Недомолвки Витгенштейна 8

73. Находясь внутри чего-то, уют создает готовность задавать вопросы. Вопросы возникают как отклик на остановившееся. Но чем дальше, тем движение более заметно и вопросы задавать сложнее. Я как будто выбираюсь ушел от друзей, а потом через 10 лет вернулся и задаю вопросы, о том, что было 10 лет назад, а но многое изменилось и я либо буду задавать вопросы ни о чем, не близкие, либо буду задавать вопросы что бы понять по поводу чего можно задавать вопросы что бы восстановить комфортное. Мы как бы опрокидываемся в прошлое, в те 10 лет назад, что бы вытащить сегодняшнее. 

74. Но мир изменился настолько, что как будто я не 10 лет назад уехал, а 1000 лет назад. Я расстался с ними, когда они ездили на лошадях, а вернулся, когда они летают на автомобилях по воздуху. Разговор не клеится, мир другой. Даже язык мой другой, смысл слов другой, сочетание звуков другое. Мы потеряли способность даже вытаскивать что-то более менее понятно, по поводу чего мы где-то как-то договорились. Мы не способны задавать вопросы по поводу движущегося, нам бы опять умертвить договоренностью. 

75. Мы способны задавать вопросы только по поводу нами же умерщвленного этими же вопросами. Как только возникает живое, мы как будто сорвались в пропасть и пролетело одним махом 1000 лет. Видимо как-то к этому состоянию разрозненного, движущегося надо привыкнуть. Это уже другое мышление, это уже другой способ познания и вопросы, которые будут звучать, будут казаться нам вполне идиотскими. 

76. Но тогда придется ждать уместности вопросов. Раз это пока область безумия, то надо ждать уместности. А лучше рождать уместность. Сомнения делятся на уместные и не уместные. Я имею ввиду сомнение как предтечу вопроса. Мы еще не договорились об этом движении, мы ничего не умертвили, но уместность сомнения само родило опору из стечения обстоятельств и переживаний. И ведь умерщвлять-то ничего не пришлось. Но тогда уместные сомнения - это однозначно область безумия, а не уместные сомнения - это утверждение нашей разумности. Разумность как никчемность. "Вопрос вообще не возникает". Т.е. мы переживаем неуместность сомнения и запрещаем себе задавать вопрос, тем самым как бы даем чему-то омертветь, стать натоптанной дорогой, куда бы человек становился с несомненным, но неуместное сомнение все равно бы жило внутри нас, хотя чувства запрещали бы его, но внутри-то шевелилось бы. 

77. Метод по Витгенштейну - это тропа натоптанных неуместных сомнений, где энергия сомнения присутствую не явно. И понятно, что с логикой здесь не просто важно, но нужно расстаться. Здесь мы натыкаемся на другое. Здесь мы натыкаемся на пограничность, как условие возникновения метода. Казалось все просто. Первый человек с вопросом вступил на луг заросший травой, и вот уже сомнения не уместны и мы идем по протоптанной тысячами ног тропе, где сама тропа, как метод - это запрет на сомнение, внутри которого больше безумия, чем разумности и где вопросы требуют от нас мысли. И для того, что бы граница стерлась, нужно отвлечься, отвлечься от всего, от сомнения и несомненного, от разумного и безумного, просто надо потерять из виду. 

78. И вот еще. Если же мы, находясь в этой пограничности, как бы подчиняясь "разумному недоверию" заглядываем за край, случается обнаружение другой стороны происходящего. Тут можно даже говорить о запредельном. Это как если мы через "разумное недоверие" рождали веру. Представьте себе на секунду, что вы стоите на границе двух государств, и вам вдруг внезапно открывается, что если не рассматривать границу как плоскую систему, а попытаться воспользовавшись чертой, разрывающей плоское пространство, и заглянуть за черту, но только в еще одном измерении. Пограничник как бы рвет землю и, заглянув под землю обнаруживает еще одно государство. И ведь если он обнаружит это третье государство, некто не усомниться в разумности его недоверия, но до обнаружения - пограничник безумен. 

79. Но ведь что-то нас толкает к границе? 

80. Нас толкает к границе и толкает к вере, которая еще не вера, а чистое безумие. Граница разделяла в вечности две страны, а оказалось, что три. Нас толкает безумие, как условие разумности? Но толчка-то может и не быть. И Витгенштейн тут же предлагает нам готовность нашу, как толчек. Но наша готовность - это не течение времени, не накопление, не результат пути, не стечение обстоятельств, наша готовность - это приближение к нам периферии или лучше сказать извечно нахождение периферии рядом с нами. Не бегство от ошибки и от сомнения, а принятие периферии, как таковой. 

81. Но этого мало. Готовность должна быть вытолкана периферийностью так же и других людей. Пограничник обнаруживший третью страну уйдет в небытие, если готовность не случиться в сознании хотя бы еще одного человека. Сомнение должно как-то обретаться. Ошибки должны подавать сигнал. Готовность должна подавать сигнал. И системности здесь нет и быть не может.

Оригинал