Неотложный разговор о завтра-1
24 ИЮНЯ 2015, СЕРГЕЙ ШАРОВ-ДЕЛОНЕ
Из «Ежедневного журнала».
«ЕВРОПЕЙСКИЙ ВЫБОР», «ДЕМОКРАТИЧЕСКИЕ ЦЕННОСТИ»,
«СОЦИАЛЬНАЯ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ» и пр. и пр. НА ФОНЕ ПЕЙЗАЖА ПОСЛЕ БИТВЫ
Будучи по профессии архитектором-реставратором, я совершенно не в состоянии читать большинство искусствоведческих текстов. Читать их для меня — просто мука мученическая! Да и с литературоведческими и прочими гуманитарными, скажем, философскими, дела обстоят не лучше. Думаю, все дело в дурной наследственности. Или воспитании. Или в том и другом сразу.
Потому что вырос я в сугубо физматовской среде, в которой как-то было принято, что каждый используемый термин означает что-то вполне определенное и конкретное. Ну, или хотя бы стремится к тому. И потому, когда я, к примеру, читаю у Бердяева в предисловии к «Судьбе Росии»: «Русский народ не захотел выполнить своей миссии в мире ... совершил внутреннее предательство... Идея России остается истинной и после того, как народ изменил своей идее» — я читаю и ничего не понимаю. Потому что для того, чтобы совершить предательство, нужно знать, что ты предаешь, а до того обещать этого не делать. Человек это может, а народ? Он как знал о своей миссии — все вместе или каждый человек по отдельности? И что тогда значит «миссия»? Изменить можно, опять-таки, чему-то или кому-то, кому присягал или кого хоть чем-то обнадеживал — народ что-то обещал «своей идее»? Я, видно, плохо понимаю по-русски, но идея — штука индивидуальная. В отличие от мест общего пользования. А «народ» — это что, такой персонаж, личность, что он может изменять?
В случае с литературоведением или искусствоведением такая «неразборчивость в терминах» штука, в общем-то, хоть и безнадежная, но достаточно безобидная (если, само собой, речь не идет об искусствоведах в штатском). С философией — уже хуже. Для меня так нет ни малейших сомнений, что мыслители Золотого века русской философии прямо и в очень значительной степени виновны в том, что случилось с Россией в XX веке: они своими писаниями, своей умышленной терминологической неразборчивостью проложили путь чудовищным идеям большевизма в сознании своих читателей и почитателей.
Я всё это говорю вот к чему: еще хуже, еще опаснее, когда такую «терминологическую неразборчивость» позволяют себе политики. Потому что это прямая опасность для каждого из нас.
Вот, к примеру, постоянно используемый термин «европейский выбор».
Казалось бы, его-то я и должен для себя сделать. Только... Только у меня возникают вопросы. Например, какой «европейский»? Шведский? Греческий? Британский? И входят ли в это понятие американский и канадский выборы?
И вообще, что имеется в виду? Если то, что человек важнее государства, то да. Или (позволю себе блистательную фразу из фильма Милоша Формана «Народ против Ларри Флинта») «если суд может защитить такого поганца, как я, то он защитит каждого из вас!» — то опять да. Если то, что нерушимая частная собственность есть основа свободы — то снова да. Равно «да», если речь идет о том, что нет налогов без представительства.
Однако если имеется в виду вэлфер, если речь о скандинавских налогах (пусть и со скандинавскими же социальными гарантиями «в нагрузку») или о брюссельской бюрократии, любая инструкция которой о правильности печения пирогов в сто раз больше по количеству слов, чем конституция Соединенных Штатов, — то увольте! С тем, как печь пироги, я сам разберусь.
Значит, доверяться политику, легко и непринужденно толкующему о «европейском выборе», но не говорящему, что он имеет в виду, по меньшей мере, опасно. Потому что он либо сам не понимает, о чем речь, либо сам-то как раз понимает, но морочит гражданам головы. Доверяться слепому поводырю опасно, а популисту — тем более. Почему? Да потому что со слепым поводырем еще есть некоторый (хотя и небольшой) шанс, что он не зрением и пониманием, так хоть чутьем найдет дорогу, а популист точно обманет, поскольку его цель как раз такова.
Или «демократические ценности».
О чем идет речь? О выборах только, пусть даже самых свободных и честных, или еще о чем-то? Например, о том, что демократия прорастает снизу, как трава, и не ограничивается только избирательными процедурами? А даже если и выборы: о выборах кого идет речь — только депутатов? Или еще и шерифов? А судей? И кто выбирает: все взрослые жители или только граждане? В чем разница (если не считать случаев недееспособности, само собой)? А вот в чем: знаменитое выражение «нет налогов без представительства» имеет и оборотную сторону: «нет представительства без налогов». И можно ли считать гражданами и допускать их к решению вопросов, как жить, тех, кто налоги не платит, то есть в общую копилку ничего не вкладывает — они тоже могут решать, как не свою копилку тратить, распоряжаться тем, в создании чего участия не принимали? Ведь «гражданство» — это ответственность. И без нее никаких «демократических ценностей» не появится. А появятся, дарованные свыше, мы прекрасно знаем что: «Тащи с завода каждый гвоздь — ты здесь хозяин, а не гость!». Не растащат, только если будут считать завод (зачеркнуто) страну своей. И считать себя за нее в ответе.
И всякий политик, провозглашающий преданность «демократическим ценностям», но уклоняющийся от ответов на эти и еще множество других, не менее важных вопросов (например, как и что нужно сделать для того, чтобы население превратить в граждан) — так вот, всякий такой политик либо не понимает, о чем говорит, либо врет как любой популист. А значит, либо не политик, либо никогда не политик.
То же самое с «социальной ответственностью». Потому что тут тоже все не так просто. И если, безусловно, нужно солидарно помогать тем, кто не может сам себе помочь (например, старикам и инвалидам), то остальным нужно только не мешать, чтобы они могли помочь себе сами. И не больше. Потому что остальное — просто халява, а не «социальная ответственность». Кстати, халява за счет тех, кто старается выплыть сам, типа гири у них на ногах. Да, сделать качественное образование любого уровня доступным всем, у кого есть способности и желание, а не только родительские деньги, — необходимо. Но гарантировать сверх некого минимума его тем, кто учиться не желает, — простите, опять халява. И всё вот так же по пунктам, плиз. Иначе опять-таки: или не политик, или политикан-популист.
Вообще-то отличить политика от популиствующего политикана нетрудно. Особенно если бы было можно заглянуть к ним «внутрь». Потому что политикану нужна власть сама по себе, и воспринимает он ее как приз, как выигрыш в лотерею. А политик ее воспринимает как крест, как тяжкую цену за возможность сделать что-то для страны и людей. Беда в том, что «внутрь» заглянуть не всегда просто: чужая душа — потёмки. Потому и надо допытываться у всех, претендующих на место политика, ответов на поставленые выше вопросы. По ним сразу будет видно, кто чего стóит.
А сейчас — вот именно сейчас! — это особенно важно. Потому что если мы перестанем врать сами себе, то придется признать верным пусть и очень варварский взгляд, что «мы, оглядываясь, видим лишь руины».
Руины всего: атомизированного общества, распавшегося на людей, не умеющих и не желающих проявлять солидарность; экономики, от которой осталась лишь труба, что-то-там качающая на Запад; государства, превращенного в ЧОП властей предержащих; образования, ставшего таким, что ни о каком прорыве в будущее говорить не приходится; здравоохранения, которое больше калечит; ну, дальше вы все знаете сами. А не знаете — посмотрите в окно (а не в экран телевизора).
И поскольку руины, то и разговор уже не о том, каков должен быть новый договор граждан и общества с государством, а о том, чтобы: а) в некотором отличном от нуля количестве появились граждане; б) чтобы эти граждане договорились между собой, какое общество и какую страну они хотят видеть. А уже на этой основе — каким они готовы строить государство, его политические институты, экономику и так далее. Практически с нуля — спасать уже, считай, нечего.
Разумеется, речь не о том, чтобы всем гражданам собраться на некоей вечевой площади — и уж на ней кто кого перекричит. А о том, что уже сегодня нужно формулировать и обсуждать программы этих договоренностей. Достаточно детальные (без ничего не означающих «европейских выборов» и тому подобного) и честные в отражении как перспектив, так и рисков. Причем программы, излагающие как цели, так и средства для их достижения, особенно подробно — на самый первый, переходный, период.
Глубина развала, его всеохватность, кстати, фактически оставляют нам на это первое время выбор только между различными мобилизационными сценариями. Их, собственно, два: либо большевистского типа, вроде «военного коммунизма», принудительного лагерно-казарменного — «всем стать в строй, шаг вправо, шаг влево — побег»; либо ультралиберального, требующего личной мобилизации каждого и добровольных солидарных действий самостоятельных граждан. В принципе оба они могут позволить выбраться со дна. Первый даже проще, но он не имеет никаких перспектив дальше — он есть простой, а потому неверный ответ на сложные вопросы, которые ставит перед нами реальность XXI века. А второй, либеральный, сложнее в осуществлении, требует больших личных усилий от каждого из нас, но открывает шанс на будущее. Вроде одежки на вырост.
P.S. Сказавши «А», говори и «Б». В следующих заметках я попробую предложить мало-мальски целостный взгляд на то, что и как мне представляется правильным и нужным делать. Для обсуждения. Пока еще немного времени для обсуждения есть.
