Юлия Латынина – теперь в обличье не то юриста, не то политолога, не то представителя какой-то другой древней, но всяко вымирающей профессии – снова являет нам чудеса своего анализа:
«У меня есть вопрос про решение ЕСПЧ по делу Ходорковского. ЕСПЧ решил, что дело Ходорковского политически не мотивировано…
…ЕСПЧ – это не по поводу правосудия, это по поводу соблюдения прав человека (право на справедливое судебное разбирательство по предъявленному уголовному обвинению – это, замечу, одно из прав человека, жалобы на нарушения которых рассматривает ЕСПЧ, и нарушение этого права этот самый ЕСПЧ в отношении Ходорковского и Лебедева прямо признал; впрочем, Юлия права в том смысле, что ЕСПЧ не рассматривает уголовные дела по существу и таким образом правосудие по уголовным делам сам, извините за фразеологизм, не отправляет – О.А.). А это, - продолжает Латытина, - такая, немножко другая, левая история, левая в прямом смысле слова, левая идеология.
Вот, знаете, есть замечательное решение ЕСПЧ по поводу человека, которого звали Джон Х[ё]рст. Он зарубил топором пенсионерку, у которой квартировался, социопат, и когда его посадили, то Британия лишила его избирательного права, потому что по британским законам в суде не голосуют (Юлия, вероятно, имела в виду, что за рядом небольших исключений в Великобритании не голосуют отбывающие наказание в виде лишения свободы – О.А.). А этот социопат был еще и сутяжник. И он подал в ЕСПЧ, что вот как это Британия его лишила избирательного права. И вот за Джона Х[ё]рста ЕСПЧ вступился, потому что он сказал[:] «Нарушены права человека». Он тут вот это самое, не имеет права голосовать. И если Британия не даст ему права голосовать и всем прочим убийцам и людоедам, то вот небо на Землю обрушится, права человека будут нарушены (ради справедливости – к ЕСПЧ – замечу, что подобным образом Страсбургский Суд не высказывался, т.к. нарушение по делу Хёрста было признано из-за запрета голосования на соответствующих выборах почти абсолютно всех, кто отбывает наказание в виде лишения свободы, независимо от того, за что и на какой срок человек осужден, т.е. ЕСПЧ не требовал от Великобритании предоставить право голосовать «всем прочим убийцам и людоедам», он выступил против недифференцированного тотального запрета на участие отбывающих наказание в голосовании; и по этой же причине ЕСПЧ в начале месяца признал аналогичное нарушение по делу «Анчугов и Гладков против России» – О.А.)
Или другой иск, который Страсбургский суд удовлетворил, иск человека по имени Магнус Гефген, который был осужден на пожизненное заключение, на минуточку, за убийство и похищение 11-летнего мальчика. Он мальчика похитил, он его тут же убил, этот мальчик был сын банкира. Он попросил (Гефген) за мальчика выкуп. И в чем была суть жалобы господина Гефгена? Он пожаловался на то, что когда его задержали и было еще непонятно, что мальчик мертв, то полицейские, внимание, даже его не ударили, они ему сказали, что «мы тебя сейчас в порошок сотрем, если ты не скажешь, где мальчик». Ну, потому что они думали, вдруг речь идет о жизни мальчика, вдруг он еще жив.
Так вот господин Гефген пожаловался, что они ему угрожали. И Страсбургский суд сказал[:] «Да, права господина Гефгена были нарушены – ему угрожали. Это нарушило его права человека».
(Тут, извините, я тоже не могу не добавить несколько деталей. Во-первых, до ЕСПЧ применение к Магнусу Гефгену пыток со стороны сотрудников полиции признал франкфуртский суд (ибо речь о Германии). И тот же суд признал полицейских, которые «внимание, даже его не ударили, они ему сказали…», виновными в совершении этим самым «говорением» преступления в отношении Гефгена. Во-вторых, Магнусу Гефгену сказали, что если он немедленно не расскажет о местонахождении ребенка, ему неминуемо будет причинена нестерпимая боль способом, не оставляющим следов, специально подготовленным для подобных операций человеком под контролем медицинского работника (полицейский врач согласился на это). И это были не просто слова. И Магнус, по мнению как национальных судов, так и ЕСПЧ, воспринял их не просто как слова, а как совершенно реальную угрозу пыток. Заместитель начальника франкфуртской полиции отдал приказ высказать Гефгену указанную угрозу применения пыток, а при необходимости применить их. Против этого приказа выступили все нижестоящие начальники, руководившие расследованием похищения мальчика. Они успели высказаться, т.к. заместитель начальника полиции отдавал аналогичные приказы накануне и еще дважды в то же утро до того, как этот приказ окончательно был спущен исполнителю. Угроза была таковой, что Магнус, который до этого прямо и явно отказался указать местонахождение мальчика, в течение 10 минут согласился сделать это. И ЕСПЧ пришел к выводу, что угроза пыткой представляла собой бесчеловечное обращение с Гафгеном, запрещенное статьей 3 Конвенции. А Юлия, как мне кажется, выражает сожаление, что право не подвергаться пыткам, бесчеловечному и унижающему достоинству обращению является абсолютным (в отличие от, скажем, права на жизнь). Едва ли я могу это как-то прокомментировать. У каждого своя шкала ценностей. Но после таких публичных заявлений обозревателя «Новой газеты» (или тут что-то «личное»?) и ведущего «Эха Москвы», высказанных на этом самом «Эхе», как можно удивляться, что в России так распространены пытки с целью получения признательных показаний? – О.А.)
Так вот это я к тому, - продолжает Латынина, - что ЕСПЧ – это левая идеология, левая бюрократия во всей ее красе. Мы будем защищать ваши права человека. Но, вот, Ходорковский – олигарх, ну, как же мы, левые люди олигарха назовем политическим заключенным?»
Позволю себе предложить в коллекцию дел, рассмотренных ЕСПЧ, из которых Юлия делает забавные рассказы, добавить дело «Гусинский против России». Вот пруф, что Гусинский – олигарх олигархом. И это почему-то не помешало «левому ЕСПЧ» признать, что в отношении Гусинского была нарушена статья 18 Европейской Конвенции в совокупности со статьей 5, гарантирующей право на физическую свободу и личную неприкосновенность. Статья 18 запрещает ограничивать права, гарантированные Европейской Конвенцией и Протоколами к ней, в недопустимых целях, т.е. в целях, отличных от закрепленных в самой же Конвенции. Политические цели - они как раз могут быть недопустимыми. Могут, т.к., с одной стороны, эти цели Конвецнией в качестве допустимых не названы, а с другой, более чем за полвека ограничения прав в недопустимых политических целях ЕСПЧ, под юрисдикций которого на сегодняшний день более 800 миллионов человек, ни в отношении кого никогда не признавал, в т.ч. из-за трудности доказывания таких нарушений и особенностей интерпретации Страсбургским Судом самой статьи 18. Но вот в отношении олигарха Гусинского ЕСПЧ все же признал, что тот был заключен под стражу из недопустимых (хотя и не политических) соображений.
И нарушение вот этой самой статьи 18 Европейской Ковенции в отношении Ходорковского и Лебедева, которые ставили вопрос об ограничении ряда их прав именно из политических соображений (они в своих жалобах ставили вопрос именно таким образом), ЕСПЧ не признал. А почему не признал (и почему признал в деле Гусинского), я уже писал.
Так вот, в чем Юлия права, так это в том, что ЕСПЧ – действительно – рассматривает только и исключительно жалобы на нарушения прав, которые гарантированы Европейской Конвенцией и Протоколами к ней. Но такого права – быть признанным политическим заключенным, если ты в том или ином смысле «политический заключенный», Конвенция и Протоколы к ней не гарантируют, если речь при этом не идет о нарушении той самой статьи 18 Европейской Конвенции. Более того, эта статья не самостоятельная. Она говорит о недопустимости ограничений в недопустимых целях только и исключительно тех весьма немногочисленых прав и свобод, которые гарантированы Европейской Конвенцией и Протоколами к ней. Из этого следует, что для признания «политическим заключенным» необходимо, чтобы ЕСПЧ пришел к выводу, что лишение Ходорковского свободы (равно как и в целом привлечение его к уголовной ответственности, результатом которого стало лишение свободы) было осуществлено именно из политических соображений. Мало того, фактически для этого необходимо одновременно прийти к выводу, что иные, допустимые соображения в свете политических соображений действительно значимой роли не играли. Т.е. если речь о заключении под стражу на время предварительного следствия и разбирательства в суде превой инстанции, то необходимо доказать – помимо, повторюсь, собственно политических мотивов, - что сделано это было совершенно не для придания Ходорковского суду с целью привлечения к ответственности за предположительно совершенные им преступления. Т.к. эта цель заключения под стражу прямо предусмотрена как допустимая в статье 5 Европейской Конвенции. Другими словами, необходимы убедительные доказательства того, что режим был совершенно не заинтересован в привлечении Ходорковского к уголовной ответственности, что свободы он был лишен совершенно не для этого. Что же касается лишения Михаила Борисовича свободы после вынесения первого приговора (почему вынесения, а не вступления в силу, читайте при желании здесь, там в блоке про статью 5 Европейской Конвенции об этом написано применительно к Навальному, но совершенно то же самое касается Ходорковского), то признание нарушения статьи 18 Европейской Конвенции, исходя из ее толкования Страсбургским Судом, фактически требует веских доказательств того, что в отсутствие политических мотивов никакого уголовного обвинения, признания виновным в совершении преступлений, назначения за эти преступления наказания в виде лишения свободы не было бы вообще, просто не могло быть. Я с трудом могу представить себе разумные доказательства всего этого. Сравните с тем же делом Гусинского: там было доказано, что властям нужны были только его медиаактивы, привлечение Гусинского к уголовной ответственности их целью не являлось, в обмен на уступку этих самых медиаактивов «Газпрому» Гусинского отпустили «на все четыре стороны» (что позволило ему покинуть Россию). Конечно, тут может возникнуть вопрос, на чем же тогда вообще строились претензии Ходорковского и Лебедева к России. Они в значительной степени были основаны на попытке убедить ЕСПЧ в необходимости иной трактовки самой статьи 18 Конвенции. И на это Европейский Суд по правам человека не пошел. Однако это уже вопрос узкоправовой, юридическая казуистика.
А еще мне кажется немаловажным следующее. Отказ ЕСПЧ признать нарушение статьи 18 Европейской Конвенции в отношении Ходорковского и Лебедева не означает, что он отказался признать, что их уголовное преследование не было политически мотивированным в каком бы то ни было ином смысле. Вопрос о том, было ли их уголовное преследование политически мотивированным в ином смысле не мог быть вообще разрешен ЕСПЧ по существу, т.к. к его весьма ограниченной юрисдикции он не относится. Страсбургский Суд рассматривает, как я уже писал, только и исключительно жалобы на нарушения прав и свобод, гарантированных Европейской Конвенцией и Протоколами к ней. Это вовсе не международный трибунал. Целью его деятельности не является восстановление справедливости в отношении жертв различного рода несправедливостей, предположительно имевших место внутри государства, с привлечением внешних по отношению к этому государству международных инстанций. Вся юрисдикция ЕСПЧ в принципе базируется лишь на том, что государства – члены Совета Европы, в т.ч. Россия, добровольно признали за Страсбургским Судом право рассматривать весьма ограниченный круг вопросов о нарушении основных прав и свобод при условии соблюдения многочисленных критериев приемлемости подаваемых в него жалоб. Таким образом, повторюсь, ни в каком другом смысле, не касающемся применения статьи 18 Европейской Конвенции, ЕСПЧ – в качестве окончательного вывода по результатам рассмотрения им жалобы – признать, что Ходорковский является политическим заключенным, не мог. Если бы он это сделал, - повторюсь, в резолютивной части своего Постановления (в мотивирочной, кстати, некоторое признание ненадлежащих мотивов поведения отдельных должностных лиц имеется), - то ценность соответствующего вывода не превышала бы ценности аналогичного вывода, сделанного, скажем, той же Юлией Латыниной.
Комментарии (0)
Мы решили временно отключить возможность комментариев на нашем сайте.
