Положить руку на коленку коллеге без ее согласия так же недопустимо, как и украсть чужой кошелек, однако в российском обществе это очевидно не для всех. Это часть «новой этики», которую обсудили на прошедшем в августе онлайн-баркемпе «Мир во время чумы». Почему в последнее время появились дискуссии о нормах поведения между мужчинами и женщинами и что делать, если представления об этих нормах у всех разные, — в обзоре «7x7».
Почему «новая этика»? Разве домогательства, насилие и другие проблемы во взаимоотношениях между мужчинами и женщинами появились только в XXI веке?
Нет, нормы поведения существовали всегда, просто раньше они часто не соблюдались по тем или иным причинам и о них почти не говорили. Некоторые спикеры баркемпа отметили, что название «новая этика» не совсем верно отражает суть этой темы: сама по себе она старая, а новым стало то, что в XXI веке о ней стали больше говорить и пытаться выработать правила поведения.
Лёля Нордик надеется, что для этой темы придумают какое-то альтернативное название:
- Хотя я вижу определенную логику в слове «новая», потому что появилось пространство для обсуждения этих тем. В интернете стало возможным говорить об этом настолько громко, что подключаются другие люди и эти обсуждения превращаются в большие кейсы, как, например, #ЯНеБоюсьСказать, #MeToo и другие флешмобы, связанные с темой социальной справедливости.
Юлия Таратута считает, что «новая этика» - это переосмысление старого. По ее мнению, то, что об этом стали говорить, - во многом заслуга молодого поколения. Темы, которые раньше считались «неудобными» или даже постыдными, сейчас воспринимаются более адекватно, как часть жизни:
- Молодые современные люди легче разговаривают на эту тему. Мне кажется, потому что у них меньше стыда, меньше чувства вины, когда они жалуются, они победили в себе чувство, что должны все скрывать в себе.
А эту этику точно нужно обсуждать? Может, эту тему искусственно раздули СМИ?
Действительно, за последний год журналистки нескольких изданий рассказали о случаях харассмента (домогательств) на работе. Как правило, это коммерческие медиа с независимой информационной повесткой. Юлия Таратута считает, этому есть простое объяснение: харассмент есть везде, но люди, которые работают в независимых коллективах, меньше боятся о нем говорить.
- Я представляю такую ситуацию на каком-нибудь центральном телеканале, где атмосфера более удушающая, где любое признание кажется сотрудникам слишком большим шагом. Они в жизни идут на большее количество компромиссов, чем люди в независимых СМИ, и они, очевидно, еще не готовы к такому шагу.
По словам Юлии, в коллективах, где люди неправомерно используют власть, харассмента и абьюза (психологическое и физическое насилие) просто не может не быть. Ольга Кукуева согласна с тем, что подобные инциденты бывают в любой компании, разница лишь в том, как их трактуют руководство и сотрудники:
- Я сама с ним [абьюзом] сталкивалась, когда мне был 21 год, после этого я поняла, что больше не хочу работать в судебной системе, и ушла. Реакция людей была такой: «Тебе не так показалось, человек не то имел в виду». Тогда еще об этом не говорили. Вернее, говорили, но не так [как сейчас]. Говорили: «Ну положил руку на колено, позвал куда-то, намекая, что ты не получишь работу, это же нормально».
В любой подобной истории сторонники есть и у жертв харассмента, и у тех, кто их оскорбил. Не рано ли говорить об изменениях в обществе?
Не рано. Конечно, общепринятые нормы в этой сфере в России пока еще не утвердились, но появилось понимание, что они нужны.
Юлия Таратута рассказала, что пыталась отследить изменения в общественном мнении по своей ленте в Facebook. В качестве примера, что подвижки в отношении к харассменту есть, она привела две истории: сексуальные скандалы с американским кинопродюсером Харви Вайнштейном в 2017 году и депутатом Госдумы от фракции ЛДПР Леонидом Слуцким в 2018 году. По словам Юлии, когда обсуждали историю Харви Вайнштейна, многие комментаторы в ее ленте на Facebook целиком встали на сторону голливудского продюсера, хотя это свободолюбивые и активные люди.
Спустя год в ситуации с Леонидом Слуцким все было уже иначе — многие осудили его поведение. И хотя определенную роль мог сыграть тот факт, что депутатов в России не любят, Юлия Таратута считает, что отношение людей к подобным инцидентам в целом изменилось:
- За время между Вайнштейном и Слуцким люди проделали очень большой путь. Я оптимист, я считаю, этот путь трудный, и для людей, которые вчера не умели об этом разговаривать, а сегодня прониклись, это большой шаг.
Ольга Кукуева добавила, что, хотя и сейчас есть разные мнения об историях с харассментом (даже среди молодежи), она уверена, что позитивные изменения в этой сфере продолжатся:
- Что творится на корпоративах, это лучше вообще не видеть — люди начинают вести себя не совсем адекватно независимо от пола. Не знаю, когда общество дойдет [до понимания этой проблемы], но эту волну уже все равно никуда не денешь.
Лёля Нордик тоже считает, что отношение общества к харассменту еще кардинально не поменялось, но положительные сдвиги произошли в отдельно взятых компаниях:
- Мы иногда забываем, что находимся в каком-то «пузыре» медиа, рабочих коллективов, нам кажется, что всем понятно, что харассмент и виктимблейминг (с английского — 'обвинение жертвы') — это плохо, а говорить о пережитом насилии — нормально и важно. А когда мы выходим за пределы этого «пузыря», то понимаем, что огромному количеству людей это все еще не ясно и это вне их повестки обсуждения. Но хорошо, что этот «пузырь» расширяется.
Эта волна кажется искусственной, потому что люди рассказывают о случаях харассмента спустя несколько лет. Почему они молчали раньше?
Причины могут быть разными. Кому-то было сложно рассказать о случившемся из-за стресса, а рассказы других жертв помогли им понять, что они не одни. Кто-то не сразу осознал, что происходящее не было нормой, кто-то боялся потерять работу или просто опасался того, что винить начнут их самих.
Ольга Кукуева отметила, что виктимблейминг сильно давит на жертву харассмента. Стереотип «Зачем ты надела короткую юбку и ярко накрасилась?» все еще служит для некоторых людей оправданием того, что к женщине пристают.
- Жесткий прессинг с виктимблеймингом и желанием не замечать харассмент идет, мне кажется, из-за того, что нет алгоритма действий в вышеназванных ситуациях, - считает Елена Болюбах.
Елена Болюбах привела в пример тему домашнего насилия: отношение к ней менялось постепенно. Сначала потребовалось правильно расставить акценты — понять, что виноват всегда тот, кто это насилие совершает.
- В случае харассмента это тяжело [признавать] – как будто это коллективная ответственность. Мой любимый пример: когда Скипского (игрок клуба «Что? Где? Когда?») обвинили в харассменте, он за комментариями рекомендовал обратиться в клуб «Игра». Хотя эпизоды, о которых идет речь, происходили в школе, где он работал, то есть клуб тут вообще не при чем. У нас очень плохо с институтом признания своей ответственности, а если ты ее признал, то непонятно, что делать дальше.
По мнению Елены Болюбах, когда общество начнет понимать, что виноват тот, кто домогается, перестанут появляться такие вопросы, как «Почему эта девушка/молодой человек так долго молчал(а)? Почему он/она так одевался(-лась)?»:
- Очень важно сместить акцент с человека, который подвергался харассменту, на человека, который его совершал, и на то, почему он это делал.
Разве люди поменяют свое мнение о харассменте, если появится новый алгоритм поведения? Например, кражи продолжаются независимо от того, что они являются преступлением
Нет, мнение людей не поменяется разом, если появятся правила поведения. Но они помогут грамотно реагировать на случаи харассмента в отдельно взятых компаниях. В последнее время в некоторых коллективах подобные кодексы этики уже появились, в том числе в ряде СМИ. Например, «Новая газета» в июле 2020 года сообщила о создании внутреннего регламента против психологического и сексуального насилия.
Елена Болюбах отметила, что, благодаря поднявшейся «волне», в Кризисный центр для женщин стали поступать запросы от компаний, которые просили помочь им сформулировать внутреннюю политику о харассменте.
- Кто-то просил прочитать лекцию для сотрудников, кто-то — проконсультировать о создании этического комитета в фирме. Волна случаев харассмента прошла в российских НКО в прошлом году. Здесь важно знать, что делать, если ты узнал харассера в себе, как реагировать руководителю организации и как сделать так, чтобы эта информация не парализовала работу коллектива.
Елена Болюбах привела пример, чтобы показать, для чего нужны такие этические правила:
- Если в какой-то компании замечено воровство — один сотрудник украл что-то у другого, то, скорее всего, такая проблема разрешится очень быстро, потому что мы знаем, что брать чужие вещи нельзя.
Но почему-то считается, что трогать чужую коленку можно. Если этот аспект прописать в политике организации и открыто обсуждать эту тему, то тогда будет алгоритм решения и будет понятно, что можно, а что нельзя.
Вопрос, что делать, когда харассмент уже признан, остается дискуссионным. Кто-то считает, что сотруднику, которого уличили в харассменте, нужно уволиться, кто-то допускает, что ему можно остаться, если он признает свое поведение недопустимым. Например, главный редактор «Медузы» Иван Колпаков, которого в 2018 году сотрудник издания обвинил в домогательствах к его супруге, сначала извинился и уволился, но спустя несколько месяцев вернулся на работу в редакцию.
- Мне кажется, оптимальным вариантом было бы создание этического комитета для разбора таких кейсов, куда можно было бы приглашать специалистов кризисных центров. Плюс свод этических правил в компании, в котором четко было бы прописано положение о харассменте, - предлагает Юлия Таратута.
- В любой компании есть корпоративная этика, и было бы логично прописать в этих кодексах и тему сексизма, в которую входит харассмент, и разные виды дискриминации. «Новая этика» — это про любое неравенство, - считает Лёля Нордик.
Александра Генералова думает, что, если рядовые сотрудники в компаниях будут уважать себя и дадут это понять руководству, это поможет избежать случаев харассмента и некорректного отношения к себе:
- Давайте начнем уважать себя и свой труд. Это отразится на нашем поведении и на том, как мы презентуем себя миру.
Юлия Таратута не уверена, что это решит проблему, потому что не каждый сможет так себя презентовать. Однако каждый может требовать соблюдения своих прав:
- Человек «снизу» не всегда может повлиять на то, что делает человек «сверху». Но мы всегда имеем право требовать, чтобы человек «сверху» вел себя по-человечески.
