С тех пор как я объявила себя феминисткой, говорить на одном языке со мной могут только сами феминистки и редкие прекрасные профеминисты. Остальные все время пытаются вызвать на допрос. Ага, ты феминистка, ну ладно, тогда скажи нам, почему вы требуете равных прав, а не идете работать в шахты, не записываетесь на горячие позиции. А хотите только номинального равенства.
Я поначалу ввязывалась в споры по каждому поводу и, если человек находился на подготовительном уровне знаний, начинала просвещение с нуля. Потом поняла, что очень раздражаюсь, объясняя очередному страдающем патриархатом головного мозга. И перестала вести ликбез среди дебилов. У меня не хватает терпения.
Патриархальное течение жизни влияет в нашей стране на все. Не только на базовые вещи: неравенство в зарплатах и в должностях. Но и в так называемых стадиях дозволенности. Что позволено мужчине, того никогда нельзя женщине. Иметь пузо и неопрятный вид для мужика – милая распущенность, признак возраста, авторитет. «Это не живот, это мой капитал», — говорит солидный мужчина. А если женщина с животиком скажет такую фразу, это будет выглядеть фриковато и не мило ни разу. Мужчина, у которого много женщин, – бабник, женщина, у которой много мужчин, – шлюха.
Все это мило и забавно, если бы не перекидывалось на более серьезные вещи. Например, виктимблейминг. Самое чудовищное патриархальное влияние – это осуждение жертв насилия. Месяц назад я опубликовала у себя в соцсетях анонимно историю своей подруги, подвергшейся оральному насилию известного в Карелии доктора. Эта история звучала на девичнике «Наговорила» два года назад. И сразу после того, как мы прочитали ее (а это формат документальной читки), ко мне подошли три разных девочки и назвали фамилию доктора-насильника, потому что с ним случилось то же самое. Доктор во время сеанса иглоукалывания, когда пациентки были голые, беспомощные, утыканные иглами, совершал над пациентками насилие.
И вот только в этом году я опубликовала историю подруги с ее разрешения, она уехала из страны, и ей наконец-то хватило мужества и сил дать добро на обнародование.
После публикации открылся портал в ад. Мне начали писать десятки женщин, пострадавших от этого доктора. И я стала описывать все истории публично, сохраняя анонимность самих девочек.
И что тут началось? Да то, что происходит в патриархальной среде.
Во всем винили девочек. Зачем ходила. Сама виновата. Могла бы дать отпор (Правда? Голая, утыканная иголками?). Один из главных упреков: почему не пошла в полицию сразу же. А вы знаете, сколько у нас девочек подает заявление о насилии? А сколько из них принимают? А сколько насильников наказывают? У нас наказывают не преступника, а жертву, пропускают через множество этапов унижения, если все же подаст заявление о насилии или домогательствах, то будут смаковать детали, ухмыляться, издеваться. Все это без психологов, без поддерживающих процедур.
Зная статистику и отношение силовых структур к насилию и наказанию за него, девочки даже не доходят до полиции, потому что испытать еще одно унижение – это смогут не все. Нужно очень большое мужество и ресурсы. А какие после насилия ресурсы.
Вернемся к правам женщин. Вроде бы все граждане Российской Федерации имеют равный доступ к защите нас полицией, которая живет на налоги, в том числе и от трудолюбивых женщин. Но по факту защита после насилия женщине не предоставляется ни в каком виде.
Уже на уровне обсуждения в соцсетях женщина виновата. Не поддержка, не утешение, ни советы, а сама виновата. Зачем ходила спину лечить? Напомню, мне пришло больше 100 сообщений о похожих историях. Доктор, имеющий заслуги, награды, регалии, 40 лет насилован женщин в своем кабинете. При свете дня. При медперсонале, который, я уверена, тоже знал о делишках своего босса. Но никто ни разу не вступился за бедных больных женщин. А в соцсетях, когда я обнародовала все эти многочисленные преступления, обвинили меня – за то, что порочу имя заслуженного врача (имя я ни разу не опубликовала), девочек, за то, что не сопротивлялись, за то, что плохо сопротивлялись, что повторно ходили на прием, хотя знали, что их ждет.
То есть тот, кто совершал много лет акты насилия и домогательства, просто шалун, доктор с со своими приколами, как описывали его медики из ближнего окружения, а вот пострадавшие – да, этих можно и пообвинять. Ведь им стыдно они никогда не пойдут в полицию, они никогда не признаются в том, что было. Поэтому – нет свидетельских показаний – нет преступления.
Для меня в этой истории самым справедливым было бы подачей группового иска. Но я не могу набрать пять девочек из недавно пострадавших. 5 согласных идти в полицию. Зато есть десятки тех, кто пострадал давно и готов идти свидетелями. Доктор совершил идеальное преступление. А девочки, пострадавшие от него, не могут даже претендовать на защиту и заслуженное наказание преступника.
А вы говорите, почему мы не идем работать в шахты. Да, равные права можно выравнивать по многим линейкам. Но хотя бы базовое право на защиту, дарованное нам конституцией, хотя бы его предоставьте. А в шахты по желанию пойдут, если захотят. Ведь на работу пока ходить и выбирать профессии – дело добровольное.
