Объектами насилия и в семье, и вне ее чаще всего становятся люди, не способные дать отпор агрессору
В семьях такими людьми становятся чаще всего дети. Следом идут женщины и престарелые граждане. С одной стороны, детям сложнее всего – они полностью зависимы от родителей, которые зачастую и являются главной угрозой для жизни, здоровья и полноценного развития ребенка. С другой – и помощь им в этой ситуации оказать сложнее, чем остальным возрастным группам.
Прежде всего потому, что в России нет ювенальной юстиции – и, скорее всего, ее не появится в ближайшем времени. При этом борьба с нею ведется неимоверная. До начала наступления «эры ковида» именно с ювенальной юстицией всевозможные «Народные соборы» и «Русские лады» и другие «Родительские отпоры» бились не на жизнь, а на смерть. Собственно, все протесты (назывались они «молитвенными стояниями» - судя по всему, чтобы не попадать под действие закона об экстремизме) касались именно противостояния с внесенным в Думу незадолго до пандемии законом о профилактике домашнего насилия. Примечательно, что эти не самые массовые, но вовсе не одиночные акции никак не привлекли внимания правоохранителей.
С чем же фактически боролись собравшиеся? В основном с фактами изъятия детей из родительских семей, которые имеют место быть и безо всякой ювенальной юстиции. Ими, в рамках статьи 77 Cемейного кодекса Российской Федерации, занимаются сегодня государственные органы опеки и попечительства. Причем нельзя сказать, что их деятельность так уж бесполезна – дети в России и в Ярославской области продолжают погибать от рук родителей. Впрочем, чаще всего преступниками становятся сожители матерей, которым маленькие дети попросту мешают должным образом «отдыхать». Так было недавно в Ярославле, когда избитый ребенок пяти лет скончался от тупой травмы живота. Избил его сожитель матери, его биологическим отцом не являющийся. Иногда бывают и ситуации, связанные с сексуальными «предпочтениями» взрослых – тогда общественность узнает об очередном «рыбинском маньяке». Получается, что служба опеки виновата всегда: или она отнимает детей из семьи, что причиняет моральные страдания и детям, и родителям; или не отнимает – с последствиями еще более тяжелыми. Иногда – необратимыми.
Когда практические вся юстиция работает как инструмент принуждения и расправы, изъятие детей из семьи становится карательной мерой
Недавно в Государственную думу Российской Федерации внесен законопроект, согласно которому дети могут быть изъяты из семьи только по решению суда. Кроме того, сама процедура разъединения семьи – даже если ребенку в ней угрожает несомненная и явная опасность – должна производиться с минимальным психотравмирующим воздействием. «Многолетняя практика применения статьи 77 Семейного кодекса РФ нередко свидетельствует о произвольном вмешательстве органов власти в дела семьи, от чего страдают как дети, так и родители (усыновители, опекуны)», — говорится в пояснительной записке к законопроекту. По предложению его авторов дела об изъятии детей при угрозе их жизни и здоровью должны рассматриваться судом в ускоренном режиме — в течение 24 часов с момента поступления заявления от органов опеки или от полиции. Заседания будут проходить в закрытом режиме. К большому сожалению, и здесь ни слова не сказано об обратном – какие условия должны выполняться для того, чтобы вернуть ребенка в семью. Чаще в этом случае государственные учреждения, наоборот, начинают процедуру лишения родителей родительских прав.
Что же касается ювенальной юстиции, то да – она появилась на Западе. И касалась изначально тех преступлений, которые совершают… дети. Краеугольным камнем этого направления права было то, что нарушение закона, допускаемое детьми, – это не их вина, а их проблема. Вот для выяснения ее причин, а так же для разработки способов противостояния этим причинам, ювенальная юстиция и разрабатывалась. Отсюда, собственно, понятны страхи россиян перед этим механизмом – в ситуации, когда практические вся юстиция работает как инструмент принуждения и расправы, изъятие детей из семьи становится карательной мерой. Тем более, что в нашей стране помнят и о карательной медицине, в отдельных ее отраслях, и о карательной педагогике. И если ребенок, изъятый из семьи в столь ненавидимых нашими «псевдопатриотами» Дании, Норвегии или Финляндии, обретает гарантии не только безопасности, но и заботы, внимания, психологической помощи; то в России он оказывается в атмосфере «учреждения». Тут и само слово говорит за себя.
Вполне естественно, что в России, где ювенальная юстиция еще не появилась, уже сложилось предвзятое отношение к самому этому термину. Сопротивление общества ее внедрению, судя по всему, будет только возрастать. И дело здесь не в косности или какой-то особенной «дремучести» нашего народа, а в дискредитации самого термина «юстиция» в принципе.
Это, естественно, социально-юридический аспект вопроса. Есть у него, естественно, и психологическая, и морально-нравственные составляющие. Психологи еще с полвека назад установили, что психика ребенка, подвергавшегося насилию в детстве и не имевшего шанса его избежать, в дальнейшем развивается, как правило, в двух возможных направлениях. Первое: у него вырабатывается так называемая «выученная беспомощность», а также депрессивные, неврогенные и психосоматические расстройства. Второе: у таких детей, если насилие со стороны взрослых сопровождается еще и эмоциональным родительским подкреплением, развивается социопатия. Практически 90 процентов малолетних убийц и насильников в детстве были объектами насилия, которое внедрялось в их семьях не просто как норма жизни, но и как одно из главных достоинств и преимуществ взрослого человека.
Морально-нравственный аспект здесь и вовсе пока удручающий. С одной стороны, насущно необходимы нормы закона, которые защитят детей, женщин и стариков. С другой, большая часть народа продолжает протестовать против «вмешательства государства в дела семьи». И дело здесь не столько в народе, сколько в государстве.
