Холод арктический вторгся
только к концу ноября –
сапою, как ни готовься,
начистоту говоря.
Вышел хозяин к запруде
и постоял на юру;
в плечи сгибающем пуде
всё угрожало нутру.
Зябко напомнили воды,
лет ему сколько уже,
но не пускали заботы
думать сейчас о душе.
Вышла, опробовав наледь,
стая его же гусей.
– Осень... – подумал он. – А ведь –
жизни отпущенной всей.
Так не хотелось в морозы
жителю ветхой избы...
В боль претворялись угрозы...
– Нынче представиться бы.
Не погоняла привычка,
должное разом смели,
думы вскрывала отмычка
голосом из-под земли.
Вид заколоченных ставней,
мёртвых соседних домов,
трав недовзятых за баней,
редких поодаль дымов
не растревожил впервые.
Не было даже ворон.
Рост и щетины на вые
остро прочувствовал он.
Властно направило к полке
книжной вошедшего в дом:
вот он, в сиреневой корке,
другом подаренный том.
Тридцать вторая страница...
Милость, «...за то, что умру»,
будет, любовница, жрица,
если не стану к утру?
…Холодно. Пусто. Не горько.
Книга, заложено в ней.
Помнить мне, в матицу сколько
вбито надёжных гвоздей.
12.2014
