Машина времени есть у каждого из нас:
то, что переносит в прошлое —
воспоминание;
то, что уносит в будущие —
мечты.
(Герберт Уэлс)
Здравствуй, мой дорогой читатель. Знаешь, сам факт того, что посредством этих строк ты можешь слышать мой мысленный голос, является моим бальзамом для измученной неволей души, а также рождениям новых стимулов для нескончаемой литературной работы. Ты слышишь меня, и это значит, что я еще не растворился в пространстве решеток.
Значит, что я еще остаюсь в огромном мире, способный оставлять в нем свои думы и слова. Не знаю, достаточно ли интересен для тебя поток моих размышлений или же все изложенное мной на бумаге видится лишь как арестантская белиберда. Но все же я продолжаю писать ради сохранения жизни в борьбе с затмением и ради продолжения нашего с тобой диалога, ведь, может быть, хотя бы на малую долю ты поймаешь глубинный ход моих мыслей и чувств, сохранив внутри себя новые осознания и впечатления.
Знаешь ли ты, как это, неистово желать свободы? Когда до щемящей боли в груди хочется стать корой деревьев облитой солнечным светом, стать асфальтом, по которому несутся машины, создавая характерный шум колес в даль, и стать листочком примятым каплями дождя, стать облаком пролетающим над лагерем, птицей, букашкой, стать тем, для кого не существует заборов и преград. Уйти в неизведанные просторы, заросшие гущи, и вдыхать запахи диких болот, валяться в стоге сена, обжигаться угольками костра, задерживать дыхание в прохладной глубине речной воды. А здесь, сука, томительно и тесно. Цикличность действий душившее вдохновение, стирание нежных внутренних порывов и чувств. Тошно. Зажмурил глаза, сжал кулаки, будто хочу взлететь со всей мощи в небеса, телепортироваться к зелени возле дома, к улыбкам, к теплу.
Воспоминания и мечты в условиях заключения приобретают более высокую значимость, потому что с помощью их мы пытаемся спастись от однообразности и тоски действительности. Свет отобранный у нас воли прошлых лет согревает душу теплом ностальгии, воображение грядущих дней свободы не даёт угаснуть надежде.
Мысли материализуются, пишут многие из моих друзей, даже цитируя каких-то ученых и философов. Вот и я выстраиваю целые сюжеты в своей голове, веря в чудо, как наивное дитя. "Все пройдет!" — кричали сотни, а может, и тысячи искренних голосов. Пройдут все эти нескончаемые смуты. Темная ночь закончится ярким огнем восставшей зари. И грезы станут реальностью. Картинки оживут. Сны станут явью. Строки превратятся в дежавю. Я дотронусь до мокрой земли, крепко прижмусь к теплу, чувствуя грудью биение сердца, сделаю вдох глубокий, пьянящий, свободный.
Я пишу страницы мечтаний как для себя самого, для отчетливого представления той жизни в которую я неистово рвусь и желаю воссоздать в реальность. Так и для тебя мой читатель, для скрепления той связи искреннего, душевного разговора, который я продолжаю вести с тобой. Прими мои мечты и всегда помни о своих, ведь они и есть тот свет, к которому мы идем и который освещает наш путь. Возможно вселенная примет мое отчаяние послание и даст волю чуду внезапному и торжественному.
СВОБОДА
Все произошло максимально неожиданно. Осознание, что завтра меня не будет здесь вызывало внутренний трепет. До последнего мгновения не верилось, что это время пришло, что все это на яву. Я не спал всю ночь, глядел в потолок и перебирал в голове слова, которые я скажу. Воображал картинки грядущего, думая о том, что я сделаю, кого встречу, что почувствую.
Утро пришло будто бы в счастливом дурмане. Крепкий чай, пару конфет, кофе, суета, пожелания, и я будто бы витаю где-то. Где-то, но уже не здесь, не в лагере.
Собрав в пакет лишь то, что важно для меня (записи, дневники, письма, фото и подаренные книги), я отправился в штаб.
Вонючая этапка встречавшая, а теперь уже провожающая меня своим зловонием. Сотрудники в темно-синем камуфляже озабочены своими делами. Штабные зеки здороваются и подмигивают. Шутки, в ответ на которые, я вежливо улыбаюсь, но сердце вот-вот выскочит из груди, ладони мокрые и тряска в руках. Выпитое кофе усиливает эффект внутреннего волнения. Страшно и радостно в одно мгновение, именно сейчас все изменится, все переродится в новый мир, иную реальность, все будет по другому.
"Пойдем", - слышу я голос сотрудника из-за приоткрытой двери. Он сказал это как-то обыденно, спокойно, сухо. Для меня странно было, такое спокойствие, ведь внутри меня бурлило столько эмоций. А ему абсолютно плевать, что было со мной за последние годы и что будет со мной через час. Для него я лишь объект, которого нужно довести из этапки к проходной, не более того. Как-то мучительно посмотрев на стопку моих бумаг, он лишь символически полистал их, не утруждая себя и меня, без пяти минут свободного человека, процессом прощального обыска. Пухленькие сотрудницы на проходной улыбаясь вызывают мою встречную улыбку. От женщин, даже если они в форме все-таки чаще исходят добрые и позитивные эмоции. Порой их уставная принципиальность более походит на умилительные капризы, но так бывает не всегда и не везде. Сотрудницы говорят что-то типичное в духе "не возвращайся сюда больше", а я отшучиваюсь и улыбчиво прощаюсь. У вертушки загорелась зеленая лампочка и раздался электронный писк. Теперь я больше не заключенный.
Открывается дверь. Вот он, тот самый знаменательный миг, который часто демонстрируется в фильмах. И свет, и воздух, и все окружающее живое пространство кажутся другими, забытыми мной, ведь я отвык от естественной жизни вне стен, я забыл свободу. Так много зелени вокруг. Все движется в непредсказуемой воле независимо от кого-то. Солнце греет и заставляет жмуриться. И воздух, воздух, я глотаю его, как будто нашел воду в пустыне. Крик рвется изнутри. Возникает сильнейшее желание скинуть с себя робу. За спиной захлопнулась дверь. Я вижу силуэты людей, они направляются ко мне, любимые, дорогие и сияющие радостью.
Крепкие объятия, долгожданные рукопожатия, суета, смех, все что-то говорят, снимают шутят, но мама будто бы кошка обвивает меня как котенка, притягивая к себе. Я волнительно улыбаюсь и думаю, что же сказать? Так долго думал об этом, годами сочинял первые слова на воле, а сейчас все забыл, парализован счастьем, совсем онемел.
Голос сопровождающего меня сотрудника как эхо прошлого вновь напомнил о себе. "Вам надо пройти, получить все необходимые документы". Бюрократическая необходимость станет последним актом моего взаимодействия с казенной системой. Я направляюсь к административному двухэтажному зданию находящимся недалеко от колонии своим ходом, прогуливаясь с другой стороны стен, я ловлю себя на мысли, что это процесс уже сейчас доставляет мне большое удовольствие.
Мне встречаются знающие меня сотрудники колонии. "О, Шакурский. Все, домой?" Тут мне уже и не хочется ничего отвечать."Угу", - киваю я, стараясь, избежать продолжения диалога. Они и так уже знали, что сегодня меня освободят, но зачем-то изображали удивление. Эта странная манера показной лживой неосведомленности всегда раздражала меня. Мама, с переполняющей ее радостью, тараторит о планах на сегодня, рассказывает, как они готовились к этому дню, как они ждали меня с самого раннего утра. Никто не перебивает ее. Ведь все знают, что она ждала меня не то чтобы с утра, а с того самого уже почти позабытого вечера, когда увидела меня в сопровождении спецназа.
Я пытаюсь урывками пообщаться со всеми, узнать что-то, запланировать грядущие встречи, ответить на вопросы, а мое внимание все больше и больше рассеивается в потоке новых впечатлений и ярких эмоций.
Осматриваюсь в последний раз изучая место, которое окружало меня столькие годы. Рассматриваю лагерь с другой стороны, вижу бетонные стены снаружи, вышки, сотрудников рот охраны, уфсиновские банеры. Переключаю свое внимание на деревья, макушки которых вызывали порой тоску своей недосягаемостью. Обещал себе прикоснуться к этим великанам. Подхожу, провожу рукой по толстому слою коры, рассматриваю листья на ветвях и осознаю насколько окружающее меня теперь пространство огромно, и сколько же мне еще предстоит вспомнить, рассмотреть, узнать, прочувствовать будто впервые. Мимо проходят местные жители, некоторые поглядывают на нас незнакомцев с интересом, хотя, кажется здесь все уже привыкли к гостям, ведь в лагере сидят люди с самых разных регионов и стран. Жители поселка не видят нас, но вот наших матерей, жен, детей, отцов они встречают у стен лагеря регулярно. Вижу местный продуктовый магазин. Его видно со второго этажа лагерной промзоны. Поэтому почти все заключенные знали об этом магазинчике и у многих уже имелся свой задуманный список того, что будет входить в перечень первой покупки на воле именно в этом магазине, стоявшим напротив зоны. Решил все-таки зайти в него, дабы восполнить свои представления и совершить некий ритуал. Утратив в растерянности все свои гастрономические предпочтения, я по инерции купил то, что так долго мне было запрещено. Я взял стеклянную бутылочку пива, то что она стеклянная тоже весьма важно и непривычно для меня, ведь согласно правилам режима стекло нам не доступно. К тому же временами меня накрывало огромное желание вспомнить горьковатый вкус хмеля, темного пива.
Все это время не затихали многочисленные беседы, хотелось наговориться со всеми за столь долгое время разлуки, но, порой, не хватало слов, и сама атмосфера встречи, ее долгожданность и в то же время неожиданность ставила в ступор.
Я как-то незаметно для самого себя успел переодеться, скинуть с себя лагерный черный костюм с серыми полосками. В скоротечной суматохе совсем забыл о желании символично сжечь робу в знак уничтожения клейма принуждения, казенщины и заключения. Слышал, что именно так сделал Олег Сенцов, оказавшись дома после обмена в 2018 году, а я тогда с доброй завистью смотрел, как он выходит из самолета вместе с другими освобожденными украинцами, по "России 24", находясь в камере СИЗО.
Я сел в машину, приготовившись к поездке домой. Это ощущение, состояние в котором находишься, встретившись со свободой, довольно сложно поддается описанию. Я будто бы переживаю сон, который не переставая посещал меня ночами томительной неволи.
Мама и здесь кажется подготовилась ко всему, во время нашего пути фоном играет музыка моих любимых музыкантов, наших друзей, символичные для многих слова: "Стены рухнут", "Воины света" и "Перемен", ставшие гимнами наших сердец и набатами борьбы за свободу.
Я сижу на переднем пассажирском сидении и смеюсь над позабытым мной ощущением передвижения человека в автомобиле, не будучи закрытым в тесном и душном боксе. Комфорт стал непривычным явлением, которое даже по началу вызывает неловкость.
Последний взгляд в сторону колонии заставляет меня задуматься о том, наступит ли то время, когда подобные места останутся пустовать. Опыт небольшого количества стран говорит о том, что такое в некоторой степени возможно. Но реально ли это здесь, в стране, для которой тюрьма стала неотъемлемой частью бытия, обязательным составляющим культуры, истории и политики? В моих мыслях напрашивается лишь один ответ, в который мне, если честно, не хочется верить. Приоткрываю окошко, врывающийся теплый ветерок приносит мне палитру самых разных ароматов, высохшей травы, лесных болот, дорожной пыли, цветов, тем самым восстанавливая полноту моего восприятия мира. Всматриваюсь в каждый контур быстро сменяющихся пейзажей. С глаз сходит пелена однотипности картин. Замечаю во всем такие мелочи, которые, кажется, никогда не были для меня видимыми. Хочется запечатлеть всю эту красоту в метафорах размашистых строк. Меня переполняет вдохновение. Мир, природа, воля побуждают меня к творческим порывам.
Мама уже знает о всех самых живописных местах встречающихся по дороге. Она довольна хорошо познакомилась с данным маршрутом, за время поездок ко мне на свидание. Мы останавливаемся чтобы сфотографироваться у разных стел, ознаменовавших собой роль данной республики в истории России. За нашими спинами покачиваются огромные сосны, а мы стоим будто туристы, возвращающие из долгого путешествия, улыбаемся, отмахиваемся от наглых комаров и жмуримся облитые горячими лучами яркого солнца.
Делаю глоток, смакуя горьковатый вкус хмеля, холодком и газом протекающий внутрь меня и вызывая забытое ощущение веселого помутнения. Я смотрю на жилой массив, лежавший разновидными домиками вдоль дороги. Огороды, срубы, гаражи, тропинки. Некоторые прохожие одеты в камуфляж, который шьется на пром зонах колоний. Улавливаю пролетающие голоса громкой мордовской речи, шум бензопилы, где-то заводится мотоцикл. Глубинка окружавшая меня все это время продолжала жить все теми же звуками и заботами. Я знаю весь этот сельский, деревенский и поселковый быт наизусть. Вся эта атмосфера изо дня в день повторяющихся картин была так близко, но в то же время мне ее так не хватало. Все эти куры, гуси, утки гуляющие около окруженных сеткой рабицы огородов с клубами цветов и посаженой картошки. Пасущиеся козы у дворов, разбитые жигули, кучи с песком и щебнем, и прогуливающиеся по обочине коровы. Я скучал по всему этому.
Разбитая дорога заставляет постоянно притормаживать и плавно объезжать многочисленные ямы и бугорки. Лишь спустя время, доехав по поселковой дороге до поворота, мы въезжаем на гладкий асфальт. Поворачиваем на право, набираем скорость, прибавляем звук и с ветерком катимся в сторону федеральной трассы. Проезжаем мосты, железнодорожные пути, телекоммуникационные вышки, придорожные стройки, линии электропередач, вагончики и высокие груды стройматериалов.
Всматриваюсь в темноту густых лесов которые сменяют лишь заросли оврагов и высокие камыши у мелких болот. Обращаю внимание на указатели населенных пунктов у поворотов и перекрестков, за которыми остается еще ряд лагерей самых разных режимов.
Разговоры с близкими во время поездки утратили ту скованность, которая была накинута почти на каждое слово в застекленных и решетчатых комнатах свидания. Можно было говорить все, что льется из души, не выбирая правильных форм, не думая о контроле и прослушивании, не заменяя терминов, ведь привычка постоянного осознания того, что твоя искренность может быть использована кем-то или может считаться преступной, сильно угнетает. Я внимательно смотрю на окружающие меня лица, и они кажутся мне какими-то другими, не теми, что видел в условиях заключения через стекло. Я удивляюсь вернувшейся мне возможности в любой момент прикоснуться к моим близким. Без лишней спешки рассмотреть их глаза, линии губ, каждое их движение, осознавая что через пару часов, на следующий день я вновь буду видеть их, вновь смогу дотронуться, обнять и слышать, могу постоянно быть рядом.
Мы обгоняем машины, кто-то обгоняет нас, а я смотрю на сидящих за рулем и пассажирских сидениях людей. Они разговаривают или внимательно следят за дорогой, такие разные, без уставной формы, ярко одетые, торопящиеся куда-то, озадаченные своими личными делами. Так интересно смотреть на них. Со стороны я наверное выгляжу как дикарь вернувшийся спустя долгое время в цивилизацию, в какой-то степени именно, так и есть. Я знакомлюсь с природой, с людьми, с социальным пространством заново, и оно уже не то, что было раньше. Привычная жизнь теперь уже не привычна для меня, все по-новому.
Когда мы приблизились к выезду на федеральную трассу, дрожь волною прокатилась по моему телу. Если ранее мы следовали по местам, которые я видел впервые, несмотря на то, что провел среди них годы. То теперь же передо мной открылся хорошо знакомый мне путь, окружающие картины которого я знал наизусть и временами с приятной ностальгией восстанавливал их в своей памяти. Помните, как у Кинчева в знаменитой песни: "Кому чья, а мне досталась..." Только у него трасса Е-95, а у меня своя, та самая, которая и побудила во мне новый приток эмоций. Так и хочется выйти из машины и пешком идти по ее обочине, как в старые добрые времена автостопа, спокойно прогуливаться узнавая каждый кустик, бревнышки у забора и поворот на заправку. Ландшафт постепенно начинает меняться по мере приближения к моему родному краю.
Густые леса сменяются зелеными полями. Становится меньше хвои, но больше берез. Столько мелодичных рифмованных строк сразу же приходит в голову. Хлопаю по карманам в поисках всегда имеющегося при себе блокнота. Близкие смотрят на меня и улыбаются. Мне дают тетрадный листок.
Прости, оставил я тебя,
Мой родник душевной силы,
Твои бескрайние поля,
Зеленых красок переливы.
Хочу обнять я весь простор
Твоих красот мною невиданных годами.
Мне пеленой служил забор,
Теперь же я с открытыми глазами.
Все-таки не выдерживаю и прошу остановить машину ненадолго, дабы поприветствовать здешние места. Притормаживаем у обочины. Я вышел, насыщаясь воздухом, смотрю на проплывающие высокие облака, прислушиваюсь к звукам природы, за моей спиной пролетают тяжелые фуры обдувая меня дорожным, горячим ветерком с запахом масла и бензина. Спускаюсь с обочины, прикасаюсь к колючим росткам маленьких травинок, у которых снуют муравьи и разные букашки. Над головой жужжат пролетающие насекомые, и у меня не возникает ни малейшего желания отмахиваться от них. Напротив, мне хочется послушать их жужжание, побыть среди них, насладиться их присутствием.
Шучу, мол, поезжайте без меня, а я к вечеру подоспею. Сажусь в машину с мыслью, что теперь уже я как можно чаще буду сталкиваться с природой самых разных мест, наслаждаясь ее звуками, ароматами, картинами.
Заезжаем на заправку. Вызываюсь помочь, а сам думаю о том, как бы сделать все правильно, не попадая в неловкое положение. Ведь со временем теряешь навык к каким-то даже самым обычным, обыденным вещам, забываешься, тупишь, отвыкнув от действий характерных только для жизни на свободе. Но все прошло нормально. Приятно осознавать, что сделал что-то как обычный, свободный человек. Хотя даже никто не обратил на все это внимание, лишь я сам тайно придал значения всем этим простым действиям.
Мы проезжаем знакомые мне полузаброшенные церквушки, указатели с названием населенных пунктов, разнообразные здания, магазинчики в вывесках "Продукты", грязные остановки, деревенские улицы, встречающиеся люди казались все как будто бы знакомыми. Я находился в заключении не так уж и далеко от родной области, но все же тоска о чем-то из детства, родном и постоянно окружавшем ранее, никогда не покидала меня. Помнится, как в ларьке колонии, который всеми назывался странным словом "лобаз" я купил пачку шоколадных конфет "Темная ночь", которые производятся в поселке, где я родился и вырос. В пору, когда мы были школьниками, кондитерская фабрика "Виктория" проводила для нас экскурсии, во время которых мы обогащались сладостями. Среди которых в том числе были именно эти шоколадные конфеты. "Виктория" находится через дорогу от музыкальной школы, на крыльце которой постоянно можно было ловить запах сладкого густого пара исходящий с завода. И вот ты сидишь за кружкой утреннего чая, окруженный чуждым для тебя пространством и, раскрывая этикетку конфеты, читаешь название родного поселка на ней, а после чувствуешь вкус тех самых сладостей из детства, и именно это эхо родины согревало даже в таких мелочах, за сотни километров от дома.
В машине заиграла песня Михаила Круга. Сразу вспомнилось, как мы вместе с дедом на бежевой пятерке ехали по этой же трассе в гости к родственникам. Играли песни Круга, смысл которых был еще совсем далек от моего понимания. Мне нравилась душевная мелодия и проникновенный бас знаменитого шансонье. Я понимал, что он поет о чем-то важном и пронизывающим сердца многих взрослых людей того времени, но познать всю жизненность и глубину данных строк приходится не каждому. Я далеко не сторонник романтизации тюремной жизни, но лагерная лирика после пребывания в местах лишения свободы действительно воспринимается иначе. Жаргонные слова и направление мысли этого жанра становятся понятны и даже близки. Ты все это видел, и чистоту в грязи, и романтику в условиях зла, и счастье сквозь боль. Теперь ты прожил это все, а не просто слышал.
"Словно сладостных сон, ни на что не похожий,
Только ворох золы, все, что есть от костра,
Только дождик и музыка в день непогожий
Вот и все, это было вчера".
Чем ближе мы становились к дому, тем больше происходящее было похоже на сон. Начал замечать, что многие хорошо знакомые места поменяли свой вид. Появились новые постройки, а что-то и вовсе кажется исчезло. Наши проходные тропы заросли высоким бурьяном, сёла обогатились новыми домишками покрытыми светлым сайдингом, но вот неизменным осталось придорожная полоса березовых посадок, место сбора древесного сока и грибов, здесь же проводились наши мальчишеские весенние пикники.
У мамы в очередной раз зазвонил телефон. "Мы подъезжаем", - отвечает она с нетерпением ожидающей бабушке.
Встречающая стела с названием населенного блестит в лучах заката. Мы съезжаем с трассы у резкой развилки ведущей к дороге поселка. Через несколько минут я увижу своих соседей, цветы и яблони во дворе, любимую бабушку, которая бесконечно верила в мое возвращение, накрытый праздничный стол с ее приготовлениями, ярко-зеленое поле и лес, мой дом, мою свободу.
СИЛА
Я сижу на возвышенности среди холмистого рельефа покрытого зеленым ковром. С высоты рассматриваю раскинувшийся передо мной простор. Многочисленные ручейки словно извилистые змейки ползут соединяясь в едино и тем самым образуя маленькое кристально чистое озеро. Чудь дальше видны окраины деревенских дворов откуда доносится перекрикивающиеся между собой возгласы пернатых будильников. Ветер гоняет эхо движения дорог растворяясь в лесном звучании щебета птиц, стрекотание кузнечиков и скрипа покачивающихся многолетних деревьев. Я сжимаю в зубах тонкую соломинку, не отводя своего взгляда от горизонта. Думаю о дальнейшем пути нащупывая необходимые и приоритетные планы, раскладываю по порядку все идеи и залежавшиеся в голове задумки, в вольном творческом полете мысли создаю что-то новое и временами обращаюсь к взятым с собой записям в тетрадях и чистым листами, на которых постепенно отражаю грядущие маршруты и задачи.
Вольная жизнь сбила с толку нахлынувшей суетой и скоростью происходящих событий. Четкий, но ограниченный распорядок долгих лет уничтожил со временем во мне навык концентрации на многообразие сфер жизни. В итоге растерянность приводит к распылению сил. Если раньше моей главной и основной целью было освобождение, то сегодня мне необходимо определение нового и не менее значимого курса, по которому я продолжу свой путь.
Многое еще впереди, и мне предстоит серьезный объем работы, для которой необходим поток свежих сил. Порой я отвлекаюсь от своих дум для сбора древесины на костер, готовки еды и прогулок в ближайшей местности. Под моими ногами россыпи хвойных иголок и множество шишек, я не спеша прогуливаюсь среди бросающихся в глаза творений природы, речные обрывы, рисунки паутин, покрытые высокой порослью курганы, сгоревшие от удара молнии одинокие деревья. Набираю речной воды с песчаного берега, чтобы помыть велосипед покрытый кусками засохшей грязи и небольшим слоем пыли. По пути в это место он пережил пару поломок, без которых трудно себе представить какое-либо путешествие.
Мой смартфон не принимает звонков, так как определенный отрезок времени я решил выделить для полного уединения с природой и своими мыслями. Лишь вечером, когда костер сохраняет только затухающий свет углей, и мой ареал погружается в ночную тень, лежа в палатке я начинаю испытывать малую долю тоски и скуки перед сном. Таинственные шумы ночного леса к которому привыкаешь только со временем могут вызывать некую тревогу. Когда находишься один в непроглядной темноте лесной гущи старые мистические рассказы всплывающие в памяти, уже перестают казаться нереалистичными сказками. Даже сам с умилением и насмешкой удивляешься над собственной робостью и фантазией. Оставшись наедине с навязчивым, раздражительным комариным писком достаю наушники и закрываю глаза под погружающие в древность звуки фольклорных и магического голоса Wadruna. Мой сон растворяется в вечности зеленых вершин.
Утро как всегда встречает прохладой и сыростью трав. Лучи рассвета пробуждающе врезаются в приоткрывшиеся глаза. Потухшие угли костра испускают последние выдохи дыма. Иду к ближайшему чистому ручью, чтобы умыться и уже в бодром состоянии начать новый день. Делаю пару глотков кофе из термоса и решаю пробежаться по узким тропинкам грибников. Вжух....
Какой-то зверек, видимо, наблюдавший за моим присутствием всю ночь, в быстром темпе скрывается в кустарнике. Я стараюсь дышать глубже, чтобы целительный лесной воздух разошелся по моим легким, очищая их от тюремного смога никотина, частиц производственного синтепона и иной грязи. Я возвращаюсь к необходимому человеческой жизни нахождению среди природы, гармонии чувств и мыслей, свободе воли. Я бегу, но не убегаю. Остановившись, прикасаюсь к влажной земле, собираю в ладони капли росы с диких цветов. Спускаюсь к берегу мелководной речушки, в кристально чистом течении которой можно разглядеть косяки мальков. Ополаскиваю все свое тело, будто смывая с себя весь налет усталости и накопившейся злобы.
Холод воды бодрит, разгоняет кровь освежая разум и освобождая его от всех лишних уже давно не нужных раздумий. Стайки пиявок уже не вызывают былой детской неприязни, кажется я даже не против если бы пару из них приклеились к моим ногам.
Солнце разогревает тело, придает ему иной окрас, избавляет от бледности и болезненного вида, освобождает от конвоя теней, оживляет весь организм. Чувствую постепенное пробуждение уверенной готовности идти дальше, бороться, любить, творить, постигать и развиваться. Ведь именно здесь, среди истоков природных сил свободных от железа и кирпича, закона и правил, стартует новое начало с приливом энергии и света, чистотой разума и души.
Порывистый ветер колышет молодые березки на окраинах леса, он волнами проносится по высоким травам полей и, достигнув меня, отгоняет зной наступающего жаркого дня. В голубом просторе небес парит большекрылый сокол, но теперь уже без изнывающей зависти, а с улыбкой восхищения я наблюдаю за его вольным полетом.
ЛЮБОВЬ
Мы прогуливаемся по цветущей аллее в благоухании ароматов сирени. Бутоны ярких цветков свисают с ветвей по обе стороны от нас. Самокаты, ролики, велосипеды проносятся по асфальтовой дорожке. Улыбчивые люди сидя на уютных лавочках нежатся на солнце. Детские площадки шумят в озорстве и играх ребятишек. Мамы не спеша прогуливаются с колясками, но мы же все чаще отдаляемся от пешеходной тропы к многообразию деревьев, зарослей и редких пенёчков.
Разглядываем палочки, листочки, камушки, тропинки муравьев, все маленькое, чуть ли не микроскопическое, незначительное для взрослого взора, но только не для нас.
- Пап, пап, смотри, он листик несет!
Сидя на корточках она восторженно призывает меня присоединиться к ее внимательному изучению маршрута насекомого. Я заинтересованно участвую в каждом ее открытии, награжденный лелеющем мой слух словом "папа" из ее уст.
- Он строит домик для своих детишек, да?
Давай поможем ему построить домик!
Мы собираем мельчайшие стебельки, из которых строим миниатюрный домик для муравья. Который в свою очередь и вовсе пропал из нашего вида.
- Но он посмотрит, какой мы ему красивый и крепкий домик построили, и со своей семьей, с маленькими муравьишками поселится там, да?
С совершенно серьезным видом рассуждает она.
Так мы и решили.
Во время нашей прогулки мы часто останавливаемся всматриваясь в сидящих на проводах и деревьях птиц, растущие ягоды и цветы, изучая их названия и задаемся множеством вопросов, ответы на которые я стараюсь подбирать максимально понятными и достоверными. Еще будучи студентом Педагогического института я зарекся никогда не обращаться к словам "вырастешь - поймешь", в любом контексте разговора с ребенком. Какие-то вещи действительно поддаются нашему пониманию лишь по степени взросления и жизненного опыта, но вопросы ребенка никогда нельзя оставлять без внятного ответа, создавая тем самым тупик и пустоту в его поисках и воображении. Бывает, что ее вопросы порой приводят меня в ступор незнания, и тогда приходится обращаться к интернету. Я, улыбаясь, читаю и сразу же стараюсь перевести смысл текста на детский язык, более простой и иллюстрированный. Порой она хмурится, как озадаченный кандидат каких-нибудь там наук, и пытается воспринять сказанное мной. В это время сквозь неудержимый смех от этой картины я спрашиваю ее: "Ты поняла?"
После короткого молчания она резко отчеканивает: "Да!" И, развернувшись, убегает искать поводы для новых открытий в ходе нашей прогулки.
Наблюдая за ее движением, обращаю внимание на то, что она уже подустала. Стремительный бег и пик активности сменился медленными усталыми шашками вразвалочку. Видно в каком направлении формируется ее характер, зародившееся гордость вероятно не позволяет ей попроситься ко мне на руки, а стремление успеть впитать еще больше впечатлений от прогулки не дает сказать о том, что она устала и пора бы уже пойти домой.
"Пойдем", - призываю ее к себе и сажаю на шею, направляясь к дому. Она с улыбкой встретила мое предложение и приятно обхватив мою голову маленькими ладошками воспряла силами и вспомнила игру в радио. Она вела свой прямой эфир с непосредственных мест событий, рассказывая, мимо каких зданий мы идем, во что одеты прохожие, какие машины находятся на стоянках. Она комментировала, кажется, абсолютно все, что нас окружало. Иногда, я мог переключить станцию на музыкальную волну, для того чтобы послушать, как она своим нежным голосочком исполняла хорошо запомнившиеся ей песни или же вовсе что-нибудь из того, что она могла сочинять на ходу.
А мне нравится погружаться в ее детство, переживать яркие мгновения вместе с ней, радоваться, учиться, узнавать, негодовать, открывать, смеяться.
Я как будто снова счастливый ребенок, но мое счастье заключается в ней. В ее детстве, в ее улыбке и озорстве, в ее первых шагах и словах, в ее присутствии. Когда я впервые взял ее на руки, твердо решил посветить ее счастью всю свою жизнь, хотя на самом деле я решил это намного раньше, когда еще рисовал в своих грезах мгновения нашей встречи. Теперь, когда она, моя заветная мечта, находится рядом, моим долгом стало осуществление родившихся в ней мечтаний, в этом и состоит непрерывное постоянство наших жизненных линий.
Порой мне просто хочется смотреть на нее, на ее милое, светлое личико, в красоте которого гармонируют наши с ее мамой черты. Подумать только, насколько чудесно творение жизни. Вот она, частица двух любящих друг друга людей, звездочкой воссиявшая во вселенной неповторимого светлого чувства, и своим рождением озарившая наши судьбы даря нам возможность любить и оберегать ее.
Во время ее крепких объятий, вместе с воздушным сладким ароматом я ловлю прилив чувств вызванный осознанием того, что она передает мне свою искреннюю любовь в тепле и силе своих детских эмоций. Ее плавные изменения во внешности, голосе, характере, привычках подобны цветочному расцвету вызывающему восхищение. И мне так хочется всегда быть рядом с ней. Стать для нее лучшим другом, достойным ее полного доверия, тем, с кем она всегда сможет поговорить по душам, поплакать и посмеяться. Вот и сейчас, подготавливаясь ко сну она продолжает играться со мной.
Притворяется будто заснула, но я читаю ее по колыханию маленьких ресничек и хитрой лисьей улыбочке, которую она пытается скрыть, прикусывая щечки, дабы я ее не разоблачил. Наша шпионская игра длится не долго. Насыщенность дня и мое чтение книги погружает ее в мир фантазий. Я слышу ее тихое сопение. Может быть, она сейчас летает во сне, странствует по сказочным мирам своего воображения, прыгает с планеты на планету встречая причудливых существ и принимая благодарность от муравья, которому мы построили домик.
"Если любить цветок - единственный, какого больше нет ни на одной из многих миллионов звезд, этого довольно; смотришь на небо и ты счастлив", - дочитываю я строки Экзюпери.
Спокойной ночи, мой любимый цветочек, моя осуществившееся мечта.
(Июнь 2022 г.)
Посвящается любимым и бесконечно верующим в мои мечты людям, моей бабушке Шакурской Нине Ивановне и маме Шакурской Елене.
