — это скорее про стабильность: всегда накормленный, крыша над головой и возможность помогать своим близким. После того как отца не стало, моя жизнь стала черно-белой, мне было все равно, и я согласился, — говорит Дмитрий.

Обучение в Суворовском училище длилось четыре года. Там Василец нашел себе друзей, и чувство одиночества пропало.

— Там был коллектив, появились друзья, а офицерский состав относился к нам по-отечески. Они стали для нас отцами-командирами. Я бы с удовольствием вернулся в то время. Там не было никакой ярой пропаганды. Да, нас учили маршировать, в нарядах [мы] стояли, но у нас не было такого промывания мозгов, как сейчас, знаете, у школьников эти «Разговоры о важном», — рассказывает Дмитрий.

«Муштровка личности»

 

После окончания Суворовского Дмитрий и не думал, куда идти дальше, — вместе с несколькими товарищами он сразу поступил в Московское высшее военное общевойсковое командное училище. Там заключил контракт, рассчитанный на пятилетний срок обучения в училище и пять лет после его окончания.

— У меня не было людей, которые бы сказали, что можно было пойти учиться дальше на гражданку. Просить помощи у сестры я не хотел, она и так многое для меня сделала. Я очень благодарен ей за то, что она взяла нас с братом [под опеку]. Я понял, что сам ответственен за свою жизнь. На тот момент единственным верным решением казалось продолжение военного обучения, — вспоминает Дмитрий.

Тут, по словам Дмитрия, была совсем другая атмосфера, в которую он бы не хотел возвращаться. Офицерами становились выпускники училища, а не те отцы-командиры (офицеры в запасе), как в Суворовском.

— Тут пошла муштровка личности, так сказать. Больше стрельбы из оружия, вечные полигоны, все решалось голосом, контингент учащихся — дети рабочего класса. Если тебе что-то не нравилось и ты шел против системы, то тебя сразу отчисляли, — вспоминает собеседник «7х7».

Обучение в высшем заведении пришлось на перевыборы Путина, а затем на присоединение Крыма. В училище Дмитрий был абстрагирован от политики и жил в информационном вакууме. Конечно, военные ходили на выборы, но среди кандидатов все знали только о Путине.

— Если бы я следил за политикой, если бы были люди, которые рассказывали мне объективные вещи, происходящие в нашей стране, то, скорее всего, внутри меня произошла бы переоценка системы, внутри которой я находился, — отмечает мужчина.

Дмитрий вспоминает по общению со старшими офицерами, что их больше всего интересовал только один вопрос — военная пенсия и начало счастливой жизни после выхода на эту пенсию. “И мы так же начинали смотреть на свою жизнь”, - добавляет он. 

«Я был буферной зоной между жесткой линией службы и нормальностью»

 

После учебы, посоветовавшись с сестрой и ее мужем, в 2018 году Дмитрий продолжил службу в военной части на севере в Печенге, в 250 км от Мурманска. На его решение повлияла система северных надбавок, где год считается за полтора — так можно было быстрее выйти на пенсию. В 2023 году Дмитрий планировал уйти на гражданку.

— Помню, как еду в маршрутке, а вокруг лишь снег. Чувство такое, что ты на Северном полюсе. Атмосфера в части былая серая, там стояли десяток пятиэтажек советской постройки, полярная ночь. Но туда я ехал с интересом, у меня уже было офицерское звание, я знал, что у меня будет свой личный состав, новая должность, — вспоминает Дмитрий.

В первый год службы подчиненными Васильца стали военнослужащие по призыву. Он сам почувствовал себя отцом-командиром. Там же, в военной части, Дмитрий нашел лучшего друга — им стал офицер из соседнего подразделения Алдар Соктоев. “Мы старались сделать атмосферу в своих подразделениях более дружелюбной, - говорит Дмитрий, - Относились к подчиненным с уважением, поздравляли с праздниками, дарили подарки, а еще решали конфликты словами, а не силой”.

Спустя год мужчину перевели в батальонно-тактическую группу (БТГр). В случае нападения на северную границу России эта бригада должна мгновенно среагировать. Начальство, увидев хорошие дипломатические и коммуникативные навыки Дмитрия, предложило ему обучиться на заместителя командира роты по военно-политической работе. Он выучился.

— Моей задачей стало поддержание здоровой атмосферы в подразделении. Военная служба — это психологическое насилие в каком-то смысле. Я стал той буферной зоной между жесткой линией службы и нормальностью. У меня, еще начиная с Суворовского, было желание помогать всем, и тут я продолжил это делать. Я благодарил своих подчиненных, пытался донести до них гуманные ценности, — говорит Дмитрий.

Мужчина помогал военным с получением выплат и служебных квартир, оспаривал несправедливые выговоры, разговаривал с подчиненными о нравственности.

Но Дмитрий осознал, что служба в армии не может полностью раскрыть его внутренний потенциал в заботе о людях и нужде образовывать их.

— Мне часто говорили, что я отхожу от курса прописанного. Я старался проводить занятия не по конспектам, а разговаривая и показывая фильмы, например, фильм «Эта замечательная жизнь» с обсуждением действий и поведения героев. Я считал это своей целью, говорил, как человеку стать человеком. Со временем я все острее чувствовал свой внутренний голос и понимал, что должен уйти из армии, — вспоминает мужчина.

«Я что, наемник?»

 

Перед границей с Украиной Дмитрий оказался в феврале 2022 года, за год до окончания пятилетнего контракта. По его словам, начальство не дало им никакой информации о том, что происходит и куда они едут, — лишь назвало происходящее учениями. Уже тогда «учения» мужчине показались странными, так как на границу отправили сразу две батальонно-тактические группы, одна из которых всегда должна оставаться в своей части на случай реальной угрозы.

— У нас и раньше были учения, но одна БТГр всегда оставалась, а тут все было иначе. Потом увидели скопление техники, но мы не думали, что война будет. А потом начался хаос: нужно подготовить подразделение, получить оружие, собрать материальную базу. В этой ситуации невозможно объективно оценить происходящее, — говорит мужчина.

Дмитрия прикомандировали к штабу армии. В его задачи входило, например, отслеживание обстановки на картах или фиксирование потерь личного состава.

По его словам, многие военнослужащие в самом начале полномасштабного вторжения в Украину отказывались выполнять задачи и покидали территорию Украины. Дмитрий не мог принять такого решения.

— Я чувствовал ответственность за своих людей. Внутри меня был диалог: «Неужели ты зассал, конечно, всем страшно умирать, но там гибли наши ребята, я не мог просто так взять и уйти», — признается он. Поначалу офицер даже осуждал военнослужащих, решивших оставить свои позиции.

Первое время у военных были силы и мотивация, но постепенно они начинали пропадать. Война начала затягивать, говорит Дмитрий. Он спал по 2–3 часа в день, и почти все время бодрствования занимался оперативно-штабной работой. Василец начал понимать, что происходящее — неправильно.

Одним из главных поворотных моментов для того, чтобы уйти с войны, стал прайс-лист, выданный военнослужащим. В нем указывались суммы за уничтоженные цели. Например, за вражеский самолет или танк.

— Я тогда посмотрел на этот лист и спросил самого себя: «Получается, я наемник, так, что ли?», — вспоминает офицер.

Вторым ключевым моментом стала смерть двух товарищей Дмитрия по службе на севере — одним их них был Алдар Соктоев. К пятому месяцу службы у контрактника появились саморазрушительные мысли, он перестал носить бронежилет.

По словам Дмитрия, он не сделал ни одного выстрела за пять месяцев, проведенных на войне.

— Все это время я ходил с пистолетом, зарядил и снял с предохранителя лишь единожды, когда в первый раз ехал через ленточку [так военнослужащие называют пересечение линии передовой]. К счастью, он не понадобился, я убрал обратно патрон в магазин и больше я его не доставал, - добавляет Дмитрий.

«Я отказываюсь продолжать службу»

 

Спустя пять месяцев службы командир предложил Дмитрию сходить в отпуск. Уже в тот момент Дмитрий знал, что не вернется назад. Мужчина написал рапорт на отпуск, отправил в штаб своей части, который находился близ границы с Украиной, но вскоре ему пришел отказ.

— Сначала я отчаялся, понял, что умру тут, а потом решил, что раз высшее начальство меня отпустило [в отпуск], то я поеду в штаб и там договорюсь. Приехал, поговорил, и меня действительно отпустили, — говорит мужчина.

Дмитрий сдал оружие, в Белгороде привел себя в порядок, купил одежду и поехал к сестре.

— Я чувствовал себя ужасно, плохой сон, меня трясло изнутри, дочка племянницы чувствовала мою энергетику, боялась меня. Мне было дискомфортно, и я уехал, — вспоминает собеседник “7х7”.

Он отправился в Улан-удэ к родственникам погибшего товарища Алдара, потом в Читу к близким погибшего Максима Биланчика. Там, отдохнув от войны и прислушавшись к себе, Дмитрий утвердился в решении не возвращаться на фронт. Офицер приехал в часть в Печенгу и попросил уволить его со службы.

— Мне сказали, что, если меня уволят, у меня не будет военной пенсии и квартиры. Мне уже было совершенно без разницы на эти материальные блага. Я написал объяснительную, сказав, что я отказываюсь выполнять все приказы, касаемые моего участия в СВО. К этому моменту уже были люди, и из нашей части тоже, которых без проблем уволили по НУК (несоблюдение условий контракта), - говорит мужчина.

Пока шел процесс увольнения, в Уголовном кодексе РФ произошли изменения — теперь уволиться было нельзя. В статью 332 УК ("Неисполнение приказа") добавились подпункты 2.1 и 2.2, согласно которым отказ от участия в военных действиях наказывался лишением свободы от двух до десяти лет. Дмитрия вызвали повторно в часть, построили в ряд с другими желающими уволиться и сообщили, что в случае невозвращения в Украину им грозит тюрьма. Дмитрий повторно написал отказ.

— Большинство ребят, кто приезжал увольняться, вернулись обратно в Украину, - добавляет он.

С момента письменного отказа возвращаться на войну до открытия уголовного дела, по словам Дмитрия, прошло около двух недель. Все это время на него давили, пугали сроками в десятки лет, вызывали в различные ведомства. В общем счете Василец письменно отказался от возвращения на фронт четыре раза. Расследование уголовного дела затянулось, за это время мужчина успел пролечить почки, посудиться с Российской Федерацией за непредоставление санатория, дать интервью “Новой Газете” и наконец пройти реабилитацию в санатории.

Прокурор запрашивал Дмитрию три года, судья назначила 2,5 года. Линия защиты строилась на противоречии военной службы убеждениям совести и вероисповеданию молодого офицера. Судья апелляционной инстанции сократил срок еще на три месяца, до 2,2 лет, так как Дмитрий был сиротой. Отбывал наказание мужчина в Калмыкии.

«Ты когда выйдешь, скажи там всем, что ты живой, чтобы перестали присылать письма»

 

Василец отбывал наказание вместе с другим отказником из его части — сослуживца Дмитрия осудили раньше на полмесяца, поскольку тот сразу признал свою вину. 

Представления Дмитрия о тюрьме были далеки от реальности. Он был готов к закрытому пространству и режиму дня, но были моменты, которые ему не понравились.

— Там в самом начале был досмотр, раздеться надо было и приседать голым, ужас. Так они убеждались, что у тебя ничего нет в анальном отверстии. Там при передвижении у тебя должны быть руки за спиной. В первый раз, когда я пришел в столовую и увидел эту баланду, я был шокирован. Я вообще человек непривередливый, но я не ел первые несколько дней, - рассказывает он.

Спустя три дня Дмитрий решил поговорить с представителями колонии и озвучил свои претензии. Администрация на них не отреагировала. Другие заключенные посоветовали Дмитрию спокойно работать, не качать права и дождаться условно-досрочного освобождения (УДО).

— В первую неделю моего нахождения в тюрьме мне прислали около десятка писем. Меня вызвал опер и говорит: «Кто тебе там пишет?» Я ничего не стал скрывать и сказал, что в интернете есть мое интервью. А вообще, как человеку, мне было неприятно, что он все читает, это же личные письма, которые мне люди писали, но такие там правила, - вспоминает офицер.

Дмитрий вспоминает, что позже письма стали сортировать. Прошедшие цензуру — в основном это поддерживающие письма — передавались Васильцу, а те, где было много политики, откладывались в сторону.

— Письма писать необходимо, там вся информация передается между сотрудниками администрации, они это обсуждают. Все понимают, что люди тебя поддерживают. В конце перед освобождением уже там так по-смешному было, администрация мне говорит: «Дим, ты когда выйдешь, скажи там всем, что ты живой, что все нормально, чтобы перестали писать письма», - смеясь, вспоминает офицер.

В заключении Дмитрий читал книги, перестал есть мясо, работал на огороде, потом устроился на колбасный завод.

Отсидев треть срока, Дмитрий подал прошение на УДО. У офицера были отличные отношения со всеми в колонии, его поддерживала администрация, были поощрения за работу, но это не помогло ему выйти по УДО с первой попытки. В суде посоветовали подать ходатайство когда пройдет половина срока. Спустя несколько месяцев Дмитрий снова подал прошение и на этот раз оказался на свободе.

«Я не жалею о своем пути»

 

Отбывая срок в колонии, Дмитрий воспринимал происходящее как путь, который ему суждено пройти, он искал успокоение в смирении, читал Новый Завет и книги о других религиях. Каких-то ритуалов по принятию буддизма Дмитрий не проходил, но чувствует, что эта вера ему ближе всего. По мнению Дмитрия, ритуал принятия буддизма носит формальный характер, главное — это вера и желание двигаться по пути к просветлению.

— Все это приходило ко мне постепенно. Наверное, сильнее всего я чувствовал свой внутренний свет, когда был в части на севере. Сейчас мне ближе буддизм, он дает тебе инструменты для внутренней работы над собой. Это философия подобна науке, этому нужно учиться, это путь длиною в жизнь, - говорит собеседник “7х7”.

По словам офицера, истинно верующий человек против войны, против убийства людей. 

— Но мы видим представителей разнообразных конфессий, которые поддерживают происходящее и агитируют на это других людей. Я считаю, что они далеко ушли от прописных истин. К таким у меня нет доверия. Они предали себя и тех людей, которым они якобы служат примером. Возьмите путь Иисуса Христа, он умер за наши грехи. Положил свою жизнь и не винил людей. Вот образец безусловной любви ко всем людям и настоящей жертвенности. Я хочу сказать, что только любовь спасет этот мир. Любите друг друга.

Сейчас Дмитрий проходит онлайн-курсы по буддизму. 

— Люди сейчас находятся в состоянии страха, это самая благоприятная атмосфера, чтобы творить зло. В уме не укладывается все то, что происходит, кажется, что ты в зазеркалье каком-то. Сейчас ни в коем случае нельзя опускать руки, нам необходимо поддерживать и помогать друг другу. Только через признание с двух сторон ценности жизни каждого человека можно что-то изменить. Свет есть в каждом человеке. Как говорят мудрые люди: “Лотос растет из грязи”, и мы можем научиться преобразовывать свои страдания в счастье, превращать свои раны в мудрость. Другого пути нет.