Ролик унылый, а песня "про Кандалакшу" - полный отстой, типичная колхозно-совхозная попса. Но Кандалакша - город детства, поэтому буду снисходителен.
Если довелось в империи родиться...
Если ехать на Кольский полуостров осенью, когда в средней полосе России еще зеленеют деревья, то из окна вагона можно наблюдать, как лиственные леса уже после Питера стремительно меняют краски и за окном разом наступает багровая осень. И только вечнозеленая брусника с лаковыми листиками, похожими на крохотные листья домашнего фикуса, горит на откосах, да темные ели щетинятся острыми верхушками.
К Заполярью не подходит знаменитое Иосифа Бродского: «Если выпало в империи родиться, лучше жить в глухой провинции у моря». Кандалакша - это не провинция. Это край земли, зацепившийся за Полярный круг, как за спасательный.
Странное чувство охватывает, когда через сорок лет приезжаешь в места, где начиналась осмысленная жизнь. Те, кто ни разу не пересекал Полярный круг, считают, что Заполярье - это суровый климат, скудная растительность, камни, мхи и лишайники. И еще - большие деньги. В действительности в той же самой Кандалакше зима не такая уж и лютая, здесь мягкое лето, иногда даже жаркое. И роскошная осень с обилием ягод, грибов и великолепной рыбалкой. С этими детскими воспоминаниями я и ехал в Кандалакшу осенью 1996 года.
Сорок лет спустя асфальт уже не казался таким ровным, дома не столь высокими, а памятник герою «незнаменитой» финской войны пограничнику Спекову в центре города не таким уж и значительным. Вот только березы оказались выше - они в отличие от памятников растут. Все так же маячили на горизонте подернутые туманом высоченные трубы КАЗа – Кандалакшского алюминиевого завода. Зимой они горели красными сигнальными огнями, а когда в черном небе полыхало северное сияние, огни казались звездами и сбивали с толку астрономов.
В тот приезд стояла дивная заполярная осень, но лужи по ночам вымерзали так же, как и весной 1956 года. И ледок так же хрустел под ногами, как осколки битых электрических лампочек. Стаи бездомных безголосых собак шубой стелились по улицам, как тени. Кусты рябины, скинув листву, горели яркими гроздьями, а солнце окуналось в море с каждым днем все раньше и раньше. В квартире на первом этаже трехэтажного дома, где мы когда-то жили, обосновался магазин. Сказал зачем-то об этом продавщице, на что она ответила скучно: «Брать что будем?». Взял бутылку не самого гадкого портвейна, кусок сыру, устроился на скамеечке напротив дома. И не было в сердце печали…
