Александра Гармажапова была парламентским корреспондентом «Новой газеты» в Петербурге, грозой депутатов петербургского Законодательного собрания, журналистом, написавшим расследование о «фабрике троллей» в Ольгино, активисткой объединения «Молодежное Яблоко», много раз наблюдавшей за выборами разного уровня. Два года назад она уехала из России — сначала жила в США, потом переехала в Чехию.
Сегодня Александра — редактор проекта «Кавказ. Реалии» на Радио Свобода в Праге. В интервью корреспонденту «7x7» она рассказала о том, почему уехала из страны, что должно произойти, чтобы ей захотелось вернуться на родину, и почему Кавказ стал ей интереснее Петербурга.
«В Америке очень интересно, но хочу быть ближе к России»
— Расскажи, почему ты уехала из России?
— Наверное, тут все вкупе. Профессионально мне стало неинтересно, я устала писать о депутатах, чиновниках. Плюс до 2014 года, до аннексии Крыма, когда ты писал о каких-то коррупционных делах чиновников и депутатов, они пытались оправдываться хоть как-то, а после 2014 года они стали отвечать: «Ты — нацпредатель, пятая колонна, ничего я тебе отвечать не обязан». И если бы это было поведение отдельных не очень умных чиновников — это одно, но чувствовалось, что и население также реагирует, что люди не хотят знать ответов на вопросы. Стало непонятно, зачем ты что-то делаешь, если это никому не надо. Мне кажется, что в тот момент у меня просто закончились силы. Для меня Америка была полезна тем, что там получилась подзарядка.
— Как появился вариант с Америкой? Ты специально искала там работу?
— Нет. У меня не было такого, что нужно было срочно уехать, найти какой угодно вариант для этого. Знаю, что кто-то так делает: ищет стажировки за границей. Я такого никогда не делала, не люблю заполнять всякие формы, заявки. У меня получилось так, что моя подруга Наташа Арно запускала организацию Free Russia Foundation в Вашингтоне. Ей, учитывая большое количество провокаций, нужен был человек, как правая рука, которому она доверяла, который ее не подведет, не подставит, не сольет.
— Но ты недолго смогла быть этой правой рукой, всего восемь месяцев. Почему?
— Я поняла, что мне неинтересно заниматься политикой, особенно международной, для меня это все как-то абстрактно. И я не люблю такие ситуации, когда я точно не знаю, какие интересы у этого человека, у этой стороны, о чем люди говорят между собой, когда у меня нет возможностей проверить. Как бы ни считали, что Петербург город большой, на самом деле он маленький, все как-то связаны между собой: твой друг — родственник какого-то депутата, твоя подруга работает в цветочном магазине, в котором затариваются все чиновники и депутаты, и ты знаешь, с кем они приходят, кому они покупают эти цветы. И ты знаешь, о чем они говорят в кабинетах за закрытыми дверями, для тебя это не является тайной, и поэтому у тебя сделаны правильные выводы относительно этого чиновника, ты знаешь, почему он себя так ведет. В международной политике все слишком глобально, а если я не готова отдать за эту информацию руку на отсечение, то я не буду в это вписываться. В ситуации с международной политикой это как раз тот случай.
— Как появилась возможность переехать в Чехию?
— Я очень хотела переехать ближе к России. В Америке очень интересно, но кроме того, что я не хотела заниматься международной политикой, меня раздражало, что, когда я просыпаюсь в Америке, в России уже все случилось — день прошел. Многие из тех, кто переезжает в Штаты, ассимилируются, интересуются местной повесткой и так далее, но мне было совершенно неинтересно, кто там победит на выборах, кто у них будет спикером парламента. Я понимала, что это не моя страна, меня эти вопросы не касаются, мысленно я была в России, я отслеживала новости из России. Помню тот момент, когда я только просыпаюсь, а Надежду Савченко уже освободили, у меня было ощущение, что все прошло мимо меня, что на родине происходят исторические события, а я не могу ничего отследить. Поэтому я понимала, что хочу быть ближе к России, но внутри страны возможностей в профессии немного, никакого роста там я для себя не видела. Поэтому искала варианты поближе, но чтобы писать не о Петербурге при этом и не о Бурятии.
— Почему возник такой критерий? Если с Петербургом понятно — надоело, то чем Бурятия не угодила?
— Там субъект еще меньше, чем Петербург, и если в Петербурге у меня в «верхушке» есть знакомые, знакомые знакомых, друзья, то в Бурятии мои родственники трудятся, скажем, на разных постах. Там, конечно, нет кланов, как в Чечне (тейпов), но от тебя все равно требуется определенная манера поведения.
«Я разбираюсь в Кавказе неплохо, но не на 100%»
— Как появился вариант с Кавказом?
— Я начала заниматься Чечней, когда она стала выходить на первый план: после убийства Бориса Немцова о Кадырове начали говорить буквально каждый день. И мне эта тема стала интересна.
— То есть Чечней ты стала интересоваться до работы в проекте «Кавказ. Реалии»?
— Да. Илья Яшин продвигал свой доклад «Кадыров — угроза национальной безопасности». Тогда Кадыров опубликовал видео, где в снайперском прицеле были Владимир Кара-Мурза-младший и Михаил Касьянов. И я написала колонку, которую перепечатал американский Newsweek, в Вашингтоне стали думать, что я разбираюсь в Кадырове. «Голос Америки» попросили выступить у них по теме Кадырова, и это, конечно, было несколько самонадеянно с моей стороны. Но когда я устраивалась на работу на «Кавказ. Реалии», мне помог тот опыт, так как уже была, что называется, в теме.
— Получается, что все твои желания исполнились: ты живешь рядом с Россией, пишешь не о Петербурге и не о Бурятии. Ты довольна? Это идеальное место работы?
— Да. Но я бы хотела еще ездить в командировки на Северный Кавказ. Это то, что меня удручает. Думаю, я разбираюсь в Кавказе неплохо (все же уже полтора года работаю), но не на 100%. Чтобы прочувствовать и понять до конца этот регион, я должна там часто бывать.
В петербургском парламенте мне нравилось, что после заседаний я могла зайти к помощникам депутатов, к депутатам и попить с ними чай. Если смотреть со стороны, кажется, что ты такой лентяй гуляешь по кабинетам, пьешь чай, конфеты ешь, но на самом деле из этих бесед ты узнаешь много информации. Когда ты подходишь с диктофоном и официально задаешь вопросы, человек начинает фильтровать информацию. А когда за чашкой чая тебе рассказывают, как сотрудник аппарата ухаживал за какой-то девушкой и предложил ее подвезти на служебной машине, тут тебя начинает интересовать — а почему служебная машина используется в таких целях, как контролируется использование служебного транспорта в парламенте и так далее. И вот без такого личного контакта мне сложно работать. Уверена, что если бы мне было надо, я бы и в дагестанском парламенте познакомилась с тем, с кем мне нужно, и вытянула бы нужную информацию, но из Праги это невозможно, а на местах у нас работают фрилансеры.
— В Петербурге ты была думским журналистом. Многие знают и помнят тебя как друга и врага депутатов. Следишь ли ты сейчас за той жизнью, интересно ли отсюда смотреть за тем, что происходит в стенах ЗакСа?
— Нет. Настолько много сейчас событий на Кавказе, что у меня нет времени следить за Петербургом. И я сейчас намного охотнее готова дискутировать на тему того, что происходит в Дагестане, Чечне, Северной Осетии. Хотя мои коллеги в Праге уже смеются, что они после моих рассказов хорошо разбираются в политике Петербурга и могут уйти в эту тему.
Я сама поняла, что отстала от той жизни, когда прошел вброс, что Ксению Собчак могут сделать новым губернатором Петербурга, и моя коллега писала материал об этом. Она тогда спросила у меня, когда в последний раз были выборы губернатора Петербурга, и задавала другие вопросы, а я в какой-то момент поняла, что не помню, какие сроки полномочий, что я не ориентируюсь уже в этом пространстве. И еще в 2016 году сильно обновился состав парламента, и я осветила только пару заседаний до отъезда. Так что некоторых депутатов я даже в лицо не запомнила.
Сейчас я стараюсь уйти от своего давнего ночного кошмара. В парламенте я видела много взрослых журналистов, которым за 50, и многие ходят в свитерах в катышках, и они берут комментарии у депутатов, которые младше них. Я всегда очень боялась стать журналистом в свитере с катышками. Я считала, что быть журналистом в парламенте прикольно и интересно, когда тебе до 25 лет. Так и произошло со мной, в 25 мне стало неинтересно и я ушла. Помню, как одна моя юная коллега немного высокомерно сказала, что меня в парламенте все ненавидят — сказала так, как будто меня это должно было обидеть. Но я ответила, что это значит, я хорошо делаю свою работу и могу написать о злоупотреблениях и тех, и других, и это — журналистика. Вот если тебя все любят, значит, принимают, скорее всего, за идиота, которого можно наколоть.
«В России я боюсь, что мне нахамят»
— Про работу все понятно. А что в плане быта, обустройства, контактов с местными жителями, где лучше — в Америке или в Чехии?
— Ну с американцами проще, потому что они очень общительные. Но с точки зрения быта здесь как-то понятнее, больше похоже на Россию. Видимо, хоть по натуре и по политическим взглядам я либерал, но в части быта я консерватор. Здесь как-то привычнее.
— Но при этом ты не учишь чешский язык, точнее, перестала его учить. Это означает, что Чехия — временный вариант для тебя?
— Английский — наше все! Но если серьезно, тяжело после работы еще что-то учить. У меня часто бывает, что я работаю по 12–13 часов, прихожу после этого домой, и есть время только на еду и сон.
Надолго ли я в Праге, сложно сказать. Мне нравится моя работа, нравится то, что я делаю, но я не готова, например, покупать здесь квартиру. Если бы у меня были семья, дети, то были бы другие приоритеты.
Меня всегда интересовал опыт жизни в разных странах. Когда человек рассказывал, что он жил в Америке, во Франции, например, я смотрела на него как на инопланетянина. И, наверное, моя жизнь была бы не состоявшейся, если бы я всегда мечтала, но никогда бы не попробовала пожить в разных странах.
— Какие эмоции у тебя вызывает фраза: «Работа в Праге закончилась, тебе нужно вернуться в Россию»?
— Нормальные. Ужаса нет. А с точки зрения журналистики там сейчас мне было бы интереснее. Потому что здесь мы стали немного рафинированными.
В моем идеальном мире я жила бы в Петербурге, работала в этом же проекте и ездила бы в командировки на Северный Кавказ. Хотя, конечно, нельзя упускать тот момент, что время и обстоятельства вокруг нас меняются. Например, раньше я относилась к хамству в России так, что если на тебя орут, то ты орешь в ответ, а уже через час забыл, что произошло вообще. Когда сейчас я летаю в Россию, я боюсь, что мне кто-нибудь нахамит или что при мне кому-то нахамят, что от этого у меня испортится настроение, и не на час, а на несколько дней. В этом смысле я стала более чувствительной после жизни за границей.
— Это произошло из-за того, что в Чехии не принято так общаться друг с другом? Просто отвыкла от такого?
— Да. Ни в Америке, ни здесь с таким хамским отношением, как в России, я не сталкивалась. Здесь тоже не самые открытые люди. Но они соблюдают дистанцию, стараются не портить другому человеку настроение, потому что берегут частное пространство и уважают его. А в России иначе.
Когда я была зимой в Петербурге, в одном супермаркете женщина не смогла что-то купить на купоны, и она орала на кассира долго и громко. Видно было, что кассиру было неловко. Мне ее было очень жалко. Эта ситуация меня расстроила, я потом несколько дней думала об этом кассире.
— Ну, ничего, вернешься — привыкнешь.
— Наверное. Так же, как и к хорошему, к плохому привыкаешь. Думаю, если поживу пару месяцев в России, буду сама толкать локтями и хамить в ответ [смеется].
«В России — время инфантилов»
— Многие активисты, оппозиционные, независимые журналисты (по крайней мере из моего круга) сейчас уезжают из страны. Есть люди, которые говорят о том, что такие «уехавшие» не имеют права писать о России из Риги, из Праги, например, потому что не живут больше в стране. Насколько это справедливо?
— Это заведомо ущербная позиция. Если я родился в своей стране, если я хочу, чтобы мои родные, друзья жили лучше в нашей стране, почему я не имею права высказываться? Возможно, если человек отказался от гражданства, сказал, что ничего общего иметь с «этой страной» не хочет, то есть сделал определенный выбор, такое мнение и уместно. Но у меня есть только одно гражданство, получать другое не планирую, поэтому это моя страна настолько, насколько и того человека, который живет в Москве или в Кемерово, например. Я не собираюсь отдавать кому-то свою страну. И имею право писать о ней правду.
— Тебя удивило, что в Праге на выборах победил Путин?
— С одной стороны да, потому что в прошлый раз здесь выиграл Михаил Прохоров. Мне говорили, что здесь популярно протестное голосование. А с другой стороны — нет, потому я видела избирателей. По внешнему виду, по поведению, по манерам можно понять, за кого человек голосует. Здесь было много собчаковских, и это тоже было видно. И Собчак заняла тут второе место. Но было много тех, кто приходил с флагами России, делал селфи с бюллетенем. В принципе, я понимала, за кого они проголосуют. В основном, это были туристы, конечно. Из примерно 20 тысяч россиян, проживающих здесь, с учетом приехавших туристов, на выборы пришли 3,5 тысячи человек. Поэтому я бы не сказала, что это Прага проголосовала.
— Что должно измениться в России, чтобы ты захотела вернуться? Чтоб не по нужде, а именно по желанию вернулась на родину, чувствовала бы себя свободным человеком и занималась любимым делом?
— Должны быть честные выборы. Но нынешней власти они не нужны. Потому что это — страшно.
Сейчас я нарисую идеальное государство, конечно. Если бы в России были честные выборы, если бы были независимый суд, нормальная правоохранительная система, если бы были хорошая система здравоохранения и независимые СМИ.
И даже если бы на Первом канале рассказывали о том, какой Путин хороший и какие хорошие дела он делает, а на втором говорили бы, что он принимает, допустим, спорные, неверные решения, это было бы отлично. В США, например, есть CNN и Fox News, и они нормально сосуществуют — ты можешь посмотреть то и то и сделать свои выводы о происходящем.
Нужен продукт, который давал бы возможность людям самим сделать вывод, а не навязывал бы им готовое мнение. И еще должно измениться отношение людей друг другу, должно появиться уважение. Предположим, завтра уйдет Путин, и что, все люди сразу начнут уступать друг другу места в транспорте и помогать нуждающимся?
Власть не прилетела с другой планеты, она — часть нас, и мы разрешаем ей быть такой, поэтому она чувствует себя вполне комфортно. В любой нормальной стране, если чиновник ворует и все об этом знают, то это неминуемо приведет к его отставке. В любой нормальной стране считается стыдным фальсифицировать выборы, то есть это не только незаконно, но это «западло». Если ты не можешь пройти процедуру выборов, то что ты из себя представляешь как политик?
Одно дело, когда ты понимаешь, что ты можешь быть каким угодно упырем, но ты прошел эти выборы, люди за тебя проголосовали, а другое дело, когда ты понимаешь, что ты выборы не выиграешь, если тебя не «проведут». Это накладывает свой отпечаток. Такое в России время охамевших инфантилов.
— Судя по твоему описанию, в Россию ты не вернешься. Во всяком случае, не скоро.
— Ну почему же, я — оптимист. Есть много неравнодушных ребят, которые делают полезные вещи, не связанные с политикой. Например, организация «Ночлежка» в Петербурге, которая помогает бездомным, или центр «Антон тут рядом», который помогает людям с аутизмом. Это такие небольшие очаги, но они важные. Это наполненные теплой энергетикой созидатели. Есть некоторые оппозиционеры, которые на митингах стоят с перекошенными лицами, и ты не уверен, что если дашь власть этому человеку, то он не закопает тут всех. Поэтому я рада, что есть люди, которые что-то делают позитивное, в некоторых проектах я участвую лично. Им надо помогать.
Реклама. Вы находитесь в поиске веб-программиста? Заходите на портал freelancehunt.ru. Здесь вы найдете опытного специалиста, например Анатолий Улитовский, который поможет вам осуществить ваши задумки и воплотить их в жизнь.
В Чехии делают Новичек. Я бы не поехал. Хотя пиво там отменное...
Саша, привет из Калуги! Элье