В последние годы тема популизма считается одной из мейнстримных в политологических исследованиях. При этом популизмом называют настолько разные явления, которые в принципе не могут быть охвачены одним термином. И все же те массовые общественно-политические движения, которые чаще всего именуют «популистскими», выступают одним из доказательств спроса широких масс на восстановление своей роли в политике, на возвращение своего собственного политического голоса.
Популисты педалируют свою растущую популярность. Требуют возродить национальную консолидацию как непременное условие политического самовыражения непривилегированных групп. Они тонко чувствуют тот упрек, который массы предъявляют элитам в безразличии к общественному благу и к кризису национальной идентичности. Популизм является не столько протестом против прогресса, сколько антиэлитизмом.
И здесь проявляется один очень интересный феномен. Большинство российских комментаторов полагают, что противостоять популистам и всем желающим понравиться должны либералы. Ведь именно они выступают за государственную защиту индивидуальных прав граждан, противопоставляющих себя требованиям доминирующего большинства. Либералы выступают за баланс интересов человека и общества, отодвигая на второй или даже третий план массовые популярные повестки.
Однако антиподом популизма является вовсе не либерализм, а элитизм. Это, конечно, так называемое «общее теоретическое утверждение». Если же говорить о современной России, то реальный популизм в ней еще и не сложился (и относить, например, электорально популярного президента к когорте популистов не совсем корректно). То, что пока проявляется и называется этим именем, — это такая же имитация политической реальности, как и российская демократия. Имитационной демократии присущ и имитационный популизм, а реальной проблемой в России выступает элитизм в двух своих разновидностях.
Наиболее очевидной, заметной формой этого идейно-политического явления выступает патерналистский элитизм власти, воспринимающий народ только как объект управления, подданных, «детей неразумных», которые пропадут без отцовского присмотра. Эта разновидность элитизма хорошо отражена в формальных и неформальных титулах постсоветских правителей, которых именуют «отцами народа» («туркменбаши» в Туркмении, «елбасы» в Казахстане, «батька» в Белоруссии, «национальный лидер» в России).
Но есть и другая разновидность элитизма — снобистский элитизм либеральной интеллигенции (не всей, к счастью). Его носители исходят из представления о принципиальной неспособности народа к политическому участию. В радикальной форме эту мысль выразила Юлия Латынина, по мнению которой допускать большинство россиян «до управления государством можно только после тестов на вменяемость». Есть и менее радикальные предложения об ограничении участия населения в управлении через систему различного рода цензов. Еще одна характеристика этого элитизма заключается в том, что он производит новые смыслы, в том числе и политические идеи, изначально не рассчитанные на их массовую поддержку. Этим в последнее время очень увлеклось руководство партии «Яблоко», электоральные шансы которой находятся в пределах 1–2%.
Важно понимать, что патерналистский элитизм опирается на традиционализм, насаждая его в массах, а затем оправдывая свою политику застоя природной или «цивилизационной» консервативностью масс. Интеллигенция, значительная ее часть, готова противопоставить традиционализму истеблишмента и насаждаемому им массовому мракобесию свой прогрессизм. Однако та ее часть, которая «заражена вирусом» снобистского элитизма, не может рассчитывать на прогресс. Это явление сугубо сектантское, продуцирующее идеи, предназначенные только для узких кругов единомышленников, групп «своих» или «наших». Этот элитизм не восприимчив к запросам масс, поэтому его апологеты предлагают футурологические прожекты, заведомо не привлекательные и просто неприемлемые для большей части общества, не учитывающие другие ограничения и уже поэтому не осуществимые, не реализуемые в реальных условиях, поэтому заведомо не влияющие на возможность прогрессивных перемен.
В какой-то степени и патерналисты, и снобы оказываются вредны для идей демократии, исходящей из верховенства коллективного народного суверенитета и гражданского равноправия. При этом на практике они очень разобщены и в условиях тотальной медиатизации политики не способы эффективно противостоять тем, кто активно использует популистские подходы. Хорошо лишь то, что жизнь постоянно тестирует их умозрительные построения. Демократия не исчерпывается выборами, которые, в свою очередь, не сводятся к голосованию. Сразу же после подведения итогов выборов возникает важнейшая проблема признания легитимности их результата, которая требует именно консенсуса, поскольку какие-то группы интересов неминуемо оказываются в проигрыше. Значение такого консенсуса, предусматривающего готовность подчиниться невыгодному для тех или иных групп результату, не развязывая гражданской войны или бунтов неповиновения, особенно высоко в тех случаях, когда общество после выборов раскалывается на неравные части. Именно последнее и наблюдается практически на всех региональных и муниципальных выборах в субъектах Российской Федерации.
