Супруга активиста Дадина после посещения мужа в колонии Сегежи: Это ад, я увидела совершенно другого человека

Супруга осужденного активиста Ильдара Дадина Анастасия Зотова 9 ноября смогла попасть на свидание с мужем в колонию № 7 карельского города Сегежи. После разговора с мужем она рассказала корреспонденту «7x7» о том, что смогла увидеть в исправительном учреждении.

Анастасия Зотова: Единственное впечатление — это полный шок, ад и сюрреальность происходящего, потому что 22 августа, когда мы с Ильдаром виделись, это был совершенно другой человек — бодрый, веселый, который рассказывал, как они в СИЗО чуть ли не на солнышке загорают.

— Это в Москве было?

— Да, открываются окна, они лежат и загорают. А когда я это вот вижу, это какой-то ад: у него трясутся руки, у него дергается губа — в одну сторону, в другую… Дергается щека, постоянный нервный тик. Он пытается говорить — он задыхается. Я боялась, что у него сейчас какой-нибудь припадок случится. Постоянно ему в трубку через стекло, когда мы общались, говорила: «Тихо, тихо, успокойся, все хорошо». Это очень страшно. И он говорит, что, несмотря на весь этот шум, который там происходит, людей продолжают точно так же избивать. Ты читал интервью Каляпина «Новой газете»?

— Нет еще.

— Там Каляпин рассказывает, как им мешали разговаривать с людьми, как им говорили «ничего не болтайте», как людей, которые пытались с плакатами выйти, увезли в другую колонию и не дали правозащитникам с ними встретиться. То есть понятно, что ФСИН всячески мешает. Ильдар рассказывает, что людей точно так же продолжают бить, по утрам слышны крики. Его самого не бьют, но его поместили в камеру для каких-то буйно-помешанных, и он сидит с мужиком, который реально сумасшедший. Продолжают на него давить, продолжают его не кормить.

— Ты говорила с ним по поводу перевода в другую колонию?

— Я с ним говорила по поводу перевода в другую колонию. Он говорит, что не хочет, чтобы его переводили, потому что других людей продолжают бить и он не может их бросить, потому что у него есть какие-то связи со СМИ через меня, через адвоката, а если он отсюда уедет, то у них вообще ничего не будет. В интервью Каляпина говорится о том, что восемь человек пытались привлечь внимание СПЧ, вылезли на крышу с плакатами, а их увезли в другую колонию. И Каляпин спросил, можно ли туда съездить. Нет, нельзя. Можно их обратно привезут? Нет, нельзя. И все. Эти люди пытались привлечь внимание, а сейчас что с ними — неизвестно. Мне, например, неизвестно, кто эти люди. У Ильдара, в силу того, что произошло, сейчас есть возможность каким-то образом привлекать внимание к этой проблеме. То есть, например, он надиктовал заявление в Следственный комитет. Сам он не имеет возможности подать заявление в СК. Там им запрещают вообще писать что-либо фактически. То есть распорядок дня такой: в это время ты убираешься, в это время ты там что-то делаешь. Времени для того, чтобы просто сесть и писать, — физически нет. Поэтому он пересказал, я все это записала. Как только доберусь до Москвы, доберусь до интернета, то заявление в Следственный комитет перешлю.

Что собираюсь делать я? Я буду просить, несмотря ни на что, чтобы его перевели из этой колонии, чтобы его перевели просто в больницу, потому что, черт возьми, ну это ненормально. Ильдар выглядит ровно так же, как мой 80-летний дедушка после инсульта. Этот дрожащий рот, эти губы, вот это все… Ему 34 года, это ненормально. Если он останется в этой колонии, то я не знаю, чем это все закончится.

Я буду просить, несмотря ни на что, чтобы его перевели из этой колонии, чтобы его перевели просто в больницу, потому что, черт возьми, ну это ненормально. Ильдар выглядит ровно так же, как мой 80-летний дедушка после инсульта

— А адвокат была у него? С этой стороны есть какие-то подвижки?

— Адвокат была у него вчера, но мы с ней так и не поговорили, потому что то она в самолете, то я в самолете. «Ты на суше, я на море — мы не встретимся никак» [смеется]. Я приеду в Москву и мы с ней поговорим. Еще она обещала завтра позвонить даме-адвокату, которая сегежская, чтобы у Ильдара была связь с местным адвокатом, которая бы могла ходить раз в день, потому что Ильдар говорит: «Я не имею возможности писать жалобы. Нужно, чтобы ко мне ходил адвокат, который бы писал все эти жалобы». Нужно обжаловать все эти ШИЗО, потому что ясно, что они были совершенно незаконны.

Мы разговаривали четыре часа, я сидела, писала… Половину не поняла, что он говорил. Это просто тоже нужно сейчас все перебивать на компьютер и, я не знаю, переводить на английский, все это публиковать, потому что это настолько адски. Он даже рассказывал то же самое, что было в письме, но это все намного более адски в подробностях. Там просто невероятно.

— Переговоры через трубку — их никак не контролируют? Никто не слушает?

— Переговоры через трубку все прослушиваются, разумеется. Мне кажется, что наши переговоры там прослушивали всем начальством колонии. Но они же не могут ему запретить говорить обо всем об этом.

— Какая помощь нужна, какие действия?

— Я пока еще не знаю. У меня спрашивали, что могут сделать люди, которые не являются гражданами России — из Европы, Евросоюза... Я говорю всем одно и то же: нужно писать письма, нужно писать в Следственный комитет с требованием расследовать дело. Нужно писать, я не знаю, Москальковой, писать всему руководству ФСИН, писать требования перевезти Ильдара в больницу из-за состояния его здоровья. Как можно больше поднимать эту проблему, потому что сейчас пытаются все это дело замять. Я не знаю, ты в курсе или нет, из интервью Каляпина я знаю, что по колонии их водил мужчина с фамилией Федотов. Он бывший начальник «семерки» [колонии]. В 2012 году он был начальником «семерки», и тогда тоже шли сообщения о пытках. Потом все эти сообщения радостно были замяты, Федотов пошел на повышение, а Коссиев стал начальником «семерки». Понятно, что они будут покрывать Коссиева, они сделают все что угодно, чтобы это куда-то не дошло.

Все, у кого есть мозги, должны признать, что пыток не должно быть вообще. Нужно бороться с этим всем миром. Не знаю, сможем ли мы победить это во всех колониях. Именно в этой конкретной колонии все люди, которые принимали участие в пытках, должны быть наказаны, и в том числе должны понести уголовное наказание, а не только дисциплинарное. Это просто ясно как божий день.

— То есть нужна максимальная публичность, — это самое главное, что можно сделать.

— Ну да, потому что если публичности не будет, они смогут творить все что угодно. И единственный шанс — это привлекать внимание, в первую очередь — Москвы. Потому что в Карелии они все между собой повязаны.

— Как часто к Ильдару вообще можно попадать сейчас, как там с передачами?

— Передачи на строгих условиях содержания, куда его поместили незаконно, очевидным образом, можно передать раз в четыре месяца, свидания краткосрочные — раз в полгода и длительные раз в полгода, то есть четыре свидания в год. На длительное он обещал написать заявление. Но это проблема, потому что он не может там писать, как я говорила, им не дают времени на то, чтобы писать. Мне надо прийти в колонию и сказать — дайте мне длительное свидание». Не факт, что дадут.

* * *

Активист Ильдар Дадин — первый в России осужденный по статье 212.1 Уголовного кодекса («Неоднократное нарушение установленного порядка организации либо проведения собрания, митинга, демонстрации, шествия или пикетирования»).

В сентябре 2016 года он был этапирован в карельскую исправительную колонию № 7 в городе Сегежа, откуда через адвоката сообщил супруге о пытках. В колонию к Дадину приезжали члены Совета по правам человека при президенте России Игорь Каляпин и Павел Чиков, которые пришли к выводу, что жалобы «подтверждаются на местности». Федеральный уполномоченный по правам человека Татьяна Москалькова после встречи с Дадиным рекомендовала перевести его в другую колонию.

В защиту Дадина прошли десятки акций в России и за рубежом. Международная правозащитная организация Amnesty International признала активиста узником совести.