За жизнь без масок

Яков Кротов

Опубликовано 03.08.2015 09:30

Один москвич и член Московской патриархии , интеллектуал, переводчик и библеист, принципиально парящий над разными схватками, обозначил свое парение так: "Настоящая война в этом мире идет не между русскими, украинцами, чеченцами, американцами и прочими. А между теми, кому важнее всего, что он русский, украинец, чеченец – и теми, кому важнее, что они люди среди людей".

Только есть в этом суждении три странности.

Первая – историческая. Никакой войны между американцами и "прочими" – нет, слава Богу. Есть демагогия о том, что США уже ведут Третью мировую войну, и демагогия эта исходит от тех, кто напал на Украину, Грузию, Молдавию и продолжает нападать.

Нет и войны между русскими и чеченцами. Русские спокойно живут в Израиле, Германии, США, и чеченцы в этих странах живут мирно. Войну против независимой Чечни развязали советские люди, национальности не имеющие, имя же им легион и даже много легионов. "Ватники", "рашисты", "совки", "колорады" – как угодно, только не "русские".

Это именно война против независимой Чечни, а не против чеченцев, что и объясняет феномен кадыровщины – если чеченец согласен стать врагом собственного народа, он становится "своим", денационализированным элементом. Путин с Януковичем нимало не воюет, и Путин – не русский, Янукович – не украинец, как волк в овечьей шкуре не волк.

Нет и никакой войны между людьми, имеющими национальность, – украинцами, русскими, чеченцами – и "людьми-среди-людей". В частности, никто на этого библеиста не нападает, не обстреливает его. Более того, помнится, год назад его украинцы очень гостеприимно принимали на конгрессе русской интеллигенции в Киеве, где библеист проповедовал ту же самую проповедь кота Леопольда. Даже поаплодировали, хотя без большого восторга.

Представьте себе: в Освенцим приезжает лектор и объясняет заключенным, что настоящая колючая проволока проходит не между немцами и евреями, а между теми, кто на первое место ставит свою национальность, и "людьми среди людей"…

Вторая странность – психологическая. Грамотно было бы написать: "Теми, кому важнее всего, что он русский, украинец, чеченец, – и теми, кому важнее, что он человек среди людей". За грамматической странностью – тривиальный конформизм. Человек обманывает себя, веруя, что он поднялся выше коллективистских стереотипов к сияющим вершинам персонализма и космополитизма. Он себя называет не "человек", а "люди", и это совершенно не случайно, это все та же советскость. Советский гуманизм или советское православие, не принципиально, можно оба в одной персоне. "Советское" тут – псевдоним коллективистского.

Нужно ли добавлять, что автор – подчеркнуто лояльный член государственной религиозной организации, которую в быту называют просто "Эмпе"?

Конечно, это не нормальная лояльность-верность, это лояльность советская, лукавая. Человек заявляет, что руководство организации ему не указ и вовсе не водит его за руку, что пусть вверху сволочи и подонки, а он сам по себе и подавать в отставку – уходить из организации – не будет. Человек продолжает ходить в церковь, которая любезно предоставлена государством, более того – человек периодически пинает тех, кто из казенной церкви ушел. Они, видите ли, не выдержали, а он – выдержал, совершил подвиг смирения. С такими подвижниками никаких премудрых пискарей не надо…

Третья странность – этическая, заставляющая вспомнить рассказ святой матери Марии Скобцовой о разговоре с Победоносцевым.

Кстати – еще до вторжения в Украину "Эмпе" отказалась вносить в свои святцы мать Марию и других русских православных, погибших в нацистских концлагерях. Так и не внесли по сей день, представьте себе! К лику святых погибших причислил Константинопольских патриархат. И никто из "московских православных" не возмутился вслух, не потребовал… Пискари – они требовательны к украинцам, к чеченцам, к кому угодно, только не к своему начальству, гражданскому либо церковному. От начальства пискари дистанцируются, но на очень выверенную дистанцию – чтобы пользоваться плюсами от имения такого начальства, но не позволять начальству иметь себя. Выходит лукавство и конформизм, сиречь самоспасение за счет других.

Во время Первой русской революции подросток Лиза спросила у маститого государственного старца Победоносцева, в чем смысл жизни. Победоносцев отлично понял вопрос – это был вопрос о том, почему он против народа. Победоносцев ответил, что любить надо ближних, а не дальних. "Дальние и большие дела – не дела вовсе. А настоящие дела – ближние, малые, незаметные. Подвиг всегда не заметен. Подвиг не в позе, а в самопожертвовании, в скромности".

"Лизанька" поняла, что старец врет, хотя в чем вранье, тогда не поняла. Отец ей потом объяснил, что Победоносцев подменил определение "ближнего", данное Господом Иисусом Христом. Ведь в притче о милосердном самаритянине "ближний" – это дальний, но находящийся в беде человек. Если ты дворянин или интеллигент, "человек среди людей", то твой ближний – не другие дворяне, интеллигенты, "люди", а те, кому хуже, чем тебе.

Кстати, было и второе лукавство в монологе Победоносцева, ведь против "больших дел" выразился джентльмен, посвятивший себя исключительно большим государственным делам и оттеснению от государственного руля всех, кто ему не нравился. Уж так был заметен, так заметен, а туда же про незаметность рассуждать! Да и уж какое там самопожертвование-то, в роскошной сенаторской квартире… Двойной стандарт и готтентотская мораль, вот и все победоносие.

Среди "верных рабов Кремля" уже не одно десятилетие идет полемика. Одни смело защищают позицию "над схваткой" – мы, мол, "люди среди людей". Другие издеваются над "всечеловеками" как предателями конкретных людей и требуют собирать белый гумпом для страждущих единоверцев украинщины и грузинщины. А полемика-то фиктивная. Всечеловеки и бесчеловеки совершенно одинаково бегут от реальности, и даже в одну сторону бегут, почему и переругиваются на ходу. Это две разновидности конформизма, мягкая и жесткая. Общее у них одно – монологичность. Бубнение под нос, если жестче выразиться. Это может быть черносотенное бубнение или гуманистическое, но это именно пляски с бубном вокруг довольно неприятного костра, чужого для тех, кто пляшет. Тем не менее, развести свой костер – нет, этого боятся панически, и на тех, кто посмеет, обрушивают всю ярость, которую вообще-то на свое начальство надо было бы обрушить.

А человеки среди "людей" и "нелюдей" есть, как не быть! Да они все и есть человеки, только скрывшиеся под масками – кто под черной, кто под белой. Страшно сердятся на тех, кто смеет жить без масок. Сердятся, потому что им страшновато. Под маской комфортнее – а ее заставляют сдирать, заставляют самим фактом жизни без маски. Значит, можно? Да, можно, нужно и, более того, поверьте – интереснее жить без маски, без монологов с ходулей, а просто жить, и во всем мире так живут, и в России так можно жить. Хотя, конечно, путь к такой, нормальной жизни, не так легок, как хотелось бы стремящимся к ней, – но он и не так невозможен, как хотелось бы запрещающим этот путь.

Яков Кротов – историк и священник, автор и ведущий программы Радио Свобода "С христианской точки зрения"

Высказанные в рубрике "Право автора" мнения могут не отражать точку зрения редакции