Затих шум швейных машин. По углам промзоны разбросаны кучи синтепона и курток «Техноавиа». На улице вдоль цехов прогуливаются усталые и заспанные зэки. Кто-то закуривает, образуя вокруг себя маленькие земляческие кружки, где разворачиваются громкие беседы, а кто-то, запыхавшись, только еще бежит переодеваться. Рабочий день подходит к концу, все находятся в ожидании сотрудника, который начнет съем. Из старого серого чемоданчика он вытаскивает карточки, называет фамилии, и мы по очереди покидаем швейку. Впереди еще проверка с построением на плацу.
Находясь в томительном ожидании среди усталых лиц и табачного дыма, замечаю сияющую улыбку одного парня, который будто бы сквозь толпу и стены мечтательно смотрит на волю. В его взгляде столько непривычного для здешних мест вдохновения и трепета, что он будто притягивает к себе. «Ну вот скоро дойду, дойду до него», – сказал он, кивая в сторону воли. Я вопросительно посмотрел ему в глаза, и он с доброй, красивой улыбкой объяснил, что уже долгие годы, находясь на территории промзоны, прогуливаясь после работы, смотрит на высокий тополь за стеной, мечтая когда-нибудь все-таки дойти до него и прикоснуться.
«Вот уже больше десяти лет иду в его сторону и теперь наконец-таки дойду. Месяц остался».
Среди скупости душевных диалогов и искренних светлых эмоций удивительно и интересно было услышать подобные слова. Я также взглянул на дерево за стеной, разделив с этим человеком его радостное ожидание и символичное стремление, пожелал ему удачи и скоротечности оставшихся дней неволи. Слышу знакомые фамилии, начался съем нашего барака.
Прошел год, а тот самый диалог о дереве, словно артефакт человечности в данных условиях, врезался в мою память. Теперь я стою на том же месте, среди той же гудящей утомленной толпы, ожидающей все того же сотрудника с тем же серым чемоданчиком. Вокруг нас почти ничего не изменилось, разве только среди лиц можно встретить редкие замены. Кто-то приходит, кто-то уходит, и это не особо заметно, ведь на строгий режим редко приезжают с маленькими сроками. Но сегодня мне в глаза бросилась синяя пустота за стеной: горизонт, очерченный для нас колючей проволокой, лишился ветвей того самого дерева, к которому так стремился мой собеседник год назад. Столь резкая перемена за стенами на окраине лагеря уже порождала множество слухов среди заключенных. Один проныра с гордостью имеющегося инсайда сообщил о приходе асфальтовой цивилизации в местный поселок. «Парковка там теперь будет», – сообщил он.
И в тот же самый миг, обнаружив отсутствие тополя, я подумал о том, насколько сильным ударом для того парня могло бы стать чье-то решение спилить это дерево, ведь он мог лишиться визуального символа того, к чему шел.
Мир за стеной терпит ежесекундные изменения и перемены, тем самым стирая многие из наших надежд и ассоциативных точек, связанных с нашими светлыми воспоминаниями. Порой нам хочется вернуться к теплу прошлой жизни, дабы утешить ностальгические чувства, но мир все-таки беспощадно изменчив, и все чаще он забирает что-то, чтобы показать новые картины, восприятие которых зависит от взгляда каждого.
Уже многие годы изо дня в день я теряю связь с прошлой жизнью, ее свободой, разрывая с ней скрепляющие нити пониманий и ощущений. Это участь каждого зэка-долгосрочника. Каждая потеря по-своему отзывается болью. Мы теряем собственные представления о воле и целые страницы прошлой жизни, которые с каждым витком времени отрываются и улетают в невозвратимость прошлого. Друзья присылают мне фотографии родных мест, которые изменились до неузнаваемости. И вроде бы ты осознаешь, что всего этого не избежать (перемены – естественный процесс движения жизни), но когда ты находишься вдали от постепенных метаморфоз и будто бы резким рывком вырываются страницы твоих представлений и воспоминаний – внутри что-то рушится, разливаясь тоской и грустью. Берега рек утратили дорогой моему сердцу вид, улицы и скверы, заброшки и тропы стираются временем, постепенно то, что я считал домом, становится будто чужим, такое ощущение, что я теряю родину…
Когда ты покидаешь вольный мир, и перед тобой закрываются железные двери ИВС и СИЗО, ты наивно думаешь о том, что по возвращении мир встретит тебя теми же объятиями и атмосферой. Но, увы, это далеко не так. Когда ты сам находишься в консервации, время за стеной мчится вперед, оставляя тебя за чертой своего движения. Но мы продолжаем идти к чему-то, не зная, останется ли наша цель достижимой, ведь терять ее бывает невыносимо больно. Каждый из нас всегда стремится к чему-то, и на этом маршруте строится вся наша судьба. Мы же, заключенные, идем по большей части к возвращению: к возвращению домой, к близким, к тому, что мы знали, любили и понимали, к возможности начать все с чистого листа. И когда ты теряешь какую-либо часть истока – сильнейший удар выбивает из тебя желание идти дальше.
Недавно я видел, как один молодой парнишка из нашего барака лежал на шконке с обреченным пустым взглядом, уставившись в потолок. Ему сообщили, что его мамы больше нет. Она жила в другой стране, далеко от него, и уже долгое время он не мог поцеловать и обнять ее, поговорить с ней вживую, но ему всегда казалось, что он еще успеет это сделать. Но он не успел. Теперь он утратил цель вернуться, потому что не знал к кому. Спустя некоторое время, когда он постепенно начал вновь встраиваться в лагерный ритм, он как-то невзначай поделился со мной: «Слушай, я и не знаю, для чего вообще жить. Мне все как-то неинтересно». «Надо найти цель», – ответил я, в то же время осознавая, насколько это сложно сделать здесь, особенно если впереди еще долгие годы возможных потерь и разочарований.
Уже сегодня последствия разных событий, прошедших за время моего заключения, сузили круг тех, кому я был бы готов пожать руку при встрече, хотя мне казалось, что они будут находиться среди тех, кто навсегда останется рядом. Кого-то из своих друзей и я уже никогда не увижу, не поговорю с ними, а сколько еще этих потерь у каждого из нас! Рушатся семьи, любовь не выдерживает разлуки, суровость времен расширяет расстояние между людьми, как территориально, так и мировоззренчески. Такова доля утрат, часть нашего наказания.
Спроси у счастливчика, которому осталось находиться в заключении пару недель, куда он пойдет. И он ответит тебе лишь то, куда он может вернуться, он расскажет о том, что помнит и что еще сохранилось спустя годы заключения, будто ожидая его освобождения, ибо другой новообразованный и изменившийся мир ему неизвестен.
Безусловно, мы, находящиеся в заключении, проявляя смекалку и целеустремленность, стараемся приобретать что-то новое, заводя новые знакомства, разрывая языковые границы и получая знания, тем самым стараясь выстраивать для себя всё новые и новые цели. Ведь считается, что те, кому некуда возвращаться, те, кто так и не обрел своей цели, рано или поздно вновь окажутся здесь, среди шума швейных машин и куч синтепона. Но вот тот самый парень, который шел долгие годы к дереву за стеной, уже вряд ли вернется сюда. У него все хорошо, он живет и работает у себя на родине в Ростове, где не так давно с интересом наблюдал за приближением событий, которые способны были изменить ландшафт исторической реальности; теперь все это происходило у него на глазах, он мог все это видеть и ощущать. Правда, все чаще кажется, что время сегодня мчится настолько быстро, что непредсказуемость поворотов сразу же затмевает собой то, что еще вчера казалось значимым.
Мы же пока что остаемся здесь, слушая, как падают деревья и летят щепки, но не теряя надежды, что нам все еще есть, к чему идти.
Август 2023-го
