Александр Подрабинек: Не все могут смириться с унижением, даже в ФСБ!

 

В самих фактах коррупции ничего особо нового нет. Мы ли не знали, что силовики крышуют угонщиков дорогих автомобилей? Но каким тоном это сказано – обыденным, как само собой разумеющееся. Также как и предложенная в три с половиной миллиона евро взятка. Мелочный эпизод, достойный внимания только потому, что от взятки отказались. (Почему, кстати, взяткодателей отпустили?) 

 

Преступность в структурах власти стала обыденной. Настолько обыденной, что над ней даже посмеиваются, как Дмитрий Медведев на совещании с вице-премьерами, заявивший, что на Кипре, кажется, грабят награбленное. Очень смешно. Пришедшие в «Новую» офицеры ФСБ сообщили, что по имеющимся оперативным данным в доме бизнесмена М на МКАД, где кадыровцы держали похищенного им человека, периодически держат заложников. Дом известен, владелец известен, каждый случай похищения заложника – тяжкое преступление, а преступника не сажают. Почему? А как его посадить, если за его спиной все российское правосудие? Кто сажать будет? Бесполезное дело! Оперативники из ФСБ говорят об этом вполне буднично. Возможно, это у них профессиональное. Они к этому привыкли. 

 

Сверхзадача власти – сделать так, чтобы к этому привыкла вся страна. Все должны понять, что есть люди, которым разрешено совершать преступления. Они могут безнаказанно вбрасывать пачки фальшивых избирательных бюллетеней на выборах, если действуют в интересах «Единой России». Они могут скрывать от налогов свою зарубежную недвижимость, если они депутаты Федерального собрания или высокопоставленные государственные служащие. Они могут на своих авто сбивать пешеходов на «зебре», если служат в полиции или православном храме. Они могут заниматься бандитизмом на московских улицах, если они охранники Рамзана Кадырова. Путинская власть, расчетливая и своекорыстная, уводит страну во времена феодальных взаимоотношений, когда суверен и его челядь стояли выше закона. 

 

Казалось бы, где же здесь повод для оптимизма? Он, конечно, не в том, что протестная часть общества будет этому возврату в средневековье всячески сопротивляться. Это нормально. Он в том, что с таким положением неожиданно не согласились работники ФСБ – кадрового резерва власти, ее надежды и главной опоры. Этот маленький бунт с неизвестными пока последствиями почти наверняка не вызван политическим протестом. В основе его, скорее всего, профессиональное достоинство людей, не желающих выполнять рискованную работу впустую. Тут дело явно не в деньгах или карьере. Бессмысленный труд – унижение работника. Не все могут смириться с таким унижением, даже ради хорошей зарплаты и многочисленных льгот. И, как оказалось, даже в ФСБ!

 

Мы привыкли к тому, что ФСБ – опора режима. В общем виде это так и есть. Но в частных случаях это может оказаться не так. Может случиться, что даже верные опричники дойдут до некоторой черты, где их лояльность кончается. Описанный случай тому пример. Так же получилось недавно с некоторыми членами правительства, взбрыкнувшими по поводу «закона Димы Яковлева». Ведь одно дело – воровать и фальшивить, а совсем другое – явно обрекать детей на несчастье. Не все к этому готовы. Так же как и не все судьи оказались способными вечно издеваться над законом и потому ушли в отставку или были изгнаны из судейского сообщества. А что заставило пресс-секретаря Хамовнического суда Наталью Васильеву охарактеризовать дело ЮКОСа как заказное и политическое и представить тому доказательства? А еще раньше – Александра Литвиненко и его сослуживцев отказаться от покушения на Бориса Березовского и объявить об этом во всеуслышание на пресс-конференции? Да и других примеров немало.

 

Конечно, таких людей во власти – крохотное меньшинство. Но они есть. Более того, они и раньше были. В 70-е годы старший оперуполномоченный УКГБ капитан Виктор Орехов сотрудничал с диссидентами, а некоторые его коллеги молча сочувствовали тем, кого по долгу службы они обязаны были гнобить. Среди психиатров, осуществлявших принудительное психиатрическое «лечение» инакомыслящих, находились такие, кто помогал жертвам карательной психиатрии. Даже среди надзирателей в лагерях встречались прапорщики и офицеры, сочувствовавшие невинно осужденным. 

 

Людей этих всегда было микроскопически мало и в масштабах страны они «не делали погоды». Но сам факт их существования свидетельствовал о том, что даже в среде самых продажных и беспринципных служителей репрессивного режима власти не удавалось вытравить из каждого все человеческого. Не удавалось тогда, не удается и теперь. Это и есть немного странный для сегодняшнего дня повод для осторожного оптимизма. 

 

Отсюда