Реальные последствия обыска становятся понятны не сразу. Так-то вроде пережили и пережили, сделали уборку, живем дальше. А потом начинается: архивных файлов нет, фотобанка нет, сканы документов — на изъятой флешке, почти готовый черновик остался на буке и пр.
Самое гадство в том, что изъят и не возращен до сих пор диктофон, оружие медиа-пролетариата, без которого я как без рук, и никакое приложение в смартфоне не заменяет его в полной мере. При этом в рамках уголовного дела — ну никак не нужен для расследования диктофон! Дело-то по авторской колонке, где все из головы исключительно.
А на диктофоне — масса слов off the record, то, что было сказано исключительно для понимания, а не для публикации. И не было опубликовано, разумеется, поскольку иное — серьезный удар по репутации журналиста. Теперь эта информация в руках у чрезмерно любопытного центра «Э», в том числе. Который не скрывал даже свое любопытство во время обыска. И где оно потом всплывет...
Я в Москве и на свой суд не попадаю, но вы, друзья, сходите, кто можете. Потому что обыск у журналиста — действительно поганое дело.
