Палестинские гадюки в украинских беспилотниках. Социальный антрополог Александра Архипова — о военных легендах и жаргоне, распространяющихся среди россиян

В маске — жив, без маски — мертв

В российской повседневной жизни все, что связано с войной и смертью, оказывается табуировано. И потому что власти накладывают запреты, и потому что говорить на эти темы неприятно. В результате страхи и догадки о том, что происходит на фронте, выливаются в слухи и городские легенды. Возникает группа мифов с «правдой» про украинских солдат, вагнеровцев или про отношения с Минобороны.

Одна из самых распространенных военных легенд появилась в конце весны - начале лета 2022 года. Тогда началось контрнаступление ВСУ, и появились истории о “кастрированных мальчиках”. Звучали они примерно так: российский солдат вернулся с войны, его родственники обрадовались, решили женить бойца, а он повесился в сарае - потому что в плену его кастрировали.

По словам Александры Архиповой, таких историй было очень много. Люди даже указывали конкретный госпиталь в Ростове-на-Дону, где по легенде прятали кастрированных солдат. Независимые СМИ пытались проверить эти мифы, но как только журналисты связывались с предполагаемыми пострадавшими, те переставали отвечать.

Еще одна популярная легенда связана с ЧВК “Вагнер”. На рекламных плакатах ЧВК, агитирующих записываться в ряды наемников, как правило, изображаются люди в экипировке. Согласно мифу, если лицо военного в рекламе открыто полностью или частично, то этого солдата уже нет в живых. Были истории (неизвестно, насколько правдивые), что женщины ездили по разным городам и искали по этим плакатам лица пропавших без вести солдат.

Подобные легенды помогают россиянам интерпретировать новую реальность, объясняет Александра Архипова. Истории о “кастрированных мальчиках” максимально дегуманизируют образ противника.

Легенда о лицах вагнеровцев, по мнению социального антрополога, вскрывает сложные отношения между гражданами и властями, которые не делятся информацией об убитых. Узнать, жив или мертв твой близкий, по версии создателей мифа, можно только таким странным способом  — через интерпретацию билбордов.

Кроме слухов и городских легенд о том, как люди (не)возвращаются с фронта, есть и другие. В них подробно описывается, какие угрозы ждут россиян в их изменившейся повседневной жизни. С января 2022 года по январь 2024 Александра Архипова проанализировала 250 тыс. репостов таких легенд во «ВКонтакте», «Одноклассниках» и Telegram и разделила их на шесть групп.

1. Истории про этническое оружие. В этих легендах на территории Украины американцы создают биолаборатории, где готовят “биологическое, бактериологическое и генетическое” оружие против россиян.
2. Истории про биоагентов — зараженных животных, выпущенных из биолабораторий. Это могут быть свиньи, птицы, летучие мыши или комары. Их якобы специально заражают опасными вирусами, а птичий грипп или африканская чума свиней — биологическое оружие США.
3. Истории про предметы, зараженные инфекциями. Это может быть вода, зараженная холерой, или денежные купюры, зараженные туберкулезом. Все это, по версии мифов — дело рук украинских диверсантов.
4. Истории про отравленную воду и еду, которые привозят из Украины. Списки с опасными украинскими продуктами распространялись якобы от лица школьной администрации. В перечнях был тархун “Росинка”, мармелад “Апельсиновые и лимонные дольки”, карамель-барбариски, драже “Морские камешки” и M&Ms, батончик “MilkyWay”. Украинские диверсанты в легендах подбрасывали россиянам отравленную пестицидами черешню и огурцы с иголками.
5. Истории про бомбы, замаскированные под обычные предметы. Одна из самых популярных — легенда о том, как мальчику из Курска (или Воронежа) оторвало руку, когда он поднял потерянный на улице паспорт.
6. Истории, как диверсанты устраивают взрывы газа в домах. Для этого они звонят в дома, когда там есть дети, представляются газовиками и просят открыть газ.

Самыми популярные из них (60% всех легенд) — истории о разбросанных мини-взрывных устройствах, замаскированных под игрушки, айфон, паспорт, деньги возле школ и частных домов. При этом враг в историях редко назван по имени: мины появляются сами по себе или руками безликих диверсантов.

— Такие истории ближе к телу, — объяснила их популярность антрополог. — Зараженные птицы, которые могут быть выпущены — абстрактная проблема, а мина у школы — уже реальная угроза.

Легенды о заминированных объектах впервые появились во время мобилизации, а потом регулярно распространялись в соцсетях и мессенджерах. По словам Архиповой, их придумывали, чтобы найти объяснение, зачем воевать.

Популярность военных легенд, говорит исследовательница, возрастает во время социальных катастроф. Усугубляет ситуацию и недоверие жителей к институциям — возникает много легенд про врагов и подлинный источник опасности. По данным Архиповой, первый всплеск военных легенд пришелся на начало войны, следующий — когда стало ясно, что война затягивается. Активно распространялись такие истории и в начале мобилизации. В 2023 году пик пришелся на март: тогда россияне ожидали новую волну мобилизации после выборов, участились атаки дронов и взрывы на российских военных базах.

 

Сюжеты военных легенд часто оказываются старыми мифами, которые стали циркулировать в публичном пространстве вновь. Например, в марте 2022 года по соцсетям распространялась история о мальчике, отравившемся украинским лимонадом “Тархун”. По словам исследовательницы, эта легенда существует с 2014–2015 годов. Но даже знание этого факта не останавливает пользователей от репоста.

— Поведенческий экономист Даниэль Канеман считал, что в человеке есть две системы принятия решения. Одна система аналитическая: когда человеку приходится думать, но это довольно сложный процесс, требующий много ресурса и времени. Чтобы быстро принимать решения в повседневной жизни, человек полагается на вторую систему — стереотипное мышление. Поэтому люди гораздо охотнее верят знакомым сюжетам, — пояснила Александра.

Некоторые легенды образуются фольклорным образом: один что-то сказал, второй добавил, и дальше история развивается по принципу испорченного телефона. Каждый рассказчик старается добавить от себя деталь, чтобы легенда казалась более правдоподобной. Так работает цензура коллектива, которая стремится доказать: провоенная позиция - правильная. Смысл фольклорных текстов в том, что они должны отражать мнение социальной группы, отметила Александра Архипова. 

Распространением легенд часто занимаются провоенные сообщества. Например, воронежский провоенный паблик «Новости в никуда» запустил легенду о беспилотниках, внутри которых находятся огромные палестинские гадюки, модифицированные в украинских лабораториях. По версии авторов, такие беспилотники летают по Подмосковью.

— В 2023 году российская ракета попадает в дом в Днепре. Дом рушится, погибает огромное количество людей. На следующий день в России начинает стремительно распространяться легенда о том, что украинские злодеи звонят детям на домашние номера, просят их открыть газ, и газ взрывается. Получается инверсия: был взорван жилой дом, убиты люди — это абсолютное зло, и сам дом такой же, как российский. Это очень сильно провоцирует людей на эмпатию. Поэтому по пророссийским группам начинаются расходиться истории о том, как, мол, украинцы убивают российских детей. Их [легенды] первым запустил провоенный паблик в Дагестане, — рассказала Александра Архипова.

Легенда об украинских злодеях, пытающихся взорвать российские дома, возникла в ответ на реальную трагедию. Но иногда легенды возникают как “зеркальный фейк”. Последняя на момент публикации этого материала военная легенда, возникшая в июле 2024 года, — об отравленной воде “Святой источник”. Сначала она распространялась в Украине: российские военные якобы отравили воду под маркой “Святой источник”. Спустя время в России разошлась идея, что “Святой источник” отравили украинские диверсанты.

Собственные военные легенды есть и у россиян, не поддерживающих Путина. В январе 2023 года несколько человек рассказали исследовательнице, как неизвестный мужчина, представившийся майором, звонил им через мессенджеры и предупреждал о вагнеровцах-педофилах. По его словам, осужденных по статьям о сексуализированном насилии в отношении детей помиловали после участия в войне. Женщин предупреждали, чтобы они не отпускали детей одних после 19 часов.

Затем по соцсетям разошлась фотография с кладбища. На фото двое юношей в военной форме несут почетный караул на могилах. В подписи к ней указано: «Педофила, завербованного в ЧВК “Вагнер” и убитого в Украине, похоронили с почестями и с караулом из Юнармии». Эта информация не подтвердилась.

— Истории про вагнеровцев-педофилов, вымышленные и нет, возникают, чтобы предупредить об опасности. Жители их [заключенных, вышедших на свободу благодаря участию в войне] боятся, а официально об этой опасности не пишут [государственные СМИ]. Рассказ о педофиле — лучший способ мобилизовать людей, — отметила антрополог Архипова.

Словарь военного жаргона

Термины представлены «7х7» Александрой Архиповой и найдены изданием в тематических статьях. Некоторые из них уже существовали во время предыдущих войн и вновь стали актуальными из-за войны в Украине.

Броник — бронежилет (слово с предыдущих войн).

Вертушка — вертолет (слово с предыдущих войн).

Двухсотые — убитые военные. Термин существует с советских времен, используется как россиянами, так и украинцами.

За ленточкой — на фронте.

Зацепить — оставить легкое ранение.

Зеленая зона — относительно безопасная зона, хорошо защищенная от огня и наблюдения противника.

Зеленка — лес (слово с предыдущих войн).

Красная зона — самая опасная зона. Место стрелкового боя, когда противник находится в зоне видимости.

Мобик — мобилизованный.

Обнулить, задвухсотить — убить, расстрелять.

Обнулиться — быть убитым.

Пятисотые — военные, отказывающиеся от службы.

Передок — передовая на фронте (слово с предыдущих войн).

Прилет — удар ракеты.

Птичка — беспилотник.

Трехсотые — раненые военные. Термин существует с советских времен, используется как россиянами, так и украинцами.

Уехал в Сочи — дезертировал (СОЧи — самовольное оставление части).

«Слова “война” и “смерть” табуированы» 

Черта военного жаргона - он обходит стороной смерть, отметила Александра Архипова. Жены и родственники военных в своих блогах пишут и говорят “за ленточкой”, “зеленая зона”, “красная зона”, почти никогда - «фронт», «война» и «смерть». Эти слова табуированы.

По словам исследовательницы, у военного жаргона две главные функции. Первая —  не говорить о страшном напрямую. Вторая - обозначить свою причастность к группе. Любое профессиональное сообщество обладает собственным жаргоном и по этим словам идентифицирует своих. Это называется “антиязык” - он находится внутри языка и позволяет организовать уникальную подгруппу внутри большой группы.

— Тот факт, что образуется военный жаргон и люди его используют (даже те, которые не воюют), показывает, что они ощущают себя причастными к войне. Кроме того, существует реально военный жаргон, построенных на разного рода эвфемизмах. В начале войны военкоры боялись обвинений в дискредитации российской армии за упоминание слова «война». Поэтому они использовали эзопов язык, например, называли Россию в своих постах Лаосом. Таким образом они обманывают цензуру, — отметила Архипова.

Чем больше профессиональных слов человек использует, тем больше он чувствует принадлежность к особой группе. Так, жены и родственницы вагнеровцев, состоящие в телеграм-чатах, в жизни никогда не встречались. Но они быстро начинают заимствовать этот жаргон и используют его в общении друг с другом.

Социальный антрополог отметила, что военный жаргон используют и губернаторы. Например, глава Белгородской области Вячеслав Гладков пишет слово «прилет» в своих телеграм-постах. С начала войны он упомянул «прилет» 496 раз (данные на 6 августа). Мэр округа Стрежевой Томской области Валерий Дениченко в своем телеграм-канале часто использует выражение «за ленточкой».

— Таким образом чиновники показывают, что они солидаризируются с военными. «Мы с тобой одной крови, ты и я, мы говорим на одном языке», — пояснила Александра Архипова.

По мнению исследовательницы, военного жаргона не должно быть в языке чиновников:

— Чиновники не должны говорить про войну и убийства. Задача губернатора Гладкова — заботиться о жителях Белгорода, а не рассказывать про удар ракеты.