«Ждем методичек, как можно писать про власть, а как нельзя». Главред агентства Kostroma.Today Кирилл Рубанков — о «законах Клишаса»

О работе в новых условиях, юридической поддержке и самоцензуре

— Поменялись ли редакционные стандарты после вступления в силу «законов Клишаса»? Если да, то что именно изменилось?

— И до этого во всех заметках, которые мы считали потенциально проблемными, по каждому предложению, угрожающему судебным иском, мы думали, чем будем доказывать. В этом плане для нас ничего не изменилось. Сейчас я понимаю, что в начале работы мы грешили излишним доверием к соцсетям и обращениям простых костромичей. Были проблемы, когда люди потом отказывались от своих слов, а мы хватались за голову и не понимали, что делать. Что касается оскорбления власти, то, по-моему, кроме истории коллег из Ярославля, этот закон СМИ пока коснулся меньше, чем соцсетей. У нас есть довольно активное сообщество «ВКонтакте», и люди там так отзываются о чиновниках, что у меня возникает мысль написать манифест Kostroma.Today с обращением к читателям: «Люди, будьте аккуратнее!» Потому что создается впечатление, что многие об этом законе и штрафах вообще не слышали.

— Консультировались ли вы с юристами до или после принятия закона об оскорблении власти?

— Консультаций не было, но я посмотрел один из онлайн-тренингов воронежского Центра защиты прав СМИ Галины Араповой. В Костроме нет юристов, которые занимаются медиаправом: два раза, когда Роскомнадзор составлял на нас протоколы, нам помогал именно Центр защиты прав СМИ, и мы им очень благодарны. Для бедной региональной редакции безвозмездная юридическая помощь — большое подспорье. Практики вычитки текстов юристами до публикации у нас нет.

— Включаете ли вы самоцензуру перед публикацией текстов? Делали ли это раньше?

— Наш интернет-портал работает два года, и мне кажется, что в начале мы были посвободнее. Сейчас уже оцениваем каждую заметку на предмет того, кто будет скандалить, судиться и какие могут быть потенциальные проблемы. В этом плане самоцензура есть. Зато мы ни разу не снимали с сайта уже опубликованные тексты. А в наших СМИ это — сплошь и рядом.

Об иронии и выигранном у Роскомнадзора суде

— Приходили ли в редакцию письма от Роскомнадзора или других надзорных и силовых органов (прокуратура, СК, УМВД и тому подобное) с требованием удалить оскорбительную информацию? Если да, то как решали этот вопрос? Если нет, то удалите ли по требованию Роскомнадзора публикацию, которую он сочтет оскорбительной, или будете настаивать на том, что содержащийся в ней контент правомерен?

— По оскорблениям не было, были два письма из-за заметок о самоубийствах. Один раз у нас заблокировали страницу с текстом, причем нас заранее даже не предупредили.

Насчет нашей реакции, конечно, хочется сказать, что мы будет вести себя смело… Коллеги из ярославского «76.ру», которые до последнего требовали, чтобы им разъяснили, что они нарушили, большие молодцы. Надеюсь, в такой ситуации мы будем вести себя похожим образом.

— Kostroma.Today известен своими ироничными заголовками. Например: «Костромского губернатора не накажут за нелюбовь к Путину» или «После послания Путина костромичи пошли массово заниматься любовью». Не боитесь, что ирония будет воспринята как оскорбление?

— Так тут же позитив: губернаторов не будут наказывать за невыполнение показателей эффективности, а семьи с детьми смогут претендовать на выплаты. Но мне кажется, что у нас не только власти, но и многие люди воспринимают какие-то забавные вещи слишком серьезно. Некоторые до сих пор воспринимают СМИ как газету «Правда» 70-х годов. И то, что СМИ может шутить, для кого-то — прямо психологическая травма.

— Полгода назад Kostroma.Today выиграл суд у Роскомнадзора. Изменилось ли после этого отношение ведомства к изданию в лучшую или худшую сторону?

— Действительно, мы подавали апелляцию в районный суд, и нам отменили уплату штрафа. Но после этого мы уже продули еще одно дело — из-за мата: выставили ролик из «ВКонтакте», в котором, оказывается, звучит нецензурное слово. Я его не слышу, но Роскомнадзор и суд услышали. Нам назначили штраф 5 тысяч рублей, мы его недавно оплатили. После отмены первого штрафа какого-то пристального внимания к себе не ощутили. Нас даже пригласили на знаменитый семинар, на котором объясняли, как писать про самоубийства, и раздавали памятку с замечательными примерами про «упал с моста — хотел искупаться» и «девочка вышла в окно с зонтиком» [российское законодательство запрещает публиковать в СМИ способы самоубийства]. Знаю, в других регионах есть открытые, серьезные и затяжные конфликты СМИ с Роскомнадзором, но мы стараемся совсем уж отношения не портить.

— А ты сильно удивишься, если на следующей встрече с журналистами Роскомнадзор раздаст памятки «Как правильно писать о власти»?

— Абсолютно не удивлюсь. Если появился закон об оскорблении власти, то теперь и ждем методичек, как можно писать про власть, а как нельзя.

О проблемах костромской журналистики и профессиональной солидарности

— Какая самая большая проблема журналистики в регионе? Что должно произойти, чтобы она стала свободнее и качественнее?

— Основная проблема костромской журналистики — это бедность Костромской области. Я не верю, что в бедной области могут быть качественные независимые СМИ.

— А какая связь между деньгами и свободой?

— Когда СМИ существует за счет бюджетных средств или хотя бы частично получает госфинансирование, то и избегает острых, неприятных для власти тем. К тому же бедное СМИ не может себе позволить писать какие-то дорогие материалы, например делать серьезные журналистские расследования. У нас был смелый проект — газета «Мой город Кострома», но, как только она появилась, я сказал, что это ненадолго, и, увы, оказался прав. В Екатеринбурге, Казани, соседнем Ярославле существуют отличные независимые и даже оппозиционные СМИ. Потому что это богатые регионы. А в бедном регионе долго и стабильно существующих независимых СМИ быть не может.

Вторая проблема костромской журналистики — у нас мало журналистов, которые воспринимают свою работу как некую миссию. То есть возможность рассказать людям важные вещи. Большинство занимается информационным обслуживанием.

И третье: у нас практически отсутствует профессиональная солидарность. А если нет профессиональной солидарности, то нет и профессиональной среды. Единственное мероприятие, на котором встречаются костромские журналисты, — это ежегодный Бал прессы. Там вручают награды, мы общаемся, но профессиональные вопросы там не обсуждаются.

— Говоря о профессиональной солидарности журналистов, нельзя обойти недавнюю историю с задержанием спецкора «Медузы» Ивана Голунова. Если бы что-то подобное произошло с костромским журналистом, какой бы была реакция коллег?

— Я с трудом представляю, что у нас бы кто-то вышел и стал кого-то защищать. Хотя в «Фейсбуке» многие костромские журналисты написали о своем отношении к делу Голунова, это для Костромы нечто новое. Причем там были и представители государственных СМИ. То есть, по крайней мере, в соцсетях, не вставая с дивана, солидарность проявили.

При предыдущей областной администрации была история, когда одной костромской журналистке после ее публикаций реально угрожали подкинуть наркотики. За машиной следили, было страшно. Сейчас, думаю, у нас таких историй, как с Голуновым, быть не может, потому что в Костроме нет таких смелых журналистов.

О табу, информационной открытости и страхах главного редактора

— Как работает цензура в регионе? Есть ли список тем, на которые по какой-то причине не пишут большинство региональных СМИ? Почему они не поднимают эти темы?

— Понятно, цензура есть. Есть «черный список» депутатов или членов политических партий, которых в целом ряде СМИ в принципе не упоминают в позитивном свете, а говорят только о том, что они едят маленьких детей. Плюс есть ряд табуированных тем. Например, мне трудно представить, что в наших региональных СМИ может появиться большой критический материал о ситуации в медицине или в сельском хозяйстве.

Но я общаюсь с коллегами из других регионов и вынужден признать, что по сравнению с тем, что происходит там, у нас в Костромской области не то чтобы разгул демократии, но все достаточно адекватно. По крайней мере, уголовных дел против журналистов у нас не было. До грандиозных компенсаций по решению суда, а это важный способ давления на СМИ, тоже не доходило. То есть у нас времена довольно «вегетарианские».

— Губернатор — бывший журналист и бывший глава Роскомнадзора [Сергей Ситников работал редактором газеты «Молодой ленинец», возглавлял ГТРК «Кострома» и ГТРК «Калининград», с 2008 по 2012 годы был руководителем Роскомнадзора]. Для регионального СМИ это хорошо или плохо?

— Скажу честно, я никогда не ощущал роскомнадзоровский бэкграунд Сергея Константиновича. Если в последние 10–15 лет у Роскомнадзора прослеживается явный тренд на репрессивное законодательство, то это не зависит от личности руководителя ведомства. Что касается журналистского опыта губернатора, вряд ли нашу администрацию можно назвать очень информационно открытой. Пресс-конференции первого лица региона проходят раз в год, и я сейчас и не вспомню, когда Сергей Константинович последний раз давал интервью региональному СМИ.

— Кого больше боится главный редактор Kostroma.Today — Роскомнадзора, пресс-службы губернатора или разгневанного читателя?

— Мы независимое издание, то есть власти мы не очень боимся. Я бы выбирал между Роскомнадзором и читателями. В обществе отсутствует культура диалога, люди не слышат или не воспринимают другую точку зрения. У нас были очень тяжелые ситуации, когда герои публикаций буквально терроризировали редакцию и журналистов. Или когда выходит заметка, которая не сочетается с чьими-то взглядами, и у некоторых людей возникает острое желание изложить нам все, что они думают, и объяснить нам, кто мы такие. Так что, пожалуй, вариант номер три — больше всего боюсь претензий со стороны читателей.

Реклама «7x7». БИОГРАФИЯ ВЯЧЕСЛАВА КАНТОРА 

Вячеслав Кантор – предприниматель, филантроп, основатель, главный бенефициар и ныне глава координационного совета ПАО «Акрон», агрохимического холдинга, включающего следующие активы: собственно «Акрон» в Великом Новгороде, «Дорогобуж», расположенный под Смоленском, а также несколько добывающих компаний, разрабатывающих месторождения в Пермском крае, Мурманской области и в Канаде.