Что писал об образовании и воспитании Лев Николаевич Толстой
Сегодня много пишут всякой чепухи об образовании и воспитании, хотя на самом деле школа сегодня занимается только натаскиванием на ЕГЭ, придуманное чиновниками от образования. Причем далеко не все понимают, что ЕГЭ это чисто коммерческий проект. Чиновников по определению не может интересовать то, какие знания и навыки получит учащийся за время обучения. А чтобы показать активность своей работы, они заваливают школы, институты и университеты огромным количеством бумаг, на которые еще и требуют ответа в короткие сроки. Кроме того, и в наших высших учебных заведениях в последнее время тоже непомерно раздуваются штаты чиновников, численность которых уже превышает штаты преподавательского состава. В результате учителя школ и преподаватели высших учебных заведений львиную долю времени тратят на ответы по всяким, чаще всего глупым, вопросам чиновников. Самое поразительное еще и то, что эти собираемые чиновниками сведения не обрабатываются, а просто кладутся на полки для подтверждения их «кипучей» деятельности. Таким образом, раздувание штата чиновников в высших учебных заведениях приводит только к увеличению платы за обучение на фоне постоянного падения качества образования, что ярко видно по снижению посещаемости библиотек студентами и преподавателями высших учебных заведений.
Поэтому я и решил познакомить почтенную аудиторию интернета с мыслями Льва Николаевича Толстого об образовании и воспитании:
«Народное образование всегда и везде представляло и представляет одно непонятное для меня явление. Народ хочет образования, и каждая отдельная личность бессознательно стремится к образованию. Более образованный класс людей стремится передать свои знания и образовать менее образованный класс народа. Казалось бы, такое совпадение потребностей должно было бы удовлетворить как образовывающий, так и образовывающийся класс. Но, выходит наоборот. Народ постоянно противодействует тем усилиям, которые употребляет для его образования общество, как представитель более образованного сословия, и усилия эти, большей частью, остаются безуспешными.
Школа справедливо представляется ребенку учреждением, где его учат тому, чего никто не понимает. Где учитель видит, большей частью, в учениках своих прирожденных врагов, по своей злобе и злобе родителей не хотящих выучить того, что он сам выучил.
В результате, в Германии, например, 9/10 школьного народного населения выносят из школы механическое умение читать и писать и столь сильное отвращение к испытанным ими путям науки, что они впоследствии уже не берут книги в руки.
Неопровержимым доказательством того, что в народе нет образования, служит то, что нет народной литературы.
Мало того, что такая школа порождает отвращение к образованию, она приучает в эти годы к лицемерию и обману, вытекающему из противоестественного положения, в которое поставлены ученики, и тому положению путаницы и сбивчивости понятий, которое называется грамотностью.
Лучшим доказательством служит сравнение крестьянского мальчика, никогда не учившегося, с барским мальчиком, учившимся у гувернера с 5 лет. Преимущество ума и знаний всегда на стороне первого.
Всякое учение должно быть ответом на вопрос, возбуждаемый жизнью. Но, школа не только не возбуждает вопросов, она даже не отвечает на те, которые возбуждены жизнью.
Школа учреждается не так, чтобы детям было удобно учиться, а чтобы учителям было удобно учить. Учителя хотят учить так, как умеют, как вздумалось, и, при неуспехах, хотят переменить не образ учения, а самую природу ребенка.
Принудительное устройство школы исключает возможность всякого прогресса.
Только когда каждая школа будет педагогической лабораторией, только тогда школа не отстанет от прогресса.
Чем дольше мы живем, тем школы становятся не лучше, а хуже. Хуже относительно того уровня образования, до которого достигло общество.
Мы не только не знаем, но и не можем знать того, в чем должно состоять образование народа. Что не только не существует никакой науки образования и воспитания, но даже первое основание ее не положено. Что определение педагогики и ее цели в философском смысле невозможно, бесполезно и вредно.
Задача науки образования, по нашему мнению, есть только отыскания законов воздействия одних людей на других. Мы убеждены, что образование есть история и потому не имеет конечной цели.
Мать учит ребенка говорить только для того, чтобы понимать друг друга. Закон движения вперед образования не позволяет ей опуститься до него (ребенка), а его заставляет подняться до ее знания. То же отношение существует между писателем и читателем. Задача науки образования есть только изучение условий совпадения этих двух стремлений к одной общей цели, указания на те условия, которые препятствуют этому совпадению.
Есть много слов, не имеющих точного определения, смешиваемых одно с другим, но вместе с тем необходимых для передачи мыслей, - таковы слова: воспитание, образование и обучение.
Воспитание есть стремление одного человека сделать другого таким же, как он сам. Я убежден, что воспитатель только потому может с таким жаром заниматься воспитанием ребенка, что в основе этого стремления лежит зависть к чистоте ребенка и желание сделать его похожим на себя, то есть, более испорченным.
Воспитание, как умышленное формирование людей по известным образцам, неплодотворно, незаконно и невозможно. Но, на это существуют четыре причины.
Первая причина состоит в том, что отец и мать желают сделать своих детей такими же, как они сами, или, по крайней мере, такими, какими бы они желали быть сами. Пока право свободного развития каждой личности не вошло в сознание каждого родителя, нельзя требовать ничего другого.
Вторая причина, порождающая явление воспитания, есть религия. Религия есть единственное законное основание воспитания.
Третья и самая существенная причина воспитания заключается в потребности правительств воспитать таких людей, какие им нужны для известных целей (военные и другие).
Четвертая причина, наконец, лежит в потребности общества (дворянства, чиновничества и, отчасти, купечества). Этому обществу нужны помощники, потворщики и участники.
Излишне доказывать, что школа, в которой учатся три года тому, чему можно выучиться за три месяца, есть школа праздности и лени.
В уездном училище еще видишь здоровые лица, в гимназии редко, в университете почти никогда.
Из предметов, преподаваемых в университете, нет ни одного, который бы был приложим к жизни, и преподают их точно так же, как заучивают псалтырь и географию. Я исключаю только предметы опытные: химию, физиологию, анатомию, даже астрономию, в которых заставляют работать студентов. Все остальные предметы: философия, история, право, филология, учатся наизусть только с целью ответов на экзамене.
В университетах существует догмат папской непогрешимости профессора. Мало того, образование студентов профессором совершается, как и у всех жрецов, тайно, келейно и с требованием благоговения от непосвященных и студентов.
Я боюсь, что тайна университетского преподавания происходит оттого, что 90 из 100 курсов, будь они напечатаны, не выдержат нашей неразвитой литературной критики. Почему непременно нужно читать, а не дать студентам в руки хорошую книгу свою или чужую, одну, или две, или десять хороших книг.
Чтение лекций есть только забавный обряд, не имеющий никакого смысла и, в особенности, забавный по важности, с которую он совершается.
Никто никогда не думал об учреждении университетов на основании потребности народа. Это было и невозможно, потому что потребность народа была и остается неизвестной.
Правительству нужны были чиновники, медики, юристы, учителя. Теперь для высшего общества нужны либералы по известному образцу, и таковых приготовляют университеты. Ошибка только в том, что таких либералов совсем не нужно народу.
Главное же занятие студентов – чтение запрещенных книг и переписывание их. Это Фейербах, Молешот, Бюхнер и, в особенности, Герцен и Огарев. Переписывается все не по достоинству, но по степени запрещения. Я видал у студентов кипы переписанных книг. Это толстые тетради самых отвратительных стихотворений Пушкина и самых бездарных и бесцветных стихотворений Рылеева. Еще занятие составляют собрания и беседы о самых разнородных и важных предметах, например: о восстановлении независимости Малороссии, о распространении грамотности между народом, о сыгрании, сообща, какой-нибудь шутки над профессором или инспектором.
Университет готовит не таких людей, каких нужно человечеству, а каких нужно испорченному обществу.
Резюмируя все сказанное, мы приходим к следующим положениям:
- Образование и воспитание суть два различных понятия.
- Образование свободно и потому законно и справедливо. Воспитание насильственно и потому незаконно и несправедливо.
- Воспитание, как явление, имеет свое начало в семье, в вере, в правительстве, в обществе.
Невмешательство школы в дело образования, значит невмешательство школы в образование (формирование) верований, убеждений и характера образовывающегося.
Публичные лекции, музеумы суть лучшие образцы школ без вмешательства в воспитание. Университеты же суть образцы школ с вмешательством в воспитание.
Люди народа – свежее, сильнее, могучее, самостоятельнее, справедливее, человечнее. И, главное, они нужнее людей, как бы то ни было воспитанных. Порода воспитуемых животных улучшается. Порода воспитываемых людей ухудшается и ослабевает.
Школа должна иметь одну цель – передачу сведений, знания, не пытаясь переходить в нравственную область убеждений, верования и характера. Цель ее должна быть одна – наука, а не результаты ее влияния на человеческую личность.
Хочешь наукой воспитать ученика, люби свою науку, и ты воспитаешь их. Но, если сам не любишь ее, то, сколько бы ты не заставлял учить, наука не произведет воспитательного влияния.
Едва ли еще через сто лет мысль, которую я выражаю, сделается общим достоянием. Едва ли через сто лет отживут готовые учебные заведения: училища, гимназии, университеты, и вырастут свободно сложившиеся заведения, имеющие своим основанием свободу учащегося поколения.
Мелочность и ничтожность литературы увеличивается соразмерно увеличению ее органов.
Прошу читателя заметить, что Гомер, Сократ, Аристотель, немецкие сказки и песни и русский эпос, наконец, не нуждались в книгопечатании для того, чтобы остаться вечными.
Хорошее или дурное образование всегда и везде во всем роде человеческом определяется только тем, медленно или скоро достигается равенство между учащим и учащимся.
Единственный критерий педагогии есть свобода, единственный метод есть опыт.
Всякое движение вперед педагогики, если мы внимательно рассмотрим историю этого дела, состоит только в большем и большем приближении к естественности отношений между учителем и учениками, в меньшей принудительности и большей облегченности учения.
Воспитание представляется трудным и сложным делом только до тех пор, пока мы хотим, не воспитывая себя, воспитать своих детей или кого бы то ни было. Если же поймешь, что воспитывать других мы можем только через себя, то упраздняется вопрос о воспитании и остается один вопрос жизни: как надо самому жить? Если отец, мать, одеваются, едят, спят умеренно и работают и учатся, то дети будут, то же делать.
Правда есть первое главное условие действительности духовного влияния и потому оно есть первое условие воспитания. Воспитание есть воздействие на сердце тех, кого мы воспитываем. Потому все воспитание сводится к исправлению и совершенствованию своей жизни.
Человек всякий живет только затем, чтобы проявить свою индивидуальность. Современное воспитание стирает ее.
Педагогика есть наука о том, каким образом, живя дурно, можно иметь хорошее влияние на детей, вроде того, – что есть наша медицина – как, живя противно законам природы, все-таки быть здоровым. Науки хитрые и пустые, никогда не достигающие своей цели.
Вижу, что пустить на свет живого человека просвещенного важнее сотен книжек».
Сочинения графа Л.Н. Толстого. Часть 4. Педагогические статьи. М., 1903, с.7, 15-18, 20-21, 30-32, 97, 102-103, 106-107, 111-113, 115-117, 120, 122, 126, 130-134, 137-138, 156, 159, 169, 356, 361, 389-391, 394-396.
Александр Рашковский, краевед, 26 декабря 2013 года.
