Мои давние впечатления от ОРТ. Оно их вполне оправдало

Лет десять назад, а может и более написал я рассказ.

Совпадение

Наше телевидение может все! Вы не верите? Напрасно. Оно свергает и назначает министров, президентов, президентов не только банков, акционерных обществ, элитарных писательских клубов, но и президентов целых государств. Вот, послушайте об одном рядовом задании.
Корреспондент первого канала был срочно вызван к своему начальнику. Нервно поправляя прическу, Андрей Иванов стоял перед своим начальником, испытывая легкое трясение коленок, Меж тем начальник, Евграф Поликарпович Абакумов толстый мужчина в спортивной майке, лихо бил его в грудь, целовал и обнимал. “Молодец, смотрел твой материал “Сексуальный терроризм в московском метро”  это класс”. Этот материал Андрей высосал из пальца. Ужасные сцены в которых на полуодетых девиц нападали гигантские крысы московских подземелий, а проститутки успевали не только спастись, но и предотвратить грандиозные взрывы, подготовленные чеченскими террористами, с одним из которых они ранее встречались по производственной необходимости, были сделаны им в подвале с одноклассницами, всю жизнь мечтавшими сняться в кино. Но Андрей дрожал не от страха разоблачения. Андрей дрожал при встречах с Евграфом Поликарповичем автоматически, как дрожит ученик при встрече с завучем.
“Молодец, молодец”  продолжал гудеть Евграф Поликарпович, не выпуская Андрея из своих объятий. “Но народу теперь нужно другое. Народ, понимаешь, устал от всех этих...  толстяк задумался, как-то замычал, подбирая слово, и наконец завершил  эксгибиционизмов. Народу сейчас нужно что-то нежное, тонкое, как первоклассница, понимаешь? Ну, и чтобы на злобу дня. Чтобы отвечало политической ситуации. Вот и Перепесов говорит. А Перепесов это такой мужик, он все чует, не сердцем даже, а чем-то там возле желудка. Поджелудочной железой может, а Андрей?”
Андрей не знал что сказать. Он никогда не видел этого таинственного Перепесова. На всякий случай он произнес “Панкриотитом, может быть. Вот у меня бабка говорила, что панкриотит у нее дождь чует?” “Да. Царствие ей небесное,  не очень понятно вздохнул Евграф, перекрестился и продолжил  что сейчас волнует народ? Вечное!  сам себе ответил Евграф  А что волнует политическую элиту? Об этом мы очень не имеем права забывать. Закон о свободе совести? Ты вот его читал? Нет. И я нет. Никто его не читал. И не надо. Потому что, брат, совесть это дело такое, как ты ее законом измеришь. И нечего тут законы всякие, пункты, подпункты... Глупости все это. Однако, пишут. Критикуют. Скандальчик намечается. Нам это полагается освещать и так, чтобы залихватски было, дерзко, свежо но и с почтением. “Может, у патриарха интервью взять”  не слишком уверенно предложил Андрей. “Опоздали уже, ты что, телевизор не смотришь. Впрочем, тебе некогда, ты же молодой. Уже и второй канал, и пятый его показывали и все он говорит одно и тоже. Потом это стандартно, приелось.” “Ну а мы в нестандартной обстановке...  начал было Андрей, но шеф резко оборвал: “Это в бане что ль? Он же тебе не министр юстиции. Он, конечно, моется, это всем по душе, но мы же не можем на святое. У народа, понимаешь, должны быть святыни, и мы не позволим ни себе, ни другим...”
Андрей даже покраснел от таких рассуждений. Вообще он часто краснел, но всегда пытался это скрывать, особенно от начальства. Меж тем шеф продолжал что-то бормотать, будто с похмелья, как вдруг поглядел неожиданно холодно и испытующе. “Есть один вариант. Ты иди пока к себе, кофе попей, а я позвоню куда следует и с Перепесовым посоветуюсь.”
Евграф Поликарпович Абакумов остался в своем тесном кабинете под номером 2789 на тринадцатом этаже наедине с батареей телефонов и компьютером, на котором он так и не научился работать. Вскоре в кабинете зазвучал его голос, но трудно было поверить, что это голос одного человека, так артистично в зависимости от собеседника и услышанного менялись интонации Евграфа Поликарповича. “Пожалуйста Петра Евгеньевича, привет Петруха, Начальника охраны, не будете ли вы столь любезны, да вы что взбеленились, о Марья Антоновна, все хорошеете, от висельника слышу, целую, мы с ним гопака помните, да-да на похоронах, конечно, как прикажите, так и будет, значит завтра, ну и хвост селедки, да-да, пятым номером, ГОСТом неутверждено, нет не перпетуум мобиле а скорее мобиле хронос, и визы, визы не забудьте, да он у нас чистопородный еврей, ну вы-то и не знаете, переводчик-то, да с этого иврита или как там, арамейский, ну вы даете, да в баксах, в баксах, сколько, сколько, да не шумите вы, между нами разумеется, эксклюзив.”
Согласования загадочного варианта Евграфа Поликарповича продолжались до конца рабочего дня, а может быть и всю ночь. На следующее утро Андрей услышал бодрое распоряжение шефа по селектору: “Иванов, быстро ко мне.” И дрожащий юноша услышал от шефа, бывшего на этот раз чисто выбритым и одетым весьма аккуратно: “Собирайся. Едешь в Израиль. Виза в порядке. Будешь брать интервью у основателя христианства. У первого православного на земле.” Андрей не мог понять своего шефа. Он молчал, а тот, после небольшой, но торжественной паузы заключил: “У Иисуса Христа”. “Спятил он что-ли  подумал Андрей  а вслух произнес  но, шеф, он же умер.” Довольный растерянностью подчиненного Евграф лихо ткнул его в грудь  “Не робей, малыш,  весной-то говорили, что он воскрес и среди нас.” “И вы верите?” “Ну во что я верю, это мое дело, это сейчас в анкетах не пишут, но у Иисуса ты точно интервью возмешь! Представляешь, как это будет звучать: Эксклюзивное интервью Иисуса Христа, Спасителя вселенной, основателя святой Руси и помощника нашего на всякое дело погребенного при Понтии Пилате смотрите завтра по первому каналу с 20 до 2030!”.
“Да... Шеф явно перепил”  Андрей принюхался, но напрасно. “Может быть я сплю.” Андрей ущипнул себя, но шеф и не думал исчезать. Он продолжал говорить абсолютно спокойно “Насчет времени ты не беспокойся. По такому случаю программу перекроят, сериал отодвинут. Это тебя не юбилей Москвы, у Москвы каждый год юбилей, а Христа никто две тыщи лет не видел. Да ты что, меня не слушаешь что ли? Меня надо слушать. Значит так. Я достал Хронос Мобиле. Наш один умелец из ВПК сделал лет 12 тому назад, хотел своего директора отправить в прошлое, а потом самому смотаться и Сталина убить. Ну, умельца, как было принято, посадили в психушку, дурдом то есть, а машина долго валялась где-то на складе неоприходованная. Перепесов об этом года три назад тому прослышал, и мне как-то выболтал. Ну, я надавил куда следует, мы же телевидение, нас все любят, бояться и уважают и  вот. Стоит этот Хронос Мобиле у меня в кабинете, под столом. Через неделю надо вернуть, все под большим секретом, а то  представляешь, пойдет такая штука по свету гулять: кто тещу, кто жену, кто начальство, кто конкурента отправит лет на сто вперед или назад. Но на неделю у нас. Работает просто, тебя проинструктируют.”
“Черт знает, что такое! Черт, черт побери...”  почти вслух подумал Андрей. “И что я такое сделал, что у меня такая безумная работа. За что я должен выслушивать весь этот бред, залезать в какой-то старый ящик, что у шефа под столом. Ну написал кто-то на его фанерной стенке “Мобиле Хронос”  а шеф, он же легковерен, как дитя, он же ничему не верит, его всякий обмануть может и он всякого обманет...”. А шеф гнул свое: “Быстренько, в еврейское посольство, документы уже готовы, получишь визу, затем сюда в кассу за командировочными. В Израиле или Палестине, по карте найдешь место в пустыне, там залезешь в ящик, в ящике найдешь кнопку, нажмешь ее, здесь примут сигнал и тебя, так сказать автопилотом переместят примерно на 1960 лет тому назад. Увидишь Иисуса, включишь камеру, возьмешь интервью, залезешь в ящик, нажмешь кнопку, тебя переместят обратно, на следующий день ты у меня в кабинете с нужной пленкой. Вся командировка  два дня, Дума еще не успеет закон принять.”
“А как же я с ним разговаривать буду. Я ведь его не пойму, и он русского не знает?”  Нашелся наконец Андрей  “А ты брат, голова,  помедлив процедил Евграф.” Какое-то неодобрение звучало в этих словах. “Как это, он тебя не поймет. Он все понимает, а уж тебя-то понять проще простого. А тебе вовсе его понимать не требуется. Ты запишешь ответ на пленку, а здесь его переведут на русский. Пленка же с записью голоса Иисуса останется в собственности нашей компании.” “Ну как он мне будет отвечать, как я ему вопрос задам? Вдруг не понравлюсь ему и он... Ведь президенты всякие, да кинозвезды они же нас не жалуют, говорят с нами, когда сами хотят, а не когда мы к ним вламываемся... А он еще поважнее будет. Вдруг он...” “Обидится что-ли? Или, боишься, что он тебя в ад отправит, или в жабу превратит? Не бойся ты его. Он, все говорят, человек добрый. Странный немного, но не злой. Ответит он тебе, если вежливо попросишь, а хамить мы не собираемся, ведь тогда о нас Патриарх плохо отзовется, а ссориться с Патриархией нам сейчас не к чему.” “Да причем здесь Патриархия, черт побери!  сам не зная отчего выкрикнул Андрей.  Да что вы, Евграф Поликарпович...”
“Э, брат, ты уже совсем, не того. На, вот выпей.” И Евграф подошел к сейфу, долго открывал его и наконец достал бутылку коньяка “Это старый напиток, почтенный, ты выпей немного  говорил он наливая коньяк в изящный бокал.  ну, ну, за успех. Ведь кроме тебя посылать некого. Лена  сдрейфит. Я бы сам поехал, но в этот ящик просто не влезу. А насчет вопросов ты прав. Это надо обдумать. Не спрашивать же: что вы думаете о проекте закона о свободе совести. Он же не в курсе наших законов, конституции... Потом, вдруг скажет, что против. А патриарх  за. Неувязочка выйдет, это нам никто не позволит показать. А если он  за, то Ельцин-то против. Тоже нехорошо. Надо бы его о чем-нибудь таком умном спросить...” “Давайте спросим, что с Россией будет  увлекся Андрей” “Оно, конечно интересно, но ты подумай: он скажет, скорей всего, что-нибудь такое, непонятное. Он же чудак. Или еще хуже, скажет что-нибудь мрачное, пугающее, а народу-то этого не надо. Мы не должны пугать народ попусту. Нам этого не позволят. Нет, его нельзя спрашивать о злобе дня. Надо спросить о чем-то отвлеченном, умном, ну скажем о рождаемости в Швейцарии. Чтобы он не ответил  мы сможем дать в эфир. Правда людям о Швейцарии не очень интересно. Знаешь, принеси мне подшивку журнала “Наука и религия”, может я оттуда что-нибудь возьму.” Но не успел Андрей выйти из кабинета, как шеф ухмыльнулся и произнес: “Нащупал. Вот о чем мы его спросим. Мы зададим всего три вопроса. Первый о благотворительности, второй о политике  не о современной нам политике, а в философском смысле, и последний  об экстрасенсах. Я сейчас свяжусь с переводчиками, они это переведут, наговорят на пленку, ты нажмешь на кнопку, вопросы прозвучат прямо с магнитофона, ты нажмешь на запись и ответы будут записаны рядышком. Это снова переводчикам. И все  дело в шляпе.”
Андрей вернулся в Москву через два дня. Выглядел усталым и каким-то полинявшим что-ли. Ни с кем из коллег не разговоривая, прошел он в кабинет Евграфа Поликарповича, молча выслушал поздравления шефа, молча взял адрес переводчика, к которому тот его направил и, необычно серьезно произнеся, “до свидания Евграф Поликарпович,”  вышел. В Москве стояла чудная погода, который день сияло торжественно Солнце, в густую зелень лип и тополей только-только начинала примешиваться позолота приближающейся осени, Андрей шагал хитрыми московскими проулками, вблизи Лубянки зашел в проходной двор, поднялся по старой чистой лестнице на третий этаж и, нащупав кассеты в походной сумке, которую всегда носил через плечо  она была с ним и в командировке  позвонил.
Дверь открыла улыбающаяся симпатичная девушка. “Я к Эммануилу Николаевичу” “Папа, это к тебе! Отец в кабинете занимается, Вы проходите, пожалуйста к нему”. “Меня зовут Андрей Иванов, я корреспондент...”  начал было объясняться Андрей, но его тут же прервал уже начинающий седеть мужчина лет 45, “Рад познакомиться. Мне Перепесов о Вас говорил, я же, молодой человек, уже делал кое-какую работу по его просьбе, а третьего дня меня зачем-то попросили перевести на древнеарамейский пару фраз из Евангелия. От Марка, кажется. А что сейчас у Вас? Мне говорили о кассете. Да Вы присаживайтесь, молодой человек, будьте любезны.” Андрей достал кассету, и протянул ее ученому. “Вот. С самого начала. Текста немного, минут пять всего.” “Машенька, будь добра, принеси наш магнитофон”. И через несколько минут в комнате зазвучал язык, на котором некогда говорили в Ассирии и Галилее.
Ученый слушал не просто внимательно. Казалось, он перестал дышать, весь превратившись в слух. Андрей как-то безвольно переводил вгляд с магнитофона на пол и обратно. С кухни доносился шум воды и звяканье посуды. “Все”  проговорил Андрей. Еще почти минуту двое мужчин не шевелились. Наконец, Андрей выключил магнитофон. “Что это такое?”  прошептал Эммануил Николаевич. “Пожалуйста, переведите. Как Вам удобнее: запишите на бумаге, или продиктуйте на магнитофон.” “Это же цитата. Цитата из Евангелия от Луки, насколько я помню, глава 4, со стиха 3...” “Я не читал.” “Да-да, конечно, мой голос задает вопросы и кто-то отвечает. Ответы совпадают с ответами Христа. Но откуда телевидение нашло такого специалиста, который смог так точно воспроизвести диалект. Как будто бы отвечающий читал работы епископа Робинсона о предполжительном звучании арамейского языка в раннехристианскю эпоху? И кому понадобилась эта инсценировка? Ведь ни один театр не захочет снимать пьесу по евангельским событиям на арамейском. Это же нелепица.” Ученый взял лист бумаги и записал от руки перевод. “Вы разберете почерк? Впрочем, это опубликовано, читал же у Вас в отделе кто-нибудь Евангелие?...” “У вас прекрасный почерк. Большое Вам спасибо.” Корреспондент, держа листок с переводом в руке направился к двери и, односложно попрощавшись, вышел.
Уже начинало темнеть. Пьянящий закат отражался в стеклах. Андрей спустился в метро. В вагоне было мало народу. Андрею хотелось плакать, он сам не знал почему. Автоматически, как сомнабула, он вышел через час. Было совсем темно, да еще между станцией метро и его домом разбили фонари. Неожиданно молодой человек остановился на полпути  было как раз очень темное место  нырнул в подъезд, достал из сумки листок бумаги и стал читать при свете грязной лампочки.. “Если Ты Сын Божий, то вели этому камню сделаться хлебом...“ Рядом прошла подвыпившая компания. Он читал не отрываясь “Тебе отдам власть над всеми сими царствами и славу их, ибо она предана мне, и я кому хочу, даю ее, и я, кому хочу, даю ее...“ Проходящая старушка подозрительно оглядела его, он продолжал читать мятый листок, где каллиграфически было выведено: “Если Ты Сын Божий, бросься отсюда вниз...” Внизу переводчик приписал ”Уважаемый господин Перепесов, буду очень признателен, если Вы расскажете мне, зачем все это потребовалось и кто с таким совершенством говорит по арамейски? Молодой человек мог бы и не приходить ко мне, ответы в точности совпадают с ответами Христа, смотрите Евангелие от Луки, гл. 4 до стиха 13 (И окончив все искушение, диавол отошел от Него до времени)” Прочитав, Андрей застыл. “Диавол, диавол, вот в какой роли”  прошептал он.“Шеф нарочно или он случайно все угадал?!”  пронеслось в его потерянном уме. И он вышел, и тьма долго носила его по Москве.
Кто знает, как сложилась судьба этого молодого человека. Остался ли он работать на телевидении? Уверовал ли в Христа? А что случилось с уникальной пленкой, экземпляр которой, надо полагать единственный, лежал в спортивной сумке корреспондента? Доподлинно известно одно: еще не звучало в эфире сенсационное эксклюзивное интервью.

Оригинал