«Стараюсь быть полезной»: как эмигрантка из России помогает украинским беженцам в Польше

«Будто сама пытаюсь поддержать»

В польском пункте приема беженцев к волонтерке Вере Рябицкой подошла психологиня. По-польски сказала, что украинской беженке плохо и нужен переводчик, чтобы понять, что случилось. Вера знает польский и русский, поэтому начала беседовать с женщиной — та уверяла, что у нее все в порядке и «у всех так». Выяснилось, что она 10 минут назад звонила своим детям, которые остались где-то под Николаевом, и, когда они говорили по телефону, зазвучала сирена и связь прервалась. После этого у беженки началась истерика. Женщине тогда помогла психологиня из Киева. Она тоже была эвакуирована из Киева, поэтому получилось говорить на равных с украинкой.

— Когда я перевожу психолога, получается, что как будто сама разговариваю с человеком, пытаюсь его успокоить и поддержать, — говорит Вера.

Вера Рябицкая, бывшая журналистка агентства новостей «ТВ2» и The Insider, приехала в польский пограничный город Пшемысль, чтобы работать волонтером. Она записалась в центр TesCo — торговый центр, который теперь оборудован для приема беженцев из Украины. Там их размещают, кормят, оказывают медицинскую помощь и психологическую поддержку. Также консультируют об условиях приема беженцев в других странах Европы, если человек решил не оставаться в Польше.

Вера знает несколько языков, поэтому свою волонтерскую помощь стала предлагать именно в переводческой деятельности.

Работать приходится и по шесть, и по восемь часов. Некоторые волонтеры работают и все 24 часа. Распорядок дня разный: все зависит от задач. А еще от физического состояния: почти все, кто попадает в TesCo, начинают чем-то заболевать. В пункте большая плотность людей и много вирусов. Вера уже успела простудиться и переболеть ротавирусом. Сейчас волонтерка работает 10 часов в день с командой из Швейцарии.

— В TesCo есть национальные группы, которые собирают людей из Украины и вывозят в свои страны. Там их либо по семьям распределяют, либо дают комнаты в общежитиях. Представители разных стран ставят столы с флагами и рассказывают про условия, пособия и поддержку в своей стране, — объясняет девушка.

В Швейцарию ходит несколько автобусов в неделю. Мало кто из волонтеров этой страны знает русский и украинский языки. Им нужен был человек, который помогает в коммуникации. Поэтому Вера присоединилась к швейцарской команде и теперь переводит на английском, польском и русском языках.

— Недавно одна женщина рассказала, что ей надо транспортировать лежачую 81-летнюю мать. Перевезти женщину надо было в Норвегию, там жили ее родственники. Но это нереально, потому что везти маломобильного человека из Польши в Норвегию больше суток даже медицинским транспортом — это тяжелый переезд. И неизвестно, как пожилой человек это перенесет, — рассказывает волонтерка.

На консультации они решали этот вопрос и пришли к решению, что женщине с матерью лучше остаться в Польше, так как организовать самолет не смогли.

Однажды, вспоминает Вера, в центр поступила женщина из Северодонецка. Коллеги рассказали Вере, что женщина находится в оцепенении, ничего не ест и ни с кем не разговаривает. Вера решила с ней поговорить.

— Оказалось, что у женщины травма выжившего. Она осталась одна из всего подъезда. Постоянно говорила: «Зачем я выжила?» Она не хотела ничего есть. Не хотела переодеваться в чистые вещи, которые ей дали волонтеры. Требовала найти ей работу, была готова работать за 10 злотых в час, что очень дешево. Но главное — она жалеет, что выжила.

«Тюрьма — не самая хорошая перспектива для меня»

Чтобы попасть в Польшу, Вера пешком перешла границу России и Эстонии в Нарве. Там был пешеходный пункт — обычная будка. Вере задали формальные вопросы, хотя она готовилась к допросу. Начитавшись новостей о том, что российские пограничники проверяют всех и задают вопросы о политической позиции, Вера удалила из телефона почти все, оставив несколько приложений, чтобы не выглядеть слишком подозрительно. Но все обошлось, Веру пропустили через границу без допроса.

До эмиграции 27-летняя Вера занималась независимой журналистикой. Кроме ТВ2 и The Insider, журналистка начала писать для издания «Такие дела». Еще успела поработать в НКО «Институт права» и в фонде «Гуманитарное действие», помогающем наркопотребителям, людям с ВИЧ-инфекцией и нуждающимся в реабилитации.

Все это время Вера выходила на акции, в том числе антивоенные. Первый протест, который Вера хорошо запомнила, но в котором не смогла участвовать, потому что была слишком молода, — это Болотная. Девушка следила за ним онлайн. Сознательно стала протестовать, когда исполнилось 18 лет. Выходила в поддержку честных выборов, политзаключенных, сестер Хачатурян. Веру несколько раз уже задерживали на различных пикетах. Один раз полицейские ее избили.

Как только девушка узнала о первых антивоенных протестах в Москве, она вышла на Пушкинскую площадь. Тогда ей повезло: Вера смогла пройти в шествии и не оказаться в автозаке. В другой раз на Новом Арбате она встала в пикет с плакатом. Там ее и задержали.

— Я всегда выходила, потому что считаю митинги и пикеты абсолютно естественной формой выражения своего мнения. Я принципиально не согласна с тотальным запретом на уличные демонстрации в России.

Сейчас я понимаю, что такой метод протеста, как улица, уже невозможен, но тогда я решила, что буду выходить, пока могу, пока мне не угрожает уголовное преследование, — рассказывает Вера.

Вера никогда не поддерживала Путина и его политику. Рассказывает, что убийства людей и ее риски, связанные с выходом на улицу, несопоставимы. Вопрос, выйти или не выйти, перед ней не стоял. Вопрос был только в том, сколько времени она может выходить на улицу — и придется ли потом уезжать из страны.

Но уехать Рябицкой все-таки пришлось. Она думала об эмиграции последние три года и понимала, что это должно быть спланировано. Например, можно было переехать для учебы в университете. Но постоянно находилась какая-то работа в России: в журналистике или в НКО. Дела, связанные с отъездом и учебой, постоянно откладывались.

Критичным поводом стала угроза уголовного дела из-за участия в последней антивоенной акции.  Вера и раньше участвовала в пикетах и митингах. И подвергалась насилию со стороны полицейских. Однажды Вера была на очередном пикете в поддержку политика Алексея Навального в качестве журналистки The Insider. Она взяла редакционное задание, но силовиков это не остановило. Позже Вера написала заявление на полицейских и подала иск в суд. Однако дело зависло.

— Мой друг предложил помощь в получении визы в Шенгенскую зону, в Эстонию, — говорит Вера. — Я согласилась, подумала, что я буду наименее полезна кому-либо и самой себе в российской тюрьме. Тюрьма или даже какая-то череда административных арестов — для меня это была не самая хорошая перспектива.

Непричастны к режиму Путина

На волонтерской работе в Польше Вера устает и физически, и морально. Но считает, что состояние усталости лучше, чем то, как она жила в России и каждый день ждала обыска.

— Я устала гораздо больше от того, что происходило со мной в России, чем от всего, что происходит здесь. Хотя все равно сложно видеть людей, которые выехали из зоны боевых действий, и, куда бы ты ни пошла, слышать: кто умер, у кого [разрушены] дома, — говорит Вера. 

— Мне морально легче оттого, что я вовлечена в волонтерскую работу. Я даже не знаю, кто кому больше помогает в данном случае, — я беженцам или беженцы мне.

Откровенной ненависти Вера как россиянка на себе не ощутила. Больше вопросов задают: почему так получилось, и когда все это кончится, и сколько россиян на самом деле поддерживают ***** [спецоперацию]. Однажды волонтер из Украины ей сказал: «Теперь все россияне должны доказать, что непричастны к режиму Путина. Только тогда к ним будут нормально относиться». Вера с этим соглашается, хотя и считает, что есть большая разница между ней и условным пропагандистом Первого канала.

Возвращаться в Россию Вера в ближайшее время не собирается. Даже если Путин умрет и сменится власть, базовой безопасности в стране для «возвращенцев» не будет.

— Не знаю, насколько нормальное отношение будет к тем, кто уехал по политическим причинам и потом вернулся. Веры в то, что так будет, очень мало. Может, всем будет плевать, потому что таких много и мониторить всех таких людей очень трудно. Может, будут какие-то зачистки, поэтому я бы не возвращалась, пока ситуация не изменится радикально.

Вера пока живет бесплатно в волонтерском центре. Питается там же. Живет на свои сбережения, которые успела снять перед отъездом из России. Но у нее, как и у других россиян, которые эмигрировали, проблема с российскими счетами. Финансово помочь из дома ей никто не может. У девушки есть несколько вариантов, чтобы остаться в Польше: получить легальный статус, политическое убежище или гуманитарную визу. А затем искать работу и продолжать помогать украинским беженцам. И если получится, продолжать участвовать в протестах. 

— Здесь, в Пшемысле, я антивоенных акций пока не видела. Мне кажется, всем просто некогда, все занимаются беженцами. Но если буду в Варшаве и узнаю об акциях, то обязательно поучаствую. Чтобы показать, что есть россияне, которые выступают против ***** [спецоперации], а их не так мало, как кажется из-за российской пропаганды.

Текст: Лидия Кузьменко