«Разделяй и властвуй» -

«Разделяй и властвуй» - последняя мыслимая альтернатива вхождению в Советский или Европейский союз, 
или Восхождение и поучительное нисхождение, а равно и нынешний образ жизни государств Балтии

Исидор Левин

http://www.berkovich-zametki.com/2014/Zametki/Nomer11_12/ILevin1.php

Доклад на международной конференции в Будапеште о преподавании  греческого и латыни 
в восточно-европейских  странах, бывших   под  советским  влиянием

Перевод с немецкого Эллы Грайфер

В латинском языке не было вопросительного знака. С одной стороны это вытекает из свойственной римлянам дисциплинированности, с другой – порождает явные недоразумения. К примеру, некоторые с уверенностью утверждают, что "mens sana in corpore sano" означает "в здоровом теле – здоровый дух"… естественно, если БЕЗ вопросительного знака переводить. Античная "гимназия" была заведением скорее спортивным, в спартанском духе (но родина мудрости – Афины, а не Рим). Спартанские взгляды способствовали появлению в христианских школах Германии и всей Европы уроков физкультуры взамен классического образования: латыни, греческого и еврейского языков.

Это и является темой данного доклада.

В заголовке я поставил вопрос: действительно ли единственный способ существования малых народов и государств – вхождение в сферу влияния более крупных?

Если бы Юлий Цезарь в наши дни возглавлял правительство Европейского Союза, он бы не стал рекомендовать "разделяй и властвуй". Скорее уж – с оглядкой на Карла Маркса, верного ученика Гегеля ("духовного предка" всякого тоталитаризма) он обратился бы к вождям народов с воззванием: "Варвары всех племен – соединяйтесь!"

(Потому и стал Маркс предтечей социализма, что самому-то ему не довелось отведать его. Сегодня в этом со мной, старым скептиком, согласился бы и сам Лукач, который в Москве так долго философию преподавал, что сумел им там свой импортный "лукачизм" в наследство оставить).

Нынче бы и Цезарю, и Марксу было понятно, что не разделением вернее достигнут они своей цели, но объединением, по-немецки сказать – аншлюсом. Да не по-элитарному, не возведением одного из вождей варваров в статус "друга народа", но на духовном, проще сказать, идеологическом уровне (как когда-то крещением и символом веры плебеев обращали). Теперь всего этого можно добиться путем плебисцита (или репрезентативного опроса), демократическими всеобщими выборами.

Процедура выборов, выкованная в борьбе за демократию, обеспечивает, как известно, возможность, демократию погубить. Итак, слово обозначено и приведены основополагающие соображения к роковой теме "аншлюса".

 Аншлюс малого народа и/или страны, моей Родины, т.е. ее присоединение к образованию типа бывшего СССР или несколько менее массивного ЕС позволяет многого достичь.

"Разделяй и властвуй" изначально понималось как цель властвующего лица, т.е. императора, а отнюдь не демоса, не "примкнувшего к ним" народа.

Аншлюс, т.е. как бы добровольное вхождение в состав державы – Рима, Британии или даже России – могло обернуться для аннексируемого малого государства, его правительства, т.е. политиков, а также граждан, либо благословением, либо позором. К этому процессу надо подходить с осторожностью.

Во всяком случае, духовным импульсом, причиной и следствием его всегда была переоценка того гордого чувства причастности, которое иной раз не без оснований именуют "стадным инстинктом". Стремление испытать "чувство глубокого удовлетворения" (не обязательно связанное с подлинным удовлетворением), от серьезных перемен (например, революции).

Ожидалось срабатывание определенного механизма психологической защиты наподобие фрейдовского "самоотождествления с агрессором".

Позвольте задать вопрос: не обусловлен ли в таком случае коллаборационизм некоторой естественной, психологической реакцией человека (возможно, сопровождаемой "комплексом неполноценности" в терминологии Альфреда Адлера)?

Если так, то следовало бы с пониманием отнестись к немногим оккупантам (преступникам) и многим попавшим под оккупацию народами (жертвам), их, возможно, не наказывать надо, а лечить (?!). Нелегко дать ответ на этот вопрос поскольку дело касается словаков, балканских народов, румын, и в особенности венгров, что бывали и в той, и в этой роли.

Это – этическая судьбоносная проблема каждого человека, и в то же время - проблема изнасилованного общества и его правосознания. Ведь на самом-то деле в общественной жизни было иначе: пост фактум, задним числом население творит зверскую, животную месть, признаваемую почти всегда и со всех сторон "справедливой" и "священной", да и современное общество, как минимум, терпит, если не поощряет ее. Как такое возможно?

Чересчур уж легко, как приговор трибунала, на веру принимается постулат о незамедлительном после аншлюса/оккупации превращении всех, кто под нее угодил, в "советских людей" или, соответственно, в гитлеровской Германии - в "единоплеменников", а в ГДР и прочем соцлагере в "здоровых и свободных новых граждан", т. е. в единую шеренгу безликих "товарищей". Ибо и нацисты, и коммунисты всегда и всюду торопятся (хоть и утверждают, что установили свою революционную власть на тысячу лет). В такое поверить или хотя бы понадеяться – наивность непростительная, смертный грех, преступление против личности и ближнего своего. Как-то вот "наука" воспитания это проглядела.

Хотя на уровне абстрактной философии учили марксисты, что реформа в экономике приведет неизбежно к глубокой деформации индивидуального образа мыслей, но как именно меняется конкретный человек под влиянием социализма, они сказать не могли. Это психологическое невежество роковым образом сказалось на Европе, Азии и человечестве в целом. Насколько мне известно, на этот хороший вопрос ни один специалист по психологии или социологии настоящего ответа не дал, пытались отвечать разве что научные фантасты.

Но заявления делаются от имени коллектива – правящей партии или (для новичков в социологии и политике) прямо "народа", под каковым понимается либо "наша нация", либо просто группа товарищей. Прежде войны объявлялись "именем Господа", а нынче, с лицемерной скромностью, просто от имени "нас", как, например, в Венгрии во множественном числе именовали себя коронованные особы: "Мы, Божией милостью Император и Король…"

Очень много денег и времени потрачено было на темпераментные и временами даже остроумные разговоры о важности "воспитания" в духе марксизма-ленинизма, но ничего разумного не было ни сказано, ни, тем паче – сделано, все осталось на бумаге. Оставалось (и поныне остается) только надеяться на реформирование экономики (источник спасения для политики!), но тем временем у нескольких поколений военного времени наблюдается уже деформирование ментальности с образованием "преступников" и "жертв", которое затем волнами расходится по псевдообщественности покоренной зоны.

На мой взгляд, именно в этом заключается главное зло, оставленное нам в наследство Советским Союзом.

Культурно-историческая и социальная ретроспекция Балтики

Порабощенные туземцы, т.е. эстонские и латышские крестьяне, были крепостными у немецких помещиков, наследников рыцарей католической "священной войны" начала Х века. Они получили свободу только в 1821 году, т.е. официально крепостное право было отменено после перехода остзейских провинций от Швеции к России, но земля оставалась у помещиков.

В самой России эта давно назревшая реформа, т.е. освобождение крестьян от барщины, была проведена на основе опыта Балтии лишь в 1861 году. Тамошнее население жило большей частью в деревнях, в города переселялись неимущие, но свободные вчерашние крестьяне, которые могли добыть хлеб для своей семьи лишь продавая предпринимателям – владельцам фабрик, заводов, мануфактур, шахт или железных дорог – свою дешевую рабочую силу. Это и был пролетариат. Но он был относительно немногочисленным, большинство оставалось в деревне и батрачило у помещиков. Очень много царских подданных служило в армии.

Несвоевременная глава – о России

Мировая война была развязана в 1914 году Кайзером Вильгельмом II(вкупе с австро-венгерской монархией и Турцией) номинально из-за Сербии. Франция и Англия в союзе с царской Россией - заступницей всего славянства – объявили Германии войну. Она длилась долго и возбудила недовольство как в Германии, так и в России. Сперва устранен был германский кайзер и возникла цивилизованная демократическая республика. На несколько республик распалась габсбургская Австро-Венгрия.

В России же после отречения царя началось восстание против уже республиканского "временного правительства". Бывшая империя собиралась принять демократическую конституцию, но этого не произошло. Из полулегальной социал-демократической партии вышла, как в Германии, экстремистская коммунистическая фракция под руководством Ленина и Троцкого, вернувшихся через Германию (и на ее деньги – в качестве "сторонников мира") из Швейцарской эмиграции в Петербург. Они, воспользовавшись случаем, захватили в России власть и вместо республиканской демократии создали диктатуру пролетариата – власть рабочих и крестьян. В столице находилось множество вооруженных солдат – они и стали пешками в игре рыцарей революции. Фронтовые солдаты всех армий хотели мира. Многие офицеры считали, что войну надо вести до победного конца. Солдаты из крестьян дезертировали, разбегались по домам и стремились захватывать землю.

Ленин, как многие социал-демократические "фундаменталисты", был противником раздробления национализированных или брошенных хозяевами имений. Он придерживался мнения, что мелкие крестьянские хозяйства – препятствие на пути к социализму. Его оппоненты – меньшевики (составлявшие, тем не менее, большинство в партии) требовали исполнения обещаний и передачи земли крестьянам, превратившимся за долгое время мировой войны в недовольных и обозленных вооруженных солдат. Ленин и Троцкий посредством устной агитации легко распропагандировали эту необразованную, неграмотную массу и натравили ее на "буржуазные" партии для продолжения своей революции. Итак, Ленин, как председатель советского правительства, вынужден был согласиться с крестьянской земельной политикой, хотя она была ему чужда.

Тем не менее, фундаменталисты марксизма принялись (в связи с начавшимся голодом в городах) травить крестьян как "кулаков", грабить их припасы, скот и дома под предлогом "нужд революции". Коммунисты отважились заставить крестьян коллективизировать свои вожделенные (только что полученные от советской власти!) наделы. Практически коммунисты отнимали урожай у крестьян, чтобы накормить город, при социализме это стало правилом и вызвало в России постоянную нужду и голод.

Тем временем Сталин, занимавший в партии скромную должность секретаря, сумел выбиться в любимые ученики неизлечимо больного, парализованного Ленина. Он и другие "левые" отменили ленинский НЭП, допускавший частные предприятия в городе. Все заводы и фабрики перешли под бюрократическое управление государства. Крестьян загнали в колхозы, и сталинская пропаганда объявила это историческим достижением, вопреки мнению более человечных и компетентных руководителей из расстрелянного ЦК единственной партии власти. По всей стране она дублировала и диктаторски подавляла все органы управления.

Гражданская война еще долго свирепствовала в Средней Азии, на Дальнем Востоке и внутри огромной страны. "Белая гвардия" – сторонники монархии или республики, опираясь на помощь французских и британских интервентов, боролись против анархии и красного террора, за "Российскую демократическую республику" по типу Франции – союзницы в долгой войне. Но победила "Красная армия" Ленина и Троцкого.

Сначала был заключен мир с государствами Балтии, определена государственная граница и таким образом обеспечена безопасность столичного Петербурга. Из остзейских провинций были вытеснены вооруженные силы республиканцев и монархистов, а также остатки немецкой оккупационной армии (пытавшейся создать немецкое герцогство с остзейской аристократией). Освободились и другие народы – на Кавказе, в Средней Азии и на Дальнем Востоке – и встали в оборону против анархической русской "Красной армии".

В Эстонии и Латвии сразу после гражданской войны в 20-х годах была проведена коренная аграрная реформа. Крупные имения остзейской аристократии были национализированы и поделены между местными крестьянами (немецких крестьян там не было). Эстонская республика расплатилась с землевладельцами золотыми рублями, унаследованными от царской России, в Германии во времена инфляции на эти деньги можно было купить в несколько раз больше земли. В России же поместья методом грабительской "классовой борьбы" реквизировались большевиками бесплатно. Поэтому коммунисты именовали молодые государства Балтии и англо-французские вспомогательные войска не иначе как "контрреволюционными интервентами".

Во время болезни Ленина Сталин сумел посредством кровавого террора насадить свои дилетантские кавказские представления о праве, законности и политике власти. Он и его сторонники из меньшинств занялись внутренней политикой в надежде независимо от Европы построить социализм в одной стране. Так начинался сталинизм.

Его выдающийся соперник Троцкий путь к социализму видел в мировой революции российского образца, и прежде всего именно в Западной Европе, точнее – в Германии, возможно, даже при помощи Красной армии. Но начало – вторжение в Польшу, объявившую об отделении от России - оказалось неудачным, прочие просоветские восстания, например, в Баварии или Венгрии под руководством Бела Куна, были быстро подавлены. Ленин, пользовавшийся в России авторитетом, после долгой болезни был парализован и умер. Как известно, в своем завещании он рекомендовал ЦК устранить Сталина от руководства. Сопоставимым по рангу влиянием в партии и армии обладал Лев Троцкий, но умеренные коммунисты, настроенные более патриотически и менее интернационалистски, вынудили его эмигрировать.

Сталин стал диктатором, властителем еще незамиренных сатрапий на Кавказе и в Средней Азии, но в самой России организованная Троцким армия победила. Страна вернулась к нормальной жизни.

Ограбление буржуазии и ленинский НЭП

После великой революции 1917 года собственники, у которых реквизировали предприятия, дома и т.п. (от самых высокопоставленных до тети Моти из лавочки на углу), устраивались в качестве "спецов" на службу в советские государственные органы. Ленин (возможно, по болезни) согласился всерьез и надолго сделать "шаг назад", используя буржуазную изобретательность и предприимчивость на благо народа, т.е. советского государства. Та же политика проводилась и в отношении крестьянства: замена продразверстки продналогом. Это была чистой воды социал-демократия, которой не одобрял Троцкий и не постигал Сталин.

Сталин постепенно уничтожил в партии всех "ревизионистов"-ленинцев. После Второй мировой войны он проделал то же самое с гуманными и разумными социалистами оккупированной Восточной Европы.

Но еще до того та же догматическая тактика применялась в Латвии и Эстонии в 1940 году. Определенные экономические достижения советской России позволили Сталину уверовать в собственную непогрешимость. Критики он не терпел, подозревал, что против него плетут интриги, уничтожил командование красной армии, так что она осталась без руководства. Еще при жизни Ленина Сталин не доверял умелым людям, желавшим служить социализму, на них и их семьи было поставлено клеймо классовых врагов. Многие из "бывших" специалистов-хозяйственников были, согласно учению Маркса, лишены собственности, причем, большое число вполне законопослушных людей. в т.ч. ученых, были расстреляны, арестованы, сосланы в Сибирь или высланы за границу.

Все это именовалось священной классовой борьбой против частной собственности. В местечках, по мнению коммунистов, тоже следовало коллективизировать частные мастерские, парикмахерские и т.п., даже врачей. Всех объединяли в артели, чтобы никто не смел индивидуально наживаться на своем добросовестном труде. Свобода должна была сопровождаться равенством, в том числе и между крестьянами, которым пришлось всю свою продукцию сдавать государству, в стране долго действовала карточная система распределения продуктов, в то же время зерно, как при царе, за деньги и машины вывозилось в Германию. Не будем обсуждать экономические последствия столь примитивной и догматической уравниловки для советского супергосударства и его населения. Но ее вредное влияние на ментальность общества и доныне можно наблюдать в бывших социалистических странах.

В результате подобной "классовой борьбы", сиречь мелочной советизации, возник громадный класс служащих и чиновников под водительством партийных функционеров. Первоначально они считались состоящими на службе народа (горожан). Согласно догматическому принципу "партмаксимума" жалование их не должно было превышать зарплаты беспартийного рабочего – не более минимума, необходимого для поддержания жизни, ибо вознаграждением для партийного товарища служит сам факт службы делу трудящихся. Сей прекраснодушный утопический порядок породил коррупцию. Чиновники превращались в неофициальных владельцев или арендаторов конфискованных предприятий, домов и фабрик. А поскольку "все общее", "все народное", то каждый из него и берет, что может (ни в коем случае не крадет!).

Марксизм-ленинизм учит, что частная собственность – враг рабочего класса, ее и надо ликвидировать прежде всего.

Такова была моральная основа и своеобразно-марксистская установка сталинского правления (невзирая на суды за опознание на работу и прочие якобы уголовные правонарушения). Начиная с тридцатых годов за них щедро раздавались тюремные сроки, превращавшие людей в бесплатных принудительных рабочих. Цель оправдывала средства и в народе господствовал страх. Это практиковалось в СССР до самого конца широковещательно объявленного "социализма", который никак не мог доразвиться до коммунизма. Наследник Сталина, Хрущев, возвещал пришествие вожделенного коммунизма в 1980 году. Это оптимистическое убеждение сохранил Брежнев. И Горбачев, последний генсек, тоже заявлял, что всем неудачам вопреки коммунизм достижим, но, в конце концов, признал нереформируемость, т.е. необучаемость своей компартии и советского строя. Именно эта привычка, ожидать спасения от государства, затаившаяся в сумерках постсоветского мышления, осталась, к сожалению, в тени, без должного внимания и разоблачения.

Сталин, равно как ранее Ленин и Троцкий, искал выход из непрерывно усложнявшейся ситуации внутри страны – ни одна из пятилеток не была выполнена. Обратите внимание: Ленин еще при жизни готов был ради восстановления и модернизации хозяйства предоставлять по договору концессии предприимчивым буржуям, специалистам, ученым, согласным сотрудничать с советской властью, и даже иностранцам, американцам. Сталин же в своем догматизме этим людям не доверял, с маниакальным упорством считая их врагами. Будучи малограмотным дилетантом, он надеялся выстроить социализм – лучезарное будущее всего человечества – "любой ценой", т.е. путем беспощадной эксплуатации крестьян, конфискации урожая, "вечно вчерашней" полицейской государственности. Вся пресса и огромный централизованный аппарат партийной пропаганды (в т.ч. и за границей) изо дня в день прославляли Сталина как мудрого "Ленина сегодня" и гениального марксиста, так что, в конце концов, он и сам этому поверил.

Подобно Троцкому (которому он подослал в Мексику убийцу) Сталин рассчитывал установить советский режим, в Европе и повсюду, террором и принуждением, хотя бы и против воли народа (что объяснялось по Марксу "классовой борьбой"). У него и его СССР были миллионы сторонников, в особенности в страдающей от безработицы промышленной Германии (там Сталин вербовал специалистов для своего ВПК), а также среди интеллектуалов Франции, выигравших в результате победы над Германией, в нищих странах Азии и Африки и даже в пораженной затяжным тяжелым кризисом капиталистической Америке.

 Сталин создал великую европейскую катастрофу, поскольку помог Гитлеру прийти к власти. Следуя Ленину, он объявил германских социал-демократов лакеями контрреволюции и буржуазно-капиталистическими врагами. Будучи главой Третьего Интернационала, натравил его на Второй. Причем, ситуация и настроения в буржуазной Европе были ему, читавшему только по-русски, известны только по предвзятым докладам собственных посланцев, шпионов и дипломатов. Большая и фундаменталистская КПГ была послушна Сталину, ее просоветские попутчики умели только прославлять его "мудрую диктатуру". И в результате решающие выборы выиграли не миллионы коммунистов (без социал-демократов), а нацистская партия Гитлера. Немцы от природы дисциплинированы, им совсем не трудно было принять вместо Сталина Гитлера – своего отечественного, по сути такого же вождя, работавшего теми же апробированными в России концлагерными методами, тем более что его поддерживали промышленники, капиталисты и реваншисты.

Союз между весьма схожими между собой изгоями Лиги Наций – Сталиным и Гитлером – привел к развязыванию (возможно, умышленному) Второй Мировой войны, имевшей роковые последствия для Европы и пассивного, близорукого человечества. Потом то же самое можно было наблюдать на примере во всем послушного России образования под названием ГДР, без сучка, без задоринки перешедшего от гитлеровского к сталинскому режиму, и в "народных демократиях", включая китайскую.

То, что в абстрактной марксистской теории именуется "диктатурой пролетариата" есть на самом деле не что иное как правление функционеров. Это опасное заблуждение не было, к сожалению, своевременно распознано социологией. И виновата в этом возвышенность мысли и близорукость интеллигенции с обеих сторон. Не позабудем, что Ленин, сам принадлежавший к этой прослойке, активно участвующей в политике, очень хорошо умел задавить агитацией молодежь такого пошиба. Хотя, разумеется, многие постулаты и цели марксизма, в особенности осознание необходимости развивать образование и науку, теоретически были верными.

Что такое советский институт?

Непосредственно после революции, когда деятельность ученых в столицах – Москве и Петербурге – была парализована отсутствием продовольствия и бездействием отопления, государство организовало в немногих отапливаемых комнатах беспризорных заброшенных дворцов рабочие кружки, это были, собственно, совещательные группы. Так, чисто случайно, зародилось планирование и возрастающая бюрократизация науки.

Намерения были, вероятно, первоначально самыми добрыми, но последствия неожиданно оказались серьезными и отнюдь не позитивными. Ученые теряли самостоятельность и превращались в чиновников. Уже через несколько лет выяснилось, что можно ничего не делать, результатов не достигать, но регулярно получать соответствующее рангу жалование. В гуманитарных науках не получилось коллективности, каждый работал за себя.

С другой стороны, открылась возможность карьеры по партийной линии. Во всяком случае, ученые, состоявшиеся до 17-го года, работали с энтузиазмом и изо всех сил старались приспособиться к новой власти. Например, натаскивая невежественную, плохо подготовленную молодежь: для не имевших среднего образования, были организованы при ВУЗах подготовительные курсы (рабфак). Постепенно научная работа у гуманитариев отделилась от преподавания. Уровень институтов падал вследствие некомпетентного партийного контроля. Научная работа оплачивалась по количеству исписанной бумаги (печатались эти работы редко), т.е. получался полный абсурд. От начинающих требовали по два листа (1 лист = 20 страниц), от маститых – 1 лист в год. Разумеется, настоящий ученый способен на большее – например, написать одну-единственную формулу на листочке из школьной тетрадки. Как можно механически измерять научную работу? И можно ли говорить о содержании и качестве, если работа историка или филолога должна быть под завязку набита цитатами из Ленина и/или точно соответствовать указаниям последнего пленума? Лингвисты не могли обойтись без ссылки на опус Сталина, для этнографов и педагогов(!) перстом указующим служили "традиции", задним числом возникавшие по слову Брежнева. Для каждой отрасли науки или искусства имелись руководящие органы (Союз писателей", "Союз композиторов" и т.п.) во главе с "представителями", что обрели милость в глазах генсека.

Год за годом институты, в том числе и провинциальные, выпускали дипломированные кадры, то ли в порядке местного "самообслуживания, то ли "для галочки", чтоб было о чем доложить партийному руководству. Однажды открытое учебное заведение нельзя было закрыть, чтобы кадры не лишились работы, ибо уже в начале 30-х Сталин сказал, что "кадры решают все".

Не благодаря, но вопреки таким порядкам некоторые ученые сумели достичь важных результатов (правда, не в гуманитарных областях). Все были заинтересованы в получении вновь учрежденных научных степеней "кандидата" и "доктора", поскольку от них зависела зарплата. Например, если преподавая язык в качестве "почасовика", можно было получить 10 рублей за урок, то обладателю степени, зачисленному на ставку, за ту же работу платили втрое больше. Кроме того, на часы пересчитывалась и научная работа, например, лекции или составление методических пособий, соответственно, и их качество… Так вот и строился социализм в огромной стране.

Коммунистические порядки могли некоторое время процветать лишь в миниатюре, в палестинских коммунах-кибуцах до образования государства Израиль. Кстати сказать, Герцль представлял себе в мечтах "еврейское государство" скорее не государством, а чем-то вроде открытого профсоюза, охватывающего всю страну. Но в конечном итоге и там это себя не оправдало, хотя кибуц мог показаться разумным… для стороннего наблюдателя.

Еще один вариант – "балтийский путь"

Угнетенные крестьяне Балтии приняли на вооружение лозунг "Разделяй и властвуй!", и их вожди отделились от России во время примитивного, террористического коммунистического бунта Ленина и компании.

В результате презрительно отброшенной Лениным в России земельной реформы возникло новое поколение крестьян, вернее сказать, новый народ свободных землевладельцев в Латвии (ок. 1, 5 млн.) и Эстонии (ок. 1 млн.). Этим людям еще только предстояло научиться управлять государством. Сложная задача, с которой так и не удалось справиться республиканской крестьянской России.

Крестьян немецкого происхождения в остзейских областях царской России не было никогда, поскольку землевладельцы не хотели делить и дробить свои поместья. Их сыновья, не наследовавшие имений, поступали на русскую службу офицерами или чиновниками или приобретали специальность. Из их рядов вышли высокопоставленные деятели и известные ученые.

Раздел владений немецких помещиков, между безземельными крестьянами (не более чем по 30 га) создал новый, социальный слой равноправных частных собственников, ремесленников, мелких предпринимателей в немногих городах, что весьма благотворно сказалось на этническом сообществе в целом.

Гражданская война в России открыла возможность для возникновения после Первой мировой мелких независимых государств, т.е. демократических республик, например, Эстонии, что в корне изменило модель поведения их жителей. Начала постепенно меняться ментальность, это прослеживалось и среди остзейских немцев, переставших быть господами ("saksad, от слова "саксонцы"), и среди прочих меньшинств.

Первое поколение новых землевладельцев и граждан государств Балтии отличалось целеустремленностью, они могли вместе с родителями обрабатывать землю, могли создать семейную усадьбу, купить или продать ее. Получив обязательное начальное образование, молодежь могла поступить в гимназию, а затем и в университет, т.е. сделать карьеру.

Высшее образование и воспитание

В Тартусском университете преподавалась на эстонском языке медицина, право, теология, а также античная и современная философия (филология), естественные науки и агрономия. Это было очень полезным нововведением, поскольку прочими профессиями овладевали прежде лишь неформально, поступая в учение к мастерам. Образование стало желанным и доступным.

Следует также отметить, что некоторые европейские государства содержали на свои средства организованные на философском факультете кафедры соответствующих языков и культур. Там преподавали профессора из этих стран, т.е. Англии, Франции, Финляндии, Венгрии, Чехословакии, Польши и даже Латвии. Разумеется, эта практика, которую Эстония никогда не могла бы себе позволить на собственные средства, существенно улучшала репутацию университета. Так возникли в Тарту духовные "колонии" или "посольства".

Немецкий и русский языки традиционно считались "местными". Нацистская Германия стремилась расширять свое влияние, и потому в Риге работалинститут Гердера. Россия же, находившаяся в политической изоляции, этому внимания не уделяла, ограничиваясь пропагандой по радио на разных языках. Так что у молодежи возникало впечатление, что Россия – это где-то очень далеко.

Новое поколение студентов – в основном выходцы из крестьян и городских ремесленников – перенимали немецкие обычаи. Некоторые вступали в сохранившиеся с довоенного времени корпорации или организовывали собственные национальные союзы. Свои студенческие организации были и у национальных меньшинств, старые немецкие корпорации, организации русских, не признававших советской власти, три еврейских студенческих союза, принимавших студентов обоего пола, и еще один отдельный – для женщин, ограничения на их образование времен царского режима были сняты. Университет обладал автономией – ни один полицейский в форме не имел права появляться на его территории, даже если спешил на лекцию на юридический факультет. Именно полиция воплощала "государство", пусть даже свое родное, эстонское.

В царское время проштрафившихся студентов сажали в карцер или исключали из университета. Но дуэль на шпагах в защиту чести не считалась преступлением. От таких дуэлей на лице оставались шрамы (впрочем, ими, дабы блистать в обществе, можно было обзавестись и с помощью знакомого хирурга).

Диплом о высшем образовании открывал эстонской "родне" новых чиновников (состоявших в тех же студенческих корпорациях) дорогу в министерства, местные органы власти, в полицию, на почту, в банки и т.п. Этим можно было гордиться.

Образование стимулировало карьеру. Дворян среди эстонцев не было, но были хорошие семьи с традиционным воспитанием, ощущавшие себя "господами" и ассимилированные в немецкую культуру. Это было типично для первых десятилетий двадцатого века, включая тридцатые годы.

Языки и культура

Языком высшего общества в Эстонии был немецкий, хотя вскоре оно переориентировалось на родственный финский. В Финляндии он стал государственным после включения области в состав России и представления автономии в статусе Великого Княжества (впрочем теми же правами обладал и язык небольшого шведского меньшинства). Культивирование финского языка началось раньше и послужило образцом для эстонского (высказывались даже пожелания присоединения новорожденной Эстонии к более зрелой Финляндии).

Потребность в ускоренном усвоении западноевропейской цивилизации диктовала необходимость замены простого крестьянского "наименования" явлений окружающего мира цельным мировоззрением. Ведь язык сам по себе наполнен духовным содержанием. Стоит задаться вопросом, в самом ли деле идентично содержание латинского Deus и славянского "Бог", немецкого Gott и финско-эстонского Jumal, не говоря уже о том, какое значение вкладывают христиане в библейско-еврейское Elohim и Jahwe. В этом, собственно, и состоит проблема перевода и изучения иностранных языков.

Я ощущал эти различия не только при переводе Библии с оригинала. До сих пор не знаю, было ли причиной счастья, испытанного мною при выявлении неравнозначности этих слов и усилий их сопряжения, обнаружение их "общего знаменателя", или просто невербальная и незаслуженная Благодать.

Значения слов, как известно, в значительной мере амбивалентны. Например, (как подчеркивал уже Карл Абель) латинское altus означает как "высоко", так и "глубоко"., финское siunama как "благословлять", так и "ругать". Почему иранское слово kabud означает и "синий", и "зеленый"? Или в Персии все дальтоники? Почему в немецком языке Hahn – "петух" – мужского рода, а Huhn – "курица", которая кладет яйца, оказалась не женского, а вовсе среднего рода? Почему Tisch – "стол" – мужского рода, аBett – "кровать" - среднего? Нелегко было венграм в австрийской империи зубрить все эти немецкие роды. Все это относится к содержательному исследованию языка (Trier, Weisgerber & al.).

С момента рождения юной республики перед ее жителями, учителями, писателями, чиновниками, лингвистами и прочими встала проблема языка. И начали они (к сожалению, не всегда обдуманно) творить новые слова и понятия по образу и подобию других языков, даже если и не было в том особой необходимости. А поскольку все это связано с мышлением, то наложило свой отпечаток на духовную жизнь двух-трех поколений эстонцев (в меньшей степени и латышей).

Дело в том, что всем специалистам приходилось тогда выступать в качестве в качестве лингвистов-любителей, участвуя в сотворении своего родного латышского или эстонского языка. Довелось в молодости и мне поработать над обновлением или, вернее, созданием практически с нуля языка современной культуры на латышском, эстонском и иврите.

Для переводов требовались прежде всего новые слова, но как и на каком языке при этом думали? Что ощущали, изучая латынь? Можно ли выучиться "думать иначе"? Думаю, что да – это можно и нужно сделать.

В то же время нельзя было допускать разрушительных вторжений в структуру, синтаксис и естественную грамматику, т.е. дух родного языка. Лингвистика того времени недооценивала значение этих процессов (в Тарту содержательные исследования языка были не в чести, они считались ненаучными). Ведь исследование истоков языка ставило вопрос о способности к самоидентификации с чуждыми, некрестьянскими мирами, о преодолении инстинктивной ксенофобии. Что вы думаете по этому поводу, дорогие коллеги?

 Возникло мощное движение за эстонизацию (нередко искусственную) имен и фамилий немецкого происхождения. Оно пропагандировалось патриотическими активистами, по соображениям национальной политики. Правда, делать это рекомендовали лишь стопроцентным эстонцам. Очень редко, в порядке исключения, дозволялось и русским сeмьям, желавшим принять эстонские имена.

На мой взгляд, это свидетельство здорового стремления измениться, новое начинание привнести в свою жизнь. Корни этого – в христианской традиции, примерно так апостол Павел понимал крещение.

Этническую чистку провели и в словарном запасе. Ведь построение духовности родного языка – дело сознательного и умелого воспитания. В Балтии это умели.

Но как и откуда, от кого передается способность не просто говорить, но мыслить на определенном языке?

Вот несколько любопытных примеров политического вмешательства в лингвистику. Когда немцы переводили Библию на эстонский, им очень недоставало артиклей, определяющих грамматический род, каковые они с присущей им добросовестностью и попытались ввести, но не вышло.

Невозможно проповедовать, не употребляя понятия "Бог", Его стали обозначать словом härra – "господин, хозяин" (видимо, имея в виду "Господь" – прим. перев.), избегая ассоциировавшегося с язычеством термина jumal. Иноязычные пасторы вместо isand (изанд) по ошибке произносили issand(исанд) и создали особый, благочестивый вариант произношения, т.е. изменился смысл. Видимо, не нравилось пасторам эстонское слово jumal и стали использовать issand – "господин". Также как в финском для этого воспользовались шведским словом härra, обозначавшим также господина (помещика). Весьма поучительное теолого-психологическое явление.

В латинском языке двойное отрицание означает утверждение. В эстонскомmitte ei ole – "нет, нету" – это не утверждение, а усиление отрицания.

По-эстонски vastu означает "против". Stalini vastu можно понять как "против Сталина", во избежание такого недоразумения вместо vastu вставили словечко poolt, чтобы однозначно вышло "за". Потому что по-эстонски что "за", что "против" – одно и то же слово. Таким вот однозначно антисталинским оказался эстонский язык, как его ни причесывали.

Опечатка в слове "Сталин" ("Сралин") угрожала смертью корректору, даже если он не знал русского языка. Опечатки в газетах уже Ленин называл преступлением – он же по образованию адвокатом был, вот и выступил в роли прокурора.

Назначенные подсудимым адвокаты в советском суде считали своей задачей обнаружение вины подсудимых, а подсудимые на политических процессах (после допроса – читай, "обработки" в застенках КГБ) готовы были укреплять сталинизм, принимая на себя любую предложенную вымышленную вину. Это спасало если не от смертного приговора, то хотя бы от продолжения "допросов". Осужденные утверждали, что Сталин ничего не знал обо всей этой несправедливости. Некоторые перед казнью кричали: "Да здравствует товарищ Сталин!" (о чем ему сообщали, если сам он не подслушивал).

***

Обратимся теперь к состоянию языка в нашей стране.

Каковы будут последствия нынешнего наплыва американизмов? Это ведь реальная проблема, которую ученые должны открыто обсуждать и принимать меры!

Десять лет назад я был приглашен на межконфессиональную встречу в Будапеште. Тогда, как я заметил, на улице понимали по-немецки, но сегодня иностранец должен говорить только по-английски. Следы долголетнего пребывания в составе немецкоязычной дунайской империи Габсбургов вытравляются не только из обихода, но и из языкового сознания венгров. Так ли это? Интересно было бы изучить язык венгров, живущих в Америке. А как обстоит дело со знанием русского языка?

Ведь "островное" положение венгерского населения не изменилось. Угро-финский венгерский язык в Европе надо специально изучать, даже если понимаешь финский или эстонский. Ситуация уникальная для Европы, оставляющая народ в полном одиночестве. Славянам легче – мир ли или война, у них вокруг родня. А как сказывается такое положение на ментальности народа?

Свою теперешнюю родину мадьяры заселили относительно поздно, когда там уже не слышно было латыни, хотя и обнаружены римские могилы с соответствующими надписями. Так что, возможно, еще удастся исследовать процесс мадьяризации или хотя бы поразмыслить об этом в KollegiumBudapest, когда речь идет о преподавании греческого и/или латыни.

И почему нет в музее ни слова о том, как мадьяры захватили эту территорию? Исподволь навязывается представление о преемственности, об исконном населении по советскому идеологическому образцу. Экспозиция открывается каменным веком и завершается восторженным гимном социализму, например, стахановскому движению, давно уже забытому в России. Но именно это считают необходимым поведать посетителю.

Такая версия истории историкам вряд ли придется по душе. Или?...

 К культурологии и социологии Балтии

В Тартуском университете первоначально преподавали немецкие профессора на немецком языке, поскольку основан он был для немецких дворян лютеранского исповедания. Но и местные латыши и эстонцы – выходцы из крестьян – а также русские и евреи, понимавшие по-немецки, могли изучать тут медицину, право и теологию. Это было первое поколение латышских и эстонских интеллектуалов. Например, эстонский народный эпос был записан в стихах врачом по фамилии Кройцвальд. Собирание народной поэзии было организовано через газеты пастором Якобом Хуртом. Тогда это было новое и важное предприятие.

Переводы Библии на местные языки (на два разных эстонских диалекта) приезжими лютеранскими пасторами были сделаны уже давно. Это, разумеется, наложило свой отпечаток на литературный язык как таковой и способствовало изучению теологии, латыни и греческого в нескольких немецкоязычных университетах российской империи.

Латынь была необходима и юристам, хотя для них все большее значение приобретал русский язык, поскольку в Балтии действовало русское право. Но эстонцам и финнам русское произношение давалось с трудом, да и вообще этот язык не пользовался у них популярностью. Усваивали его разве что как разговорный во время долгой военной службы в чужих краях.

Лишь постепенно в ходе Первой Мировой войны в царской армии были образованы эстонские и латышские части по образцу существовавших ранее финских. Позже эти войска сыграли решающую роль в борьбе за национальную автономию.

В Латвии дело обстояло иначе. Латышский язык ближе к русскому. Этот балто-славянский язык с угро-финским эстонским роднит лишь большое количество общих заимствований из немецкого, нижнесаксонского, датского и шведского. Таллин был основан датчанами, был ганзейским городом. По-датски Данлинна означает просто "город, крепость".

Рига была построена на земле Ливонии в 1200 году орденом немецких рыцарей. Старый центр еще долгие годы именовался "Ливланд", ибо земля под ним принадлежала наследникам немецких (и отчасти германизированных ливонских) рыцарей. Туземцы (ливы) были крещены и порабощены, ливский язык исчез очень быстро.

Исторически Ливония – область ливов, Курляндия – область куров, еще одного старопрусского (не германского) племени, которое было онемечено или растворилось среди латышей и финнов.

Ливонская губерния царской России была населена эстонцами и латышами, а потом республики были образованы по языковому (этническому) принципу.

После образования латвийской республики в Риге был открыт латышский университет (до этого латыши учились в Москве и Тарту). В то же самое время был основан и литовский университет в Каунасе – "временной" столице Литвы. Поскольку историческая столица, Вильна (ныне Вильнюс), была аннексирована и в 1920 году оккупирована Польшей. И все контакты (включая почтовую связь) между двумя государствами, составлявшими прежде единую Речь Посполитую, были прерваны. Письма пересылались через Дюнабург (ныне Даугавпилс, Латвия). Старый вильнюсский университет остался польским и католическим, полонизировано было и окрестное литовское население.

В новом рижском университете факультет теологии состоял из двух отделений: католического и лютеранского.

В Латвии (Латгалии) и Эстонии (на Чудском озере) жили русские, принадлежавшие к двум враждовавшим церквам: старообрядцы, нашедшие некогда у немецких рыцарей защиту от преследований царского правительства, и православные Московского патриархата из окрестностей Новгорода и Пскова (территория бывшей "ганзейской республики", зверски уничтоженной Иваном Грозным).

Те и другие русские на Чудском озере оказались отрезаны от Советского Союза, где преследовались все церкви и религии. Вероятно, поэтому русские оказались впервые в истории способны жить вне России. Эстонские порядки устраивали их.

Парламентская демократия

В парламенте эстонской республики были представлены новоиспеченные партии, а также скромная, застенчивая коррупция. В период общеевропейского экономического кризиса 30-х годов установилось авторитарное правление без парламента. Такие правительства спасли национальную независимость Латвии и Эстонии, когда власть пытались захватить коммунисты, а вскоре после этого – и эстонские нацисты. Те и другие потерпели поражение, поскольку эти немногочисленные группировки стремились (не без помощи из-за рубежа, что не прибавляло им популярности) к вхождению в состав либо сталинской России, либо гитлеровской Германии.

В Эстонии склоки в парламенте привели к ненасильственному отстранению от власти. Она оказалась в руках умеренного президента, юриста Константина Пятса, сумевшего укрепить закон и порядок.

В Латвии 15 мая 1934 года один из основателей республики Карлис Ульманис совершил государственный переворот. Парламент и выборы были без сопротивления отменены и создалась двусмысленная ситуация: не было ни "фашизма", ни официальной дискриминации нелатышей, хотя влияние нацистской Германии уже сказывалось в определенных кругах латышской молодежи.

Образованные безработные стремились попасть на руководящие (например, министерские) посты. Ульманис был вынужден своим авторитетом сдерживать активность полувоенной организации Айзсарги (защитники), чем и успокоил граждан.

 О начале советизации, 1940 год

Согласно заключенному в августе 1939 года пакту Молотова-Риббентропа (т.е. Сталина и Гитлера) Балтия подлежала принудительной передаче по власть СССР. После (хотя и не вследствие) чего предстоял раздел Польши и уничтожение польского государства, а также вхождение Литвы, Латвии и Эстонии в состав Советского Союза, невзирая на гарантии, полученные от Великобритании и Франции – победителей Первой мировой.

В порядке предостережения некоторые подробности:

Советизацию Эстонии Сталин получил члену ЦК Андрею Жданову. Официально он должен был оказывать помощь в мирной "демократизации" государственного строя (о присоединении к СССР поначалу официально речи не было).

По соглашению между Сталиным и Гитлером речь шла о временной аренде военных баз (с какой целью?) на побережье Балтики. Обнадеживающее начало в видах сохранения мира и государства.

Контакты приезжих красноармейцев с местным населением не допускались, во избежание ознакомления каждой из сторон с образом жизни другой (советская привычка, все засекречивать!)

В течение нескольких месяцев 1940 года как бы с целью "демократизации" страны демагогически нагнеталась ненависть к президентам и буржуазным республикам с использованием местных "салонных" коммунистов и прессы. Президенты Латвии и Эстонии были депортированы – мирно, но – под конвоем, после того как они согласились терпеть на арендованных базах советские войска и военную технику (как по дипломатическим каналам рекомендовали им немцы, поскольку Гитлеру нужен был еще год, чтобы подготовиться к нападению на Советский Союз).

Тем временем "по воле народа" были сформированы новые правительства и после нескольких лет перерыва избран "парламент". Впрочем, "буржуазные" (т.е. все!) партии к выборам допущены не были (и кем же это?). Вместо социал-демократической и крестьянской партий на выборы пришел единый блок легализованных и выпущенных из тюрем коммунистов и специально подобранных "беспартийных патриотов".

Для сталинского Третьего Интернационала социалисты были заклятыми врагами, а вот гитлеровская нацистская партия – чем-то вроде виртуального союзника. Тот же самый сценарий, только без поражения "левых" и победы нацистов, был вскоре разыгран в Латвии и Эстонии. Подобная негибкость в политике может объясняться лишь параноидальным упрямством, но в советской России это считалось великой мудростью.

Во всем громадном СССР никому не дозволено было обладать мудростью или давать советы. ЦК и правительство заседали за закрытыми дверями.

Блок коммунистов и беспартийных обыкновенно выигрывал псевдовыборы в Советском Союзе со счетом 99%. Такая лживая система была принята вместе с "самой демократической" сталинской конституцией 30-х годов, до того у СССР конституции не было вообще. Результаты этих "выборов" в Латвии и Эстонии пропаганда представила как "волю народа" отказаться от независимости. Первый акт драмы прошел без сучка, без задоринки.

Но для успешного "дергания за веревочки" из-за кулис при исполнении сталинского приказа о советизации Эстонии Жданову нужны были помощники из местных. Известные лица – часть, которую можно будет выдать за целое.

И Жданов, обитавший тогда в советском посольстве в Таллине, вызвал к себе историка, профессора Ханса Крууса, который в конце первой Мировой находился в Петербурге, был членом партии эсэров, творил, так сказать, эстонскую историю с оружием в руках. После Тартуского мирного договора между Эстонией и Советской Россией он вернулся на родину и изучал историю в Тартуском университете, что побудило его занять позицию более умеренную. Вот этого-то доблестного борца и заприметил Жданов, которому как раз потребовались пользующиеся известностью интеллектуалы, например, профессора. Не один Круус был поставлен перед выбором: либо вступить в компартию, либо отправиться в Сибирь за тогдашнее "отклонение от ленинской линии".

Это была, конечно, не агитация, а шантаж. Жданов незамедлительно вручил Круусу партбилет и назначил его ректором Тартуского университета (еще более важные посты он занял после войны).

Восстановим предпосылки этой трагедии.

Сталин предложил президенту Эстонии заключить с СССР договор, согласно которому "в целях безопасности" Красной армии отдавались в аренду базы на Балтике. Эстония (после консультаций с Германией, уже вовлеченной в совместную с Советской Россией войну против Финляндии и Польши) согласилась предоставить советской армии базы в Латвии и Эстонии якобы для защиты этих республик. Решение было принято быстро, причем, базы должны были быть практически экстерриториальными образованиями, не вмешивающимися во внутренние дела.

Можно было бы тогда (да и сегодня – задним числом) обвинить эстонского президента Пятса в измене Родине, хотя он своему народу желал только добра. Эстония была связана с Финляндией договором, была ее союзником и как таковая обязана была объявить войну советскому агрессору. Но президенты Латвии и Эстонии этого не сделали. Напротив, они согласились с аншлюсом и вхождением в Советский Союз, потому что Сталин пообещал Эстонии статус Монголии, а в случае отказа, возможно, угрожал депортацией.

Некоторые подробности о судьбе последнего президента Константина Пятса: он из православной русской семьи. Когда его привезли в тюремную психбольницу в Йамэйяле около Вильянди, он назвался президентом Эстонии – молодые русские врачи сочли это симптомом мании величия. Об этом мне лично рассказала главврач Паша Слуцкая. Пятс умер в безвестности, в изгнании, в России, куда его вскоре снова увезли с родины (как рассказал мне недавно один дипломат из эстонского МИДа).

Впрочем, согласно эстонской конституции, ни президент, ни парламент не имеют юридического права на аншлюс. Такой вопрос может решать только плебисцит.

В Латвии вопрос об аншлюсе мог решать парламент. Такого различия в конституциях Жданов постичь не мог, счел мелочной формальностью, хотя Круус и пытался переубедить его. Более или менее прикрытая аннексия "по просьбе народов Балтии" совершилась согласно новой советской конституции в Москве на сессии Верховного Совета СССР, с большой помпой, в романтико-поэтической и церемониальной атмосфере.

Таков уровень методов, которыми в международных отношениях пользовался Советский Союз (кровавая природа их полностью обнаружилась позднее в Будапеште и Праге).

О положении в аннексированных республиках

Эстония и Латвия превратились в равнобесправные советские республики. Первоначально в 1940 году молодежь приветствовала советскую власть, поскольку получила от нее работу и хлеб (рабочие места создавались национализацией предприятий и размножением бюрократии). В независимой республике вряд ли возможно было ликвидировать безработицу из-за неприкосновенности частной собственности. Было за что благодарить советскую власть – единственного владельца всех богатств и всех предприятий. В обществе произошел раскол.

Но в поколении среднего возраста, трудом которого были созданы независимые Эстония и Латвия, уже в 1940 году, вскоре после аншлюса началось недовольство утратой национальной независимости и частной собственности. Советские привычки еще не привились и многие выдавали себя, высказываясь в открытую. Их брали на заметку как противников советских порядков и быстро отправляли в ссылку.

Советизация университета в 1940 году

При советской власти эстонский университет стал провинциальным. Предметы, которые преподавались и изучались в Ленинграде или Москве – например, ориенталистика или семитология – в Тарту закрывали, не дожидаясь даже распоряжения московского министерства, по недостатку кадров или по идеологическим соображениям.

Все это по собственной инициативе проделывали сами эстонцы, главным образом с высшим естественнонаучным образованием, поскольку считали себя принципиальными убежденными коммунистами, а нередко и просто из зависти. Факультет религиеведения сразу же после аншлюса был закрыт (и во время немецкой оккупации так и не открылся). Кто имел юридическое право сделать это? Это был вредный волюнтаризм.

Такое положение создалось, поскольку и в университетах царской России не бывало теологических факультетов или кафедр. Монополией на теологию обладала Русская Православная Церковь, в университеты она ее не допускала, а в духовных академиях наукой не занимались вообще.

Факультет религиеведения был только в Тарту, он первым был закрыт в 1940-м. Даже орган из университетской церкви как "религиозный инструмент" сняли и в Таллин увезли, а церковь переоборудовали в спортзал. Таков был уровень прогрессивного советского просвещения.

Одновременно, уже без антирелигиозного оправдания ликвидирована была кафедра "еврейских исследований". Причиной, вероятно, было то, что Сталин (о евреях узнавший, вероятно, из Библии за те несколько семестров, которые проучился в тифлисской семинарии, пока не был отчислен за аморальную интрижку с девицей) евреев народом не считал, считал он их исключительно религиозный общиной. А все религии подлежали искоренению (за исключением, как в 1943 году выяснилось, РПЦ, которую он с покаянием дозволил по причине войны).

Возможно, эстонским коммунистам было неизвестно, что в Германии существовали институты иудаистики. В Лейпцигском университете соответствующая кафедра продержалась до 1933 года, но в 1934-м была ликвидирована из-за воинствующего антисемитизма.

Заведовал этой кафедрой профессор Лазарь Гулькович. Он был уволен и лишен гражданства, после чего его пригласили в Тарту, где для него по рекомендации Альберта Эйнштейна и Лео Бека была открыта соответствующая кафедра. В 1940 году Гулькович стал безработным и остался в оккупированном немцами Тарту. Осенью 1941 года он и его семья были убиты вместе с прочими евреями, оставшимися на родине в надежде на возрождение свободного и правового эстонского государства.

Возможно, вам покажется интересным, что греческий и латынь прежде преподавались и исследовались на философском факультете, но предназначены были скорее для изучающих теологию. "Левые" активисты с естественнонаучных факультетов объясняли это тем, что поскольку Бога нет, факультет теологии (даже не принадлежащий к определенной церкви) никому не нужен. В ГДР и прочих "народных демократиях" теологические факультеты продолжали существовать, между прочим, и знаменитая высшая школа раввинов в Венгрии пережила как немецкую, так и советскую оккупацию. В восточноевропейских государствах эти факультеты существовали под русско-советским контролем, но в самом Советском Союзе не были допущены даже после войны.

Советизация Эстонии дорого обошлась университету. Из Москвы на должность проректора по идеологическому воспитанию прислан был школьный учитель эстонского происхождения по имени Кристиан Куре. Назначенец, которому Эстония была чужой. Немногие из живших в России эстонцев (объявленных троцкистами, националистами и шпионами) пережили смертельные чистки. Но Куре и еще некоторые "засланцы" имели репутацию надежных и компетентных товарищей. Они верили, что призваны вести отсталых эстонских интеллектуалов по пути прогресса.

Куре принялся насаждать в огосударствленном Тартусском университете гипотезу Марра (тогда еще бывшего в милости у Сталина) о происхождении всех языков из четырех слогов и "яфетическую теорию в лингвистике", но прежде всего, конечно, марксизм-ленинизм. Это было рискованно, поскольку совсем недавно местный профессор Альфред Коорт в рамках истории философии читал двухсеместровый курс о Гегеле, Марксе и диалектическом материализме.

Уровень Куре можно продемонстрировать на уровне "открытия", что русское слово "собака" происходит, возможно, от эстонского "sabaga" – (хвостатый). Типичная "народная этимология", т.е. попытка понять иностранное слово по созвучию со словами родного языка.

Увереннее всего чувствовал себя Куре в области толкования четвертой (философской) главы сталинского "Краткого курса". Той самой, за которую московские академики единодушно признали товарища Сталина "корифеем всех наук" – ведь без марксистско-ленинской философии наука развиваться никак не может.

Множество экземпляров дешевого издания этого эпохального труда в переводе на эстонский (возможно, Куре тоже участвовал в его подготовке в качестве переводчика) были присланы в Тарту из Москвы. Через несколько дней их полностью изъяли без официального объяснения причин. Вообще-то все это смахивало на "идеологическую диверсию", поскольку, хотя книга была издана "анонимно", без указания авторства, четвертая глава была написана лично Сталиным. Эстонское издание по-тихому устранили из-за языка, который оказался "мужицким", примитивным, полным самых школярских ошибок, хотя в "буржуазной" Эстонии в 20-е годы грамматика была нормирована. Был незамедлительно заказан новый профессиональный перевод, но авторы его, как всегда в таких случаях, остались неизвестными. Возможно, преданные переводчики из ВПШ получили орден за свою работу, но куда большей награды заслуживают товарищи из Таллина, успевшие перехватить и уничтожить первую версию.

Первый период кратковременного советского владычества в Эстонии оборвался в июле 1941 года.

1 июля 1941 года я сдавал профессору Круусу последний дополнительный экзамен по истории СССР. Мы начали беседу в университете, в его кабинете, но, услышав сирену воздушной тревоги, спустились в подвал и продолжили в "карцере".

К сожалению, экзаменационный вопрос оказался, вопреки ожиданиям, не о вторжении Наполеона и т.н. "Отечественной войне", а о "татарском иге". Будучи ориенталистом, я высказал еретическое мнение, что под тем же "игом" в Средней Азии процветала философия и литература, а советские историки умалчивали о том, что русские князья стали татарскими сатрапами, так что вообще ни о каком "татарском иге" речи быть не может.

Авторы школьных учебников истории (согласно указаниям Сталина и Кирова) до сих пор оплакивают "жуткие времена татарщины" и т.п.

Я разделял мнение Сира Галахада (т.е. Берты Динер), высказанное в книге "Русская литература. Путеводитель для идиотов", и иронически отозвался о выдающемся историке Тарле, который по указанию Сталина написал во втором издании своей книги по истории Наполеона противоположное тому, что написано было в первом. На что профессор Круус дипломатично заметил: "Возможно, ваше мнение и правильно, но учтите на будущее, что официальная концепция – иная". Он поставил мне отличную оценку и второго июля вручил диплом с русским переводом (ответственный секретарь Сокка полагал, что я эмигрирую в Россию). Но я принципиально не желал спасаться от смерти как раз там, где честные ученые и просто много знакомых мне людей оказались в сибирских лагерях. Мое решение, остаться в оккупированной немцами Эстонии, было, разумеется, наивным вплоть до опасной глупости, но оно было искренним и честным. Я не мог предать все, чему меня учили, т.е. усвоенную в университете культуру и, прежде всего, убеждения моего профессора библеистики и ориенталистики Уку Мазинга. На том и ныне стою, и не могу иначе.

***

В начале июля 1941 года Круус сидел в кафе Вернер, переименованном тогда в университетское, в нем в советское время подавали и вино. В Тарту было кафе по-венски, единственное на весь Советский Союз.

Было известно, что вермахт наступает со стороны Латвии, но газеты писали, что сражения идут в направлении Кёнигсберга. Офицеры КГБ забрали профессора Крууса из кафе и отвезли на легковой машине в Таллин, затем доставили в Ленинград, откуда он выступил по радио с обращением к эстонскому народу. Потом его в качестве ценного кадра и преданного "товарища" эвакуировали в Челябинск. Там он и пережил три года войны, получая свою ректорскую зарплату и знакомясь на месте со "счастливой" советской действительностью.

По-видимому, нападение Гитлера на дорогого союзника Сталина и его вторжение в Латвию сами по себе не побудили Крууса, как и тысячи других людей, бежать из Эстонии. Эвакуироваться он не собирался, хотя при немцах эстонская полиция наверняка расстреляла бы его.

Эстония под немецкой оккупацией (1941 – 1944 гг.)

За годом советской власти последовала в июле 1941-го немецкая оккупация всех трех стран Балтии, первоначально ее сочли освобождением и встретили цветами и национальными флагами, но вскоре выяснилось, что это порабощение. Оказалось, что Гитлер вовсе не намеривался восстанавливать ни латвийскую республику, ни свободное эстонское государство, тем более, что согласно пакту Молотова-Риббентропа остзейские немцы уже покинули родину. Нацисты быстро переселили их на чужбину, в окрестности Познани и Торуни, откуда предварительно изгнали поляков и евреев.

Не знаю, кому понадобилось очищать от немцев Балтию, которую Гитлер намеривался вскоре оккупировать. Возможно, со стороны немцев, это была ошибка. Русских немцев, в отличие от, например, судетских, вообще в расчет не брали и Сталин не собирался их отдавать, возможно, потому что в СССР существовала автономная республика немцев Поволжья. А возможно, в случае оккупации планировалось использовать их иначе.

Мирное население Латвии и Эстонии было разочаровано, но исполняло приказы немецких властей, которые использовали против него полицейских-коллаборационистов и сформировало из эстонских наемников эсэсовский легион (участвовавший, вероятно, в подавлении польского восстания в Варшаве).

В годы немецкой оккупации людям приходилось расплачиваться за преступления чуждой им советской власти. Те, кто вступил в комсомол, еще не были коммунистами, хотя могли стать ими впоследствии. Но полиция (якобы эстонская) арестовывала эту молодежь или пожилых людей, разделявших в молодости "левые настроения", объявляя их "коммунистами" (т.е. не за поступки, а за убеждения). Преследованиям подвергались и активные социал-демократы, многие были расстреляны.

За этим последовали разнообразные репрессии оккупационной власти, в т.ч. спешное уничтожение немногих евреев, не сумевших или не захотевших бежать в советский тыл. Эстония была первой и единственной страной, дисциплинированно отрапортовавшей, что она уже "юденфрай" (что, по моим сведениям, было не совсем точно).

В 1943 году в Эстонию привозили евреев из Франции и центральной Европы, их использовали на принудительных работах по добыче бурого угля, а затем убивали.

 

До советской оккупации в эстонской республике жили 4000 евреев. У эстонцев, служивших в немецких силах безопасности, не было никаких причин истреблять своих еврейских соседей. Голландцы во времена оккупации не делали этого, тамошние евреи вывозились для убийства в Освенцим. Датчане тайно переправили своих евреев в Швецию. А вот некоторые латыши и эстонцы с удовольствием убивали и грабили евреев за бутылку шнапса, барахло из солдатского ларька или просто ради удовольствия почувствовать себя "героем". В Даугавпилсе и Риге массовые расстрелы евреев начались сразу после оккупации. В Риге планировали создать образцовое гетто, но потом передумали. Почему?

Оккупация – это такой порядок, когда обычный нормальный человек готов (по приказу или даже без приказа) не задумываясь убивать незнакомых (а пуще того – знакомых: школьных товарищей, соседей, детей) и продолжать жить как ни в чем не бывало.

Причиной европейской, польской и в особенности еврейской катастрофы, которую будущий еврейский литератор Эли Визель, мальчиком переживший концлагерь, необдуманно назвал "Холокостом", был параноидальный характер Гитлера и Сталина при почти болезненной сервильности населения. Жадная до громких слов и сенсаций пресса совершенно напрасно растиражировала на многих языках этот греческий технический термин из библейского обихода, обозначавший всесожжение животных на алтаре иерусалимского храма.

Оба духовно близких фюрера-союзника стремились покорить Европу и весь мир, а Балтия, т.е. Литва, Латвия и Эстония, для обоих были важны как со стратегической, так и с экономической точки зрения.

Советское правительство Литвы было благодарно Красной армии за возвращение аннексированного поляками Вильнюса – своей исторической столицы. Но в июне 41-го оно в полном составе сдалось немцам. Всю войну провели они в "почетном заключении" в концлагере Штутхоф (под Данцигом). Правительства Латвии и Эстонии, напротив, эвакуировались в советский тыл.

В 1940 – 1942 году молодежь, скрывавшаяся от мобилизации в армию оккупантов, убегала в леса или за границу, т.е. переплывала на лодках в Финляндию и Швецию. Они стремились к нейтралитету по шведскому образцу. Впрочем, шведы, равно как и датчане, похоже, утратили сию прославленную добродетель под влиянием усиленной антисемитской пропаганды мусульманских иммигрантов, без ограничений допускаемых в страну.

Немецкая оккупация Балтии длилась всего три года, но ее пагубное влияние еще очень долго сказывалось на ментальности населения.

***

Нелегально созданный в годы немецкой оккупации "Эстонский национальный комитет" намеривался в Нарве, на старой границе, приветствовать Советскую армию как освободоителя – союзника Англии и Франции – гарантов независимости Эстонии. Об этом один из его участников рассказывал мне позже в таллинской тюрьме. Этих безобидных интеллигентов арестовали и судили в Москве (по сути это был не суд, а расправа). Юридически они были иностранцами, но получили большие сроки за измену советской родине, а бывшего офицера эстонской армии Тиефа приговорили к смертной казни.

Возвращение советской власти – 1944 г.

В ходе войны с немецкими захватчиками при поддержке Англии, Америки и Франции, Красная армия осенью 1944 года вернулась в Эстонию, где ее никто не ждал, а она ничему не научилась.

После отступления вермахта и роспуска немецкой администрации эстонские коллаборационисты бежали за границу. Возобновилась работа советских органов и начались сталинские репрессии, прежде всего против интеллектуалов. Аресты и депортации в Латвии и Эстонии свирепствовали сильнее, чем в предыдущий одногодичный советский период. Советские власти долгие годы вели себя как в оккупированной чужой стране.

Возвращались на родину немногочисленные эстонскоязычные коммунисты и гражданские лица, пережившие войну в российской эвакуации. К ним относились с куда большим доверием, чем к уцелевшим в плену или в немецком концлагере. По мнению Сталина все они (включая его собственного попавшего в плен сына) должны были покончить жизнь самоубийством, так что выжившие подлежали наказанию за трусость. Прочие же эстонцы, пережившие немецкую оккупацию, попали под подозрение в качестве "фашистов" или "предателей", которым всячески усложняли жизнь.

Начавшееся политическое "перевоспитание" сказалось, прежде всего, на положении интеллектуалов с университетским дипломом. КГБ расследовало не просто их деятельность во время немецкой оккупации, но и теперешние (уже при оккупации советской) правдивые рассказы о прошлом. Собранная сексотами информация истолковывалась с добавлением вымысла и давала повод для обвинений. Этим людям, в т.ч. многим старым интеллигентам, устраивали "судебные процессы" и, как бы на законном основании, часто с семьями, "профилактически" высылали в Сибирь. Первоначально для этого требовалась подпись Председателя Президиума Верховного Совета Эстонии. Эту должность занимал тогда правый врач и левый поэт Варес-Барбарус. Он отказался подписать список обреченных на депортацию и ради своего народа совершил самоубийство (возможно, как я недавно слышал, самоубийство было инсценировано), в отличие от некоторых коллег, что превратились в верноподданных, и, не помышляя о протесте, усердно поддакивали опасной власти. У этих жизнь удалась.

***

После присоединения к СССР в 1940 году бедные крестьяне получили возможность увеличить свои наделы. Они были благодарны советской власти, ибо не предвидели, что вскоре их загонят в колхозы.

При немецкой оккупации соседи, у которых земля была отобрана, доносили на них, объявляя "коммунистами", причем, в таком количестве, что уже в 1943 году немецкие власти были вынуждены призвать народ прекратить доносы друг на друга.

В 1945 году, после восстановления советской власти, крестьяне, подававшие немцам жалобы, были объявлены "кулаками", преследовались КГБ и отправлялись в ссылку.

Множество молодых людей, еще до немецкого вторжения мобилизованных в 1941 году в Красную армию, оказались в России. При первой же возможности немалое число их дезертировало и пережило войну. Теперь им приходилось расплачиваться за "измену".

Зато честно отслужившие в Красной армии или работавшие в тылу после войны сделали карьеру. В советской Эстонии они считались борцами против гитлеровской Германии и потому неправильно именовались "антифашистами", их всячески поощряли.

Сотрудничество с немецкими оккупантами, напротив, себя не оправдало. Каждый, кто при немцах сделал даже самую скромную карьеру, но не захотел покинуть Родину (я не имею в виду убийц, маскировавших свои преступления антисоветскими политическими мотивами) оказались "военными преступниками". Даже тем, кто был на принудительных работах, предъявлялось обвинение в "работе на врага". Таково советское право. Множество мелких пособников было арестовано как "фашистские предатели" и на десятилетия исчезло в сибирских каторжных лагерях. Достаточно было состоять в одной из массовых военизированных организаций – отставных солдат (вроде "Кайтселиит") или "Омакайтсе" ("самооборона"), чтобы считаться антисоветчиком, совершившим тяжкое преступление. А ведь дело не в организации (кстати, чисто формальной), а в поступках каждого человека. Но прокуроры об этом слышать не хотели.

Ни в самой России, ни в сфере советского влияния не было ничего похожего на денацификацию, проведенную союзниками в западных зонах Германии, не было и аналога Нюрнбергского процесса, в котором советские прокуроры участвовали в качестве обвинителей (но, к сожалению, не обвиняемых) за преступления сталинизма.

Множество эстонцев подверглось менее суровым репрессиям. Некоторые из них, во искупление мнимых грехов против советской власти или по иным причинам, становились осведомителями КГБ.

·                       Судьба советской академической элиты

Профессор Круус вернулся в Эстонию в 1944 году. Он пользовался авторитетом у Жданова, а позже общественность ошибочно считала его ученым, вступившим в компартию. Его ставили в пример эстонским эмигрантам, как, например, графа Алексея Толстого ставили русским эмигрантам в пример. Он вернулся из эмиграции в Ленинград и написал роман "Петр Первый", изобразив последнего по образу и подобию Сталина. У него была прислуга, прекрасное снабжение, его даже выбрали депутатом ленинградского горсовета.

Круус занял высокий пост и научных трудов больше не публиковал. Стал президентом академии и даже министром иностранных дел советской Эстонии. В этом звании он выступал в ООН с речью о роли Эстонии в Советском Союзе и в мире.

Впоследствии Каротамм – Первый Секретарь ЦК эстонской компартии (по национальности эстонец, но родом из России) был смещен и все члены ЦК, включая Крууса, арестованы, но до суда над этой группой "тайных буржуазных националистов" дело не дошло, благодаря смерти Сталина.

После ареста Крууса объявили больным и содержали во Второй психиатрической клинике Ленинграда под охраной как подследственного. С приходом к власти Хрущева он был освобожден и восстановлен в звании академика эстонской академии наук. Из академии наук СССР, где он числился членом-корреспондентом, его, как оказалось, даже не исключали, ибо такие случаи не были редкостью.

С переходом на личность следует отметить тот факт, что Круус первоначально хотел восстановить и свое членство в ЦК компартии Эстонии, но скоро от этого отказался. В такой ситуации мы возобновили и углубили дружеские отношения, возникшие на том, памятном, экзамене.

Судьбы беспартийной интеллигенции

Некоторые ученые надолго становились ремесленниками (Профессор теологии Юри Киммель стал сапожником, как его отец. Лишь несколько лет спустя он смог устроиться деревенским пастором).

Молодые ученые, например, имевшие магистерскую степень по этнологии, истории или языкам, могли зарабатывать свой хлеб разве что в качестве школьных учителей. "Буржуазные" юристы вообще не подходили для советской юстиции. Сомнительным оказался и мой досоветский диплом, так что пришлось закончить еще и аспирантуру при советском пединституте. Заочную аспирантуру я окончил трижды, но меня долго не допускали к защите, поскольку я не скрывал, что считаю советские текстологические догмы совершенно ненаучными.

Статус еретика в безобидной области исследования сказок – не лучший трамплин для карьеры, но за ним удобно отсиживаться, сохраняя аполитичность.

Университет был "вычищен", основана эстонская Академия наук, но "космополиту" нелегко было туда пробраться.

Единственный доктор литературоведения, Аугуст Аннист, после 6 лет ИТЛ (за принадлежность к "Национальному Комитету") не мог устроиться по специальности даже учителем в деревенскую школу. Но Академия покупала его рукописи, считавшиеся "анонимными" через посредство какого-то антиквара – такой вот ханжеский либеральный компромисс изобрела парторганизация Института Эстонской Литературы Академии наук советской Эстонии.

Многие интеллектуалы остались без работы (т.е. без официальной ставки), но не остались без средств к существованию, неплохо зарабатывая переводами для государственных издательств. Работы хватало, приходилось переводить множество книг как с русского, так и с других языков. Читали тогда много и охотно.

Такая "свободная профессия", иной раз под псевдонимом, приносила солидный доход, но не каждому выпадала удача быть допущенным к изобильной кормушке "Союза советских писателей". Членство в нем обеспечивало положение в обществе, всяческие привилегии и право на пенсию.

В том же положении находились и "свободные художники", даже если по официальному заказу создавали сталинистские полотна, иной раз совместно с каким-нибудь партийным товарищем или по соответствующей протекции.

Многие уважаемые ученые и профессора в свое время (1940 г.) бежали за границу от советской или немецкой оккупации (теолог и епископ Кёпп или прекрасный специалист по эстонскому языку Андрус Сааресте). В числе их был и писатель и литературовед, профессор Густав Суйтс. В 1941 году он счел себя оскорбленным, когда тартусская советская газета обвинила его в недостаточной прогрессивности. Суйтс послал в редакцию письмо с указанием на то, что его уже арестовывали по политическим мотивам в царское время, когда нынешних "левых" еще и на свете не было. Таких вещей тогда не печатали. Суйтс был выдающимся деятелем, вошедшим в историю эстонской культуры.

Заслуженный фольклорист, доктор философии Оскар Лооритс был социал-демократом и, разумеется, не стал бы покидать родной университет, но от немцев ему пришлось бежать на лодке в Швецию, из-за возвращения советской власти – остаться за границей, а место исследователя важной специальной области фольклора осталось незанятым.

Без работы остался и мой учитель, специалист во Ветхому Завету, эрудит в области ориенталистики, лингвист и поэт, профессор Уку Мазинг. При всей незаурядной образованности его диплом о высшем образовании, полученный еще до присоединения к СССР оказался недействительным, ибо выдан был религиеведческим факультетом. Он остался без средств к существованию. Лютеранская консистория заказала ему научный комментарий к Библии и книгу по истории народа Израиля, за что он получал зарплату секретаря-машинистки.

Моему другу и учителю Уку Мазингу я обязан своим спасением во времена немецкой оккупации. Хотя бы за это стоило избавить его как антифашиста от советских тюрем и депортации. В "Аллее праведников" иерусалимского мемориала "Яд Вашем", посвященной людям, спасавшим евреев, рискуя собственной жизнью, есть и мемориальная доска с именем Уку и Эхи Мазинг – единственных праведников из Эстонии.

Поэтическая элита наладила выгодное сотрудничество с советской властью, а для Масинга и прочих интеллигентов добывание хлеба насущного было проблемой. Зато теперь его столетний юбилей отмечали на протяжении всего 2010 года.

Профессор Феликс Ойнас, который переводил Шандора Петефи и опубликовал на эстонском книгу о венгерской литературе, был славистом и фольклористом. В 1944 году после повторной советской оккупации Эстонии он бежал в Западную Германию, где эмигрантами была создана эстонская высшая школа. Но Ойнас уехал оттуда в Америку и поселился в Блумингтоне, где успешно работал в университете штата Индиана.

Специалист по сирийскому языку Вёёбус, обучавшийся в Тарту у Бульмеринга и Масинга, жил и работал в эмиграции.

Фанни фон Сиверс изучала языки в Тарту на философском факультете. В настоящее время живет в Монморанси (Франция) и является одним из руководителей Пен-клуба эстонских эмигрантов. Мы встречались в Ленинграде и Ереване. Прекрасно пишет на родном эстонском языке.

Совсем особый случай – Леннарт Мери, ставший позже первым президентом восстановленной Эстонии. Вместе с семьей (отец долгие годы был на дипломатической службе в Берлине) попал в сибирскую ссылку. По собственному опыту он создал очень объективное литературно-этнографическое описание Советского Союза.

Много интересного и поучительного можно было бы рассказать об эстонских интеллектуалах в изгнании или "внутренней эмиграции".

Некоторые результаты аншлюса

Присоединение государств Балтии стало для советской России фактором очень важным… если не прямо роковым, ибо создало щели в "железном занавесе". Первоначально эта "заграница" была доступна лишь немногим, ибо Эстонию с ее низкими ценами стремились защитить от мгновенной распродажи всех запасов и припасов.

Тем временем подросло второе послевоенное поколение, лишь из воспоминаний старших знавшее о свободном эстонском государстве.

В газетах и по радио рассказывали о тяжелой жизни народа в капиталистических странах, и, в общем-целом, народ этому верил. После присоединения Западной Украины и Западной Белоруссии, тем более – Балтии, люди увидели, как живут при таких порядках. Такого советская молодежь представить себе не могла.

Это было первым испытанием для политического сознания населения, заставившим задуматься и усомниться. Позже, в ходе войны, Красная армия вошла в Германию (что было скорее нежелательно с внутриполитической точки зрения). Население переставало верить рассказам официальной пропаганды про капиталистическое общество. Дружеские отношения и, в первую очередь, браки между советскими оккупантами и местными жителями Германии были запрещены.

Вскоре после войны с обеих сторон тайное стало явным, но выводы были сделаны отнюдь не в пользу гуманизма, напротив, изоляция населения усилилась. Сталин ничего не знал жизни в других странах, его представления складывались в Баку, иногда он внимательно просматривал „Wochenschau“ (кинохронику нацистской Германии – прим. перев.) и иностранные фильмы, которые затем, предварительно вырезав "неподходящее", показывали в кинотеатрах. Вот и все источники информации. Мощный аппарат советской пропаганды был по-прежнему слеп и глух во всем, что касалось иностранцев. Ежедневные газеты сознательно распространяли ложь, а из-за границы поступали только органы компартий, да и те не всегда.

Оказалось, что сталинистское руководство может, в особенности в странах, находящимся под советским господством, сохраняться и действовать и без Сталина, стараниями местных функционеров (Как доверительно сказал мне старый коммунист профессор Вольфганг Штайниц по поводу Вальтера Ульбрихта: От глупости никто не застрахован). Вместо того, чтобы открывать СССР Европе и всему миру, они сами замкнулись в старых советских догмах. Отказались от помощи, предложенной по плану Маршалла в т.ч. и Советскому Союзу. В Европе с надеждой, а в СССР со страхом ожидали давно назревшей духовной конвергенции. Но не только в России даже после падения советского режима продолжает сказываться отсталость в области политики и даже религии, т.е. идеологии.

Развитие образования и науки

Советская система образования развивалась быстро. Открылось множество новых НИИ, не связанных с учебными институтами, которые, в свою очередь, уже не принадлежали Академии наук. Эти исследовательские учреждения принадлежали министерствам, в том числе, входившим в ВПК, или промышленным предприятиям. Явление новое для науки государств Балтии. В этих учреждениях дипломированные безработные превращались в служащих, чиновников, по 8 часов в день работавших или, как минимум, находившихся в институте или лаборатории.

Обычно институты были в плановом порядке перегружены. В гуманитарных иной раз не хватало для сотрудников не только комнат, но и столов. Все это создавало неприятное впечатление, стремление отписаться в библиотеку, где можно было хотя бы почитать. Ксерокопирование было недоступно, приходилось делать выписки, как в допотопные времена, но со временем к этому приспосабливаешься.

Постепенно при уже привычной для нового поколения советской власти открылось множество специальных учебных заведений и лабораторий разных профилей. Ведь школьное образование было бесплатным, безработице в маленькой Эстонии места не было, число новых кадров постоянно росло, а на пенсию научные работники отправлялись крайне редко, разве что в наказание. Пенсия была очень мала (60% зарплаты на одну ставку, даже если на самом деле работал на двух). Никаких возрастных ограничений для продолжения работы не существовало.

Молодые эстонцы и жители прочих стран Балтии не хотели по распределению ехать на три года в Россию (в царское время в провинцию ехали охотно, потому что там были выше заработки).

Первоначально московские планировщики принимали определенные меры, чтобы направлять молодежь по распределению. В результате возникла напряженность, охота за местными рабочими местами. Конкурсы объявлялись даже через газеты, но настоящими не были никогда, на места принимали не самых умелых или способных, но обладателей наилучших анкет, а то и вовсе по телефонному звонку сверху.

Расширялись старые и открывались новые фабрики, благо сырье за бесценок планово поставлялось из России. Но кроме сырья и фабрик из России поехали и рабочие. Это создавало проблемы "межнациональных отношений", поскольку приезжим давали квартиру, а квартир не хватало. У института или фабрики почти не было своего жилья, всем распоряжался жилотдел горсовета. Работу было не получить без прописки, прописку – без работы. Эту проблему утрясали между собой местные власти, когда надо было поселить необходимого приезжего специалиста. Обмен жилплощади также подлежал утверждению администрации во избежание бесконтрольного роста городов, так что переселение должно было быть либо хорошо обосновано, либо хорошо проплачено. Формально дополнительная прописка в больших городах была запрещена.

После войны заманчивой перспективой было "высвобождение" рабочего места и квартиры путем доноса в КГБ – на радость госбезопасности. Русские стремились поселиться в "цивилизованных" республиках Балтии, Рига или Таллин считались в Москве "западом", почти "заграницей", так что не приходится удивляться заселению этих городов чуть не до половины приезжими. Местные ждали квартиру до самой смерти. Тем временем в ранг государственной политики возводилась русификация и замаскированная национальная дискриминация (например, немцев или евреев).

В новоиспеченных советских республиках эстонцев раздражала, например, невозможность турпоездки за рубеж иначе как группами и под надзором, да и то не во всякую страну.

Немногочисленным туристам из-за границы запрещалось останавливаться у родственников в Тарту, ибо поблизости располагался гарнизон ВВС.

Это были издевательские придирки. Зато в Таллине можно было смотреть финское телевидение, потому что его, в отличие от радио, не так дешево было забивать глушилками, причем, Финляндия старательно соблюдала "невмешательство во внутренние дела". Все это настраивало людей на антисоветский лад.

(Следует отметить, что в Армении советская власть была более открытой. В Ереване по приглашению советских армян получали натурализацию и особый статус многочисленные иностранцы, например, из Сирии и Египта. Многие армяне, разочарованные советскими порядками, возвращались на официальную родину, т.е. в ее бывшую метрополию – Францию).

На мой взгляд, имело смысл (даже в рамках СССР) предоставить Эстонии бОльшую экономическую и культурную самостоятельность, но в Москве этого не понимали (весьма немаловажно – не понял даже Горбачев!).

В отношении ЕС не были своевременно сделаны разумные выводы из советского опыта, причины этого, вероятно, психологические (т.н. политические). Последствия этого в общем и целом будут сказываться еще долгое время после развала Советского союза и "социалистического лагеря".

Следовало бы внимательно изучить и критически рассмотреть советское наследие, чтобы разобраться, что подлежит немедленному искоренению, изменению, а что стоило бы сохранить.

 Десоветизация

Последующая десоветизация осуществлялась столь же необдуманно как большевистская революция, в виде бюрократической "приватизации", т.е. законодательной конфискации и хаотической раздачи государственного, (оно же "народное") имущества.

Партийные функционеры и шустрые активисты быстро превратились при президенте Ельцине в богатых, своекорыстных олигархов. Ельцин, выходец из партийной номенклатуры, в нетрезвом виде необдуманно, без плебисцита и общественного обсуждения, допустил незаконный распад административно и хозяйственно интегрированного Советского Союза на суверенные государства, в то время как европейские государства объединялись в союз. Этот шанс можно и должно было использовать на благо СССР и всего мира.

К положению в Латвии: Прежде русское население свободного эстонского государства было, в основном, довольно правительством, в наши дни это уже не так. Русские (точнее – советские) составляют около половины населения Таллина и Риги, но не являются гражданами латвийской и эстонской республики и далеко не все намерены становиться ими.

Ситуация эта взрывоопасна, тем более, что большинство этих людей – безработные. Ведь фабрики, построенные в советское время и работавшие на дешевом привозном сырье (в частности – на среднеазиатском хлопке) – закрылись, и на дверях висит замок. Конкурировать с Западом, например, с Германией, они не могут. Продажа текстиля и т.п. на русском рынке обеспечивалась советским плановым хозяйством, которого больше нет. До войны Эстония поставляла продукцию своего сельского хозяйства, бекон и сливочное масло, в Англию и Германию, сегодня на Западе она уже не находит сбыта. Двусторонние отношения с Россией разрушены по политическим причинам. Эстония поставляет в Финляндию масло, которое в финской упаковке продается в Санкт-Петербурге. Это кризис. Население Балтии, как и прочих республик бывшего СССР, уже начинает потихоньку вздыхать по советским порядкам. Такие настроения могут стать опасными.

Прежде в Союзе похвалялись цветущими колхозами-миллионерами. Через три поколения в России из ничего (ну, не совсем как творение в Библии) возникли предприниматели-миллиардеры, хозяева приватизированных заводов, шахт и нефтяных скважин. Эти фактические владельцы прикрываются постами руководителей всяческих ООО, объединяющих налогоплательщиков. Слово "налоги" непривычно для советских трудящихся, ибо советское государство, экономя время и силы, вычитало налоги еще до выплаты зарплаты. Получалось, что государство-работодатель платит налоги самому себе. Та же самая сомнительная операция была проделана во всем соцлагере, обеспечив господство мафии бывших партийцев.

Декларировать свои доходы обязаны были только партийцы при уплате ежемесячных взносов. Отсюда анекдот: Армянское радио спрашивают, должен ли коммунист со взяток взносы платить. Армянское радио отвечает: Если он честный коммунист, то, конечно, должен. Горбачев упоминал партийца, платившего взносы в миллион рублей, не объясняя, где после роспуска КПСС растворились партийные деньги, на которые содержались компартии всего мира. Ходили слухи, что для них на время нашли "хранителей". Известно, например, что Жириновский (после неудачной попытки стать лидером сионистской партии) получил от казначея КПСС крупные суммы на создание партии квазиоппозиционной. И во времена Горбачева платили многочисленным лидерам новых партий для создания видимости демократического парламента.

После нескольких неудачных попыток Ельцин, в конце концов, назначил премьером Путина – испытанного начальника секретных служб. И вскоре этот почти неизвестный общественности деятель стал президентом и вождем России. Тело и голова должны быть, говоря метафорически, в одном размере. Это дело достижимое.

·                       Заключение

Следует тщательно обдумать вопрос, будет ли содержащаяся в моем докладе информация достаточной и полезной для будущих демократических политиков и энтузиастов аншлюса.

В самом ли деле аншлюс, т.е. присоединение – единственный разумный вариант для малых народов (и наоборот – образование больших "национальных" государств там, где и наций-то нету, например, в Африке), а может быть, разумнее следовать политике "разделяй и властвуй", держаться подальше от глобальных блоков, поближе к отдельному человеку, пусть даже в каких-то хорошо организованных политико-географических рамках? Было бы полезно устроить об этом дискуссию.

Стоило бы подготовить и провести в K o l l e g i u m s B u d a p e s tсовместно с Wissenschaftskolleg zu Berlin конференцию по вопросам государственной принадлежности "диаспоры", бывших эм- и иммигрантов. За этим стоит больная проблема "интеграции" (сверху) и "ассимиляции" (снизу), испускающая опасные неоперабельные метастазы по всей Европе.

Всякий патернализм расслабляет, отучает от самостоятельности, в этом, в частности, состоит проблема богатых наследников. Сегодня мы привыкли, что нас опекает и отвечает за нас начальство, партия, социалистическое или даже правое социальное государство. Мы перестали заботиться о себе (В Балтии это означало прежде – о своем хуторе, т.е. семье, о ней заботиться, трудиться и строить для нее).

Теперь, когда родители состарились, третье поколение уже не стремится работать в сельском хозяйстве. При первом же удобном случае оно предпочитает переселяться в город. Это явление можно истолковать как противостояние "идеализма" и "реализма" или как описанную в литературе борьбу "отцов и детей", можно даже по-марксистски обнаружить у этой непролетарской публики противоречие между "буржуазным" и "пролетарским" сознанием. Безудержная урбанизация есть прямое следствие отсутствия планирования в советском "плановом хозяйстве". Так, может быть, правы римляне, заявлявшие (с вопросительным знаком или без оного): "Где хорошо – там и родина"?

Так за что, против чего и как надлежит бороться?

С другой стороны эгоистический воровской беспредел, именуемый также "диким капитализмом" – тоже следствие реального советского псевдосоциализма: хватай, что плохо лежит, не задумываясь ни о благе других людей, ни о будущем как таковом.

Это твердо укоренившееся мировоззрение осуждалось пропагандой как "буржуазное", "потребительское", т.е. антисоветское и даже антиобщественное, но все проповеди оставались безрезультатными.

У людей есть потребность в вере, но вера жила в традициях описанной социологом Максом Вебером лютеранской церкви, в отличие от которой русское православие было ориентировано лишь на христианскую нравственность и соблюдение определенных бытовых обычаев. Сознательные религиозные убеждения, напротив, десятилетиями преследовались государством, поощрять их начали только сейчас. Даже Путина телекамера (разумеется, чисто случайно) запечатлела в церкви прикладывающимся к иконе.

Прежде "вера" была выражением обычного конформизма, позже – во времена брежневского заката – советская городская молодежь демонстрировала свою "церковность". Прическа, борода и крест на шее были выражением "нонконформизма", по всей вероятности, весьма поверхностного. Атеистическая официальная власть волей-неволей терпела этот как бы протест, общий критический настрой, как бы "благочестие" совершенно равнодушных людей, упуская время для воспитания населения, чтобы уберечь его от этой заразы. А в "обновленной России" вошло в моду изображать православное "благочестие" (или иудаизм, или ислам) самого консервативного толка.

Отчасти это следствие фрустрации, за которым скрывается не убеждение, а пустота, задающее ныне тон в школах Восточной Европы обрядоверие, эксплуатирующее "бесценное наследие". Бездуховные, зато образцово организованные и прилично профинансированные "духовные лица" всех трех библейских религий изо всех сил демонстрируют "консерватизм". Это есть не что иное как фрейдовский "защитный механизм", регрессивное "возвращение" в давно не существующее идеализированное прошлое, которое, к сожалению, будущим стать не может.

"Хранение памяти", как любое воспоминание, относится к прошлому, которое в большинстве случаев знакомо лишь по рассказам, в обязательном порядке изучавшимся в школе. На самом деле необходимо иметь, разработать (а не просто набросать) концепцию будущего. Марксизм-ленинизм предлагает сильную, но негибкую эсхатологическую концепцию. Только социалисты могут спланировать, запрограммировать будущее, выглядевшее некоторое время, особенно поначалу, довольно заманчиво для левонастроенной публики.

На протяжении трех-четырех поколений повсеместно вколачивалась вера в спасительность русских (или китайских) теорий, в т.ч. и через обязательную систему партийной и/ или церковной учебы. Советское государство и его гибель, равно как и надежды церкви, возможно, окончательно похоронили все надежды как религиозных, так и светских общин.

Для советских людей и других народов временами был спасительным именно скепсис, отсутствие веры в частной жизни. Но – как ни парадоксально – скепсисом нельзя обзавестись без определенных знаний. Ну хорошо, все убеждены в том, что знание важнее умения (и потому открывают множество центров для свободных научных исследований и обмена опытом ученых из разных стран). Но, что, собственно, следует знать?

Что надо знать для правильной жизни, как этому выучиться, чему и как обучать других? Хотя бы в школе? В чем состоит долг ученого на ниве просвещения? Ответ на этот вопрос давался в проповедях, лекциях и прочем индоктринировании. В обществе тоталитарного сорта приходится выть с волками, иначе – притеснения, преследования, или, как здесь принято, тебя попросту не принимают всерьез. И потому школы, педагогические институты, университеты СССР и бывших стран "народной демократии", в "социалистическом лагере" или в Европейском сообществе кроме специальности обучают еще и притворству, т.е. лжи.

Дамы и господа, уважаемые коллеги, я попытался хоть немного приоткрыть вам правду, какой бы горькой она ни была, правду, почерпнутую не из газет, а из личного опыта, из пережитого в эту эпоху.

На прощание попрошу вас спокойно поразмыслить: ключевыми словами для меня были "Разделяй и властвуй!" с возможностью разнообразных начинаний наподобие того, что очень нравится мне в музыке венгерских цыган. Разумеется, дорогие коллеги, нас не станут спрашивать, делить или объединять нашу Родину. Но хорошо бы нам все-таки ориентироваться в этих вопросах, а в качестве пособия для такой ориентации рекомендую талмудический вопрос, два тысячелетия назад заданный Иерусалиму и Риму: что лучше – быть ли у льва хвостом или головой у лисицы?

Спасибо за внимание и терпение. Высказавшись, я спас свою душу.

Санкт Петербург – Гамбург, июнь 2010.