Алексей Пичугин был арестован 19 июля 2003 года. Я в тот момент отгуливала свои последние школьные летние каникулы — те, что между 10-м и 11-м классами.
С тех пор я успела закончить школу, поучиться в одном ВУЗе, перепоступить в другой, окончить его, поступить в аспирантуру, бросить аспирантуру, поработать три года в одной НКО и пять — в другой. Загореться идеей собственной правозащитной инициативы, порядком с ней побегать, в итоге все-таки реализовать — и как-то неожиданно осознать, что фурычит инициатива уже пятилетку. Испытать несколько влюбленностей, побывать в паре дюжин стран, завести кошку, поувлекаться десятком самых разных вещей… Впрочем, это неудивительно — ведь с тех пор прошло больше половины моей жизни.
А Пичугин все сидит. Срок у него — пожизненный.
Оба судебных процесса в отношении его были проведены с нарушением права на справедливый суд. Это установил ЕСПЧ. Пересуда, однако, не было: Верховый суд решил, что «установленные Европейским судом по правам человека нарушения положений статьи 6 Конвенции о защите прав человека и основных свобод, допущенные при производстве по конкретному уголовному делу в отношении Пичугина А. В., не являются существенными и не привели к тому, что судебные акты в отношении него утратили свойства законности, обоснованности и справедливости». В настоящее время юридические механизмы пересмотра его дела в России отсутствуют.
Если честно, новость об аресте Пичугина не отложилась у меня памяти. Не уверена даже, что она в принципе появлялась в моем тогдашнем инфопузыре. Но если и появлялась — я бы, скажем мягко, сильно удивилась, скажи мне кто тогда, что почти 17 лет спустя я буду официально представлять его интересы в связи с этим вот самым арестом.
Но колода тасуется причудливо, и сегодня, 14 мая, я отправила в Комитет министров Совета Европы сообщение относительно исполнения — вернее, неисполнения — постановлений по обоим пичугинским делам.
Комитет министров надзирает за исполнением постановлений Европейского суда. Дело Пичугина он рассматривал неоднократно, последний раз — в декабре 2019 года. Следующий раз будет в июне 2020 года. В свете отсутствия юридических механизмов пересмотра дела Комитет уже рекомендовал российским властям просто помиловать Пичугина, однако эффекта эта рекомендация не возымела.
Мы просим Комитет в этот раз прибегнуть к последнему средству из имеющихся в его арсенале — направить в ЕСПЧ запрос о том, не нарушила ли Россия свое обязательство исполнять постановления этого самого ЕСПЧ.
На случай, если вы не очень понимаете птичий язык, поясню, что эта процедура — как и, в общем, все процедуры в международных органах, призванных защищать права человека, — не предполагает ни наложения санкций на страну или каких-то отдельных чиновников, ни чего-нибудь еще в этом роде. Это скорее «НУ СДЕЛАЙТЕ С ЭТИМ ЧТО-НИБУДЬ УЖЕ» самого высокого уровня из существующих в рамках Совета Европы. За 10 лет своего существования эта процедура применялась только однажды — в деле азербайджанского оппозиционера Ильгара Мамедова, осужденного на семь лет с целью «заставить его замолчать или наказать его за критику властей, а также за попытку обнародовать подлинную, по его мнению, информацию, скрываемую властями» (это, если что, цитата из постановления ЕСПЧ, а не мое личное мнение). Тогда подействовало — Мамедов вышел по УДО. Теперь в народе эту процедуру зовут «международно-правовой механизм со 100-процентной эффективностью».
Прибегнет ли в ней Комитет в деле Пичугина? Черт знает. Мне — после осмысления того, что такое «почти 17 лет» в масштабах человеческой жизни, — кажется, что пора.
