В июне 2017 года житель поселка Юрья в Кировской области пожаловался в прокуратуру, что изъятый у него наркотик ему подкинули уже в отделе полиции. Следственный комитет возбудил дело в отношении двух оперативников, которые участвовали в задержании этого человека и оформляли протокол его досмотра. 23 января суд оправдал одного из них, второго признал виновным в превышении полномочий и подлоге, назначив штраф 120 тыс. руб. Во время суда стороны говорили не только о подлоге, но и о давлении на свидетелей, конкуренции между СК и полицией, недоверии между полицейскими и их начальниками. Корреспондент «7x7» узнала, какие проблемы есть в правоохранительной системе и насколько в них виноваты их рядовые сотрудники.
Часто ли подкидывают вещдоки
Что было в «юрьянском деле»
В фабуле дела против полицейских прокуроры рассматривали подбрасывание наркотика и как намеренное нарушение закона ради показателей («ложно понятые ценности», «стремление улучшить статистику по раскрываемости»), и как следствие низкой профподготовки. С последним суд согласился и постановил обратить внимание главы МВД области Константина Селянина на данное уголовное дело.
Почему так происходит
Координатор общественного движения «Русь Сидящая» Пётр Курьянов в разговоре с корреспондентом «7x7» объяснил: по его наблюдениям, подбрасывать оружие и наркотики стали реже, чем пять лет назад, ― такой подход слишком примелькался, в обществе поднялся сильный шум. Курьянов рассказал, как изменилась с тех пор практика подлога:
― У нас идут свежие дела, которые ФСБ возбуждает по терроризму. Они задерживают мусульманина, забирают у него смартфон, вбивают в историю просмотров ролики, которые они уже знают: например, как собрать бомбу с наибольшим поражающим эффектом, как и с чем смешивать селитру. Потом приводят понятых. В одном из наших последних дел таким понятым оказался студент четвертого курса академии Следственного комитета, у него это было частью практики.
Кировский адвокат Сергей Носков заметил, что количество выявленных подлогов может зависеть не только от увеличения или уменьшения их реального количества, но и от того, насколько активно власти борются с такими злоупотреблениями в конкретный период времени. В последнее время Носков занимался делами из сферы экономических преступлений, по его словам, в них подбрасывание улик практически не встречается.
― Подлог — это замена доказательств в уголовном деле, это действительно редкость. Зачем, если около 70% уголовных дел приходят в суд с признанием вины? Очень редко ― по делам, имеющим общественный резонанс, либо особо тяжким, неочевидным ― могут подкинуть патроны, оружие, наркотики. Чаще следствие использует лжесвидетелей: по моим ощущениям, ни одно дело, где отсутствует признание вины обвиняемым, не обходится без них. У каждого опера есть свой бомж, своя [работница секс-индустрии], свой коллега, который под подписку дадут «честные и достоверные» показания, как обвиняемый совершил преступление, пролетая мимо них на корове. Суд не проверяет их достоверность, поскольку так можно до оправдательного приговора допроверяться, ― объяснил коллега Носкова адвокат Валерий Рылов.
Опрошенные редакцией юристы согласились, что далеко не всегда следователи верят задержанным, что улики им подкинули во время задержания или следственных действий.
― Где-то такой факт пытаются представить как способ защиты, где-то полицейские действительно подбрасывают наркотики. Думаю, что прислушиваются к таким показаниям нередко, но слушать ― не делать, и в большинстве случаев никаких мер по таким показаниям не применяют, ― считает московский адвокат Сергей Ушаков.
По его мнению, ни наличие камеры, ни доступ в интернет не спасают от подлога наверняка, потому что методы силовиков становятся более изощренными. Пример такого совершенствования привел Пётр Курьянов:
― Они [сотрудники правоохранительных органов] сейчас могут подбросить уже не патроны, не пистолет, а внаглую вплоть до гранаты. Откуда они их берут, это другой вопрос. Откуда у ФСБ боевая граната, чтобы ее подбросить? Ведь если серьезно копать, надо кучу людей закрывать за незаконный оборот этого оружия и наркотиков, которые подкидывают.
Кто занимается подлогами
Опрошенные корреспондентом «7x7» адвокаты и юристы сошлись во мнении, что чаще всего подбрасывают улики именно оперативники.
― Если анализировать практику (например, громкое дело начала 2000-х годов в отношении работников Московского уголовного розыска о фальсификации уголовных дел), то чаще всего к ответственности привлекают именно оперативных работников, так как именно они проводят задержания, контрольные закупки. Их обязанность ― выявлять преступления, и именно у них больше возможностей в этой сфере, ― пояснил журналисту «7x7» Сергей Носков.
Практика координатора «Руси Сидящей» Курьянова свидетельствует, что исключения возможны и в подлоге могут быть замешаны и следователи.
― Наш подзащитный просидел три часа в ОВД, начал поднимать шум, почему не дают адвоката, не дают позвонить. Его заводят в кабинет следователя, и наш подзащитный спрашивает, когда его отпустят, раз прошло три часа. Следователь отвечает, что на него заведено уголовное дело. «За что? ― По 228-й [«Незаконное приобретение, хранение, перевозка, изготовление, переработка наркотических средств»]. ― В связи с чем?! ― А это что?» Следователь открывает тумбочку, достает пакетик, показывает и говорит: «Это то, что у тебя изъято при понятых». То есть это даже не подброс, это фальсификация документов. И это нестандартно, обычно хоть стараются закинуть в карман, хотя бы видимость изобразить, ― рассказал правозащитник.
Зачем подбрасывают улики
На подкидывание или фальсификацию сотрудников органов мотивирует «палочная система», неуважение к обычным людям, ощущение собственной безнаказанности. Адвокат Оксана Мамедова полагает, что значение имеет и «просто правовая безграмотность»: на служебный подлог идут и тогда, когда не могут законным путем доказать причастность подозреваемого или обвиняемого к совершенному преступлению.
― С них [оперативников] требуют показатели. У патрульно-постовой службы, участковых несколько иные задачи, но борьба за «палки», увы, не отменена. Результативность работы оценивают в первую очередь по ним. С правовой подкованностью рядовых сотрудников в советское время было лучше, сами они были значительно выше в профессиональном, человеческом плане ― абы кого в милицию старались не брать, ― считает Ушаков.
Создатель движения «Омбудсмен полиции», бывший сотрудник МВД Владимир Воронцов уверен, что «палочная система» есть, как бы ни утверждали обратное руководители правоохранительных органов. Он объяснил: каждый день начальник спрашивает, какие преступления отдел будет раскрывать сегодня, а не контролирует, что было сделано по конкретным делам.
― Они не вникают в совершенные преступления, они спрашивают, что будем сдавать. Потому что с них тоже спрашивают. Это все обычно происходит в грубой форме, сотруднику угрожают, вешают дисциплинарные взыскания, не отпускают в отпуск вовремя с работы. Это повышает напряженность, сотрудник находится в состоянии стресса, а тут попадается какой-нибудь полуподозреваемый ― и сотрудник, чтобы быстрее выполнить прихоть руководства, быстрее уйти домой, может [превысить свои полномочия], ― рассказал Воронцов.
По мнению Валерия Рылова, из-за того, что от сотрудников требуют раскрыть даже несуществующие преступления, они часто уподобляются тем, с кем борются.
― У них теряется не только уважение к людям, но и элементарный разум и сострадание. Часто развиваются садистские наклонности. Они абсолютно уверены, что начальство их всегда прикроет. Исключительность юрьянского процесса как раз в том, что обвиняемые ― люди системы. Были бы простыми гражданами, упаковали бы так, что мало не показалось. Так будет, пока в России не появится суд. Пока у нас нет суда, есть чиновники, которые получают зарплату за то, что назначают наказание. Самый главный вопрос ― вопрос виновности-невиновности ― они не решают, ― уверен адвокат.
Еще одна причина фальсификации доказательств ― вера сотрудников правоохранительных органов в то, что вор должен сидеть в тюрьме. По оценке Петра Курьянова, эта убежденность «железобетонная»:
― Так делают в ситуациях, когда и отпускать не хочется, и сажать, в общем-то, не за что, а надо. Они же смотрели Глеба Жеглова, им это все нравится, даже некоторые правозащитники ему уподобляются, употребляют такие же выражения. Но это подмена понятий, и если мы говорим о правовом государстве, то такого не должно быть. Если говорим про полицейское, то, наверное, так, да, ― констатирует он.
Рылов поясняет: бывает и так, что оперативник «назначает» человека вором, но, когда ошибка открывается, система включается в защиту своего сотрудника. Так делают потому, что «лишняя галочка не помешает ни прокурору, ни следователю, ни полицейскому», считает адвокат.
― Буду справедлив: часто барьер таким операм ставят именно следователи, но это возможно только на начальном этапе. Если дело возбуждено, то шансы его прекратить минимальны. Оправдательных приговоров у нас ведь нет, система не ошибается, ― считает Рылов.
Оксана Мамедова подтверждает: в процессе оказания юридической помощи по уголовным делам фразу «вор должен сидеть в тюрьме» от следователей и дознавателей приходилось слышать не раз. В то же время, уточнила она, некорректно утверждать, что все правоохранители ради «палочки» готовы пойти на должностное преступление.
― В «системе» работает много достойных сотрудников, которые со всей ответственностью подходят к выполнению должностных обязанностей. Поэтому судить обо всех силовиках по отдельным лицам, позволившим себе нарушение уголовного закона, конечно, нельзя, ― считает адвокат.
Есть ли соперничество между силовыми ведомствами
Что было в «юрьянском деле»
Один из свидетелей по «юрьянскому делу» Андрей Устюжанинов, которого задержали вместе с потерпевшим Храмцовым, на суде сообщил, что мужчина, которого он про себя назвал «полненьким подполковником», уговаривал его «сдать мента». По материалам дела Устюжанинова допрашивали следователь, лейтенант юстиции Пётр Глухих и замруководителя первого отдела по расследованию особо важных дел в управлении СК по Кировской области, подполковник юстиции Дмитрий Ростовцев. По словам Устюжанинова, в кабинете следователь показал ему стопку заявлений [от граждан, как понял мужчина] на сотрудников полиции в Юрье и сказал, что «надо одного посадить, чтобы другим неповадно было».
Почему так происходит
По мнению адвоката Ушакова, такая тактика в корне неверна:
― Хотелось бы, чтобы все были равны перед законом, но в жизни такого не наблюдается. Практика, когда «сажают одного из дорвавшихся, чтобы другим неповадно было», крайне порочна. Проблему таким образом не решить.
Адвокат Носков напомнил, что целью наказания может быть и предупреждение новых преступлений. В разговоре с «7x7» он объяснил: в науке уголовного права существует понятие общей превенции ― когда пример наказания одного лица сдерживает других от совершения подобных действий, так как они не желают подвергаться таким же лишениям.
Говорить о том, что существует план и по делам против сотрудников полиции, не приходится, считают адвокаты. Бывший полицейский Владимир Воронцов полагает, что причина, по которой СК может давить на свидетелей ради показаний против сотрудников МВД, в другом: следователь ― лицо, которое изначально действует в обвинительном уклоне, тем более если обвиняемый получит право на реабилитацию, в порядке регрессного иска ущерб могут взыскать с самого следователя. Это значит, что государство может через суд обязать его отдать в казну средства, выплаченные из бюджета человеку, незаконно привлеченному к уголовной ответственности. Кроме того, следователя могут привлечь к дисциплинарной или даже уголовной ответственности.
Сергей Носков, ссылаясь на практику по стране и отчеты Комитета против пыток, утверждает: дела против силовиков «возбуждаются не просто, не быстро и не всегда легко». В то же время между Следственным комитетом и МВД существует определенное соперничество. Адвокаты Ушаков и Мамедова объяснили его наличием дел с альтернативной подследственностью: один и тот же состав преступления может расследоваться разными ведомствами, и борьба идет уже за показатели. Среди подобных составов, например, мошенничество: статья 159 Уголовного кодекса может расследоваться как Следственным комитетом, так и полицией.
― Какого-то острого соперничества между структурами мы не наблюдаем, возможно, потому что работы хватает на всех, преступность никуда не исчезает. Допускаю, что за отдельные громкие дела идут споры, ― уточнила Мамедова.
По мнению Рылова, даже если соперничество обостряется, его быстро прекращают окриком сверху.
― Может быть, конечно, они и не любят друг друга, но поверьте, они никогда не воюют друг с другом, они в любом случае действуют слаженно и согласованно. Потому что враг у них один ― народ. При любых признаках конфронтации между силовиками вмешивается исполнительная власть, хотя маленькие войны между силовиками были — дело Реймера, дело «Трех китов», дело Дениса Сугробова, ― уверен адвокат.
Зачем СК и прокуратура обмениваются отказами
Что было в «юрьянском деле»
В деле против юрьянских полицейских пятеро свидетелей заявили о давлении со стороны как следователей, так и подсудимых сотрудников полиции. В Следственном комитете отказались возбуждать уголовные дела по этому поводу в тех случаях, когда вопрос касался их сотрудников. В дальнейшем гособвинитель в суде сообщил, что прокуратура отменила постановления СК об отказе в возбуждении дела ― по мнению ведомства, проведенная следователями проверка самих себя оказалась недостаточной.
Почему так происходит
Опрошенные «7x7» адвокаты единогласно объяснили, что это нормальный и стандартный процесс контроля. Хотя иногда он длится годами.
― Прокурор автоматом отменяет почти любое постановление об отказе в возбуждении. Очень много прокуроров повыгоняли именно за то, что они пропускали подобные постановления. Правда, в итоге все кончится отказом, но церемония отказа-отмены должна быть соблюдена, ― пояснил Валерий Рылов.
По словам Оксаны Мамедовой, такой обмен дает следователю больше времени для выяснения всех обстоятельств происходящего. Дело в том, что к моменту истечения срока проверки оснований для возбуждения уголовного дела может не быть, поэтому следователь принимает решение об отказе, а после отмены в прокуратуре получает материалы назад для дополнительных действий.
― Если нарушается закон, прокурор обязан на это реагировать. Это не всем нравится, так как следователи иногда трактуют то или иное происшествие по-своему. Нередко следователи вообще игнорируют (в силу различных причин) методику расследования того или иного преступления, не выполняют всех следственных действий, которые необходимы согласно методике расследования. Отсюда и некачественное следствие, ошибки, иногда и вполне сознательные, ― пояснил Сергей Ушаков.
Он полагает, что в дальнейшем ситуация будет только ухудшаться, так как уже появилось много сотрудников прокуратуры, которые не расследовали ни одного дела.
― Они сами не были ни дознавателями, ни следователями. Какой при этом может быть качественный надзор? Прокурор, утверждая обвинительное заключение, должен прочесть [материалы], ознакомиться с делом. Он должен понимать, где в деле могут быть слабые места. Если есть серьезные просчеты в деле, в том числе процессуальные, он должен их отметить и отреагировать на них. А что он напишет, как найдет эти ошибки, если он дела в руках никогда не держал? Сейчас складывается такая картина: следователь знает, что прокурор очень слабо разбирается в следствии, а прокурор будет рассчитывать во многом на добросовестность следователя. Будет принимать на веру, что обвинение соответствует тому, что совершил обвиняемый, ― считает он.
Как понять, что судья зависим
Что было в «юрьянском деле»
Оглашение приговора по делу о подкинутых наркотиках переносилось трижды. По словам секретаря заседания, это было связано «исключительно с объемом дела». По мнению адвоката Валерия Рылова, такое может быть и при неформальном «согласовании» приговора.
Почему так происходит
Адвокат предположил, что независимых судей сейчас нет. Корреспондент «7x7» просил юристов рассказать, можно ли определить, что на решение суда кто-либо повлиял.
― На самом деле, даже если сторона защиты предполагает некую зависимость суда, доказать ее практически невозможно. Нам часто приходится слышать, что решение суда первой инстанции согласовывается с вышестоящим судом, однако прямых доказательств тому нет, соответственно, обжаловать приговор по этому основанию попросту бессмысленно. Гораздо больше вопросов вызывает внепроцессуальное общение суда и прокуратуры. Особенно это заметно в небольших поселениях, где суд и обвинение работают практически в соседних кабинетах. Конечно, уровень доверия к суду в таких случаях минимальный, ― сказала адвокат Оксана Мамедова.
Координатор «Руси Сидящей» Пётр Курьянов полагает, что иногда зависимость судьи можно попробовать вычислить. По его словам, это «буквально высший пилотаж»: понять по интонации, выражению лица, ответу на конкретный вопрос.
― Вообще же как происходит. Сначала уголовное дело поступает в суд к его председателю. Эта надстройка ― председатель — пришла к нам из коммунистических времен, и она абсолютно неправомерна. Что значит председатель суда? Судьи вообще-то все независимые! А у нас председатель выполняет функцию надсмотрщика, его все боятся, потому что дисциплинарное производство в отношении судьи может быть возбуждено элементарно, всего лишь с помощью одной бумаги председателя. И те судьи, которые безропотны, податливы, они уже на уровне интонации понимают, что нужно сделать. Так, чтобы вызывали к себе и говорили: «Так, вот этого осуди по полной, что бы там ни было», — не бывает, это уже средневековье, ― пояснил Курьянов.
Защитит ли начальство своих подчиненных
Что было в «юрьянском деле»
Начальник [теперь уже бывший ― с 2019 года пост занял Сергей Исупов из Нагорского района] отдела полиции «Юрьянский» Олег Згоранец, его зам, а также непосредственный начальник обвиняемых оперативников в суде заявили, что подсудимые действовали в рамках закона. На время следствия и суда оба полицейских продолжали работать, их не уволили и не отстранили.
Почему так происходит
По мнению опрошенных «7x7» юристов, иной реакции руководства быть не могло ― в противном случае возникли бы многочисленные вопросы к самому начальству.
― Никто не хочет отвечать за «косяки» своих подчиненных, тем более, все мы знаем, как построена работа в системе правоохранительных органов. За любое нарушение, допущенное рядовым сотрудником, вопросы задаются в первую очередь его руководителям. «Так что это вполне ожидаемая реакция руководства», — считает адвокат Мамедова.
В то же время шутка о людях, которых заподозрили в преступлении и которые оказались уволены еще вчера, возникла не на пустом месте. По словам Петра Курьянова, это вызвано все тем же страхом руководства за свои кресла.
― «Мало ли что». Элементарно: спросят начальника таких сотрудников [подозреваемых в совершении преступления]: «А ты че их не уволил? Ты че, не знаешь, что у тебя тут творится? Ты начальник или кто? Или у тебя здесь коррумпированная составляющая, может быть, ты в доле? Мы ведь можем найти и другого начальника...» Зачем ему это надо? У него кредиты, жена, дети. Уже не до солидарности, это все в книжках и в кино. Кроме того, это разные вещи: число задержанных за год сотрудников, в отношении которых возбуждено уголовное дело, и число бывших сотрудников.
Как считает Владимир Воронцов, плох беспредел и со стороны полицейских, и в отношении полицейских, а золотую середину найти пока что не получается.
― Мне не понятно, какой защиты ждут сотрудники полиции от начальства [в подобных случаях]. Начальник не уполномочен возбуждать уголовное дело, но он может уволить, и часто он увольняет, не дожидаясь решения по существу уголовного дела. Хотя можно отстранить, выплачивая минимальное довольствие, и потом, когда суд примет решение, уволить или не уволить, ― объяснил он.
Защититься от обвинений в превышении полномочий можно, используя нагрудный видеорегистратор, однако этот способ не подойдет оперативным сотрудникам. Для них, предполагает Воронцов, можно установить видеонаблюдение не только в коридорах, но и в кабинетах отдела полиции, чтобы записи хранились на служебном сервере. Риск есть и в этом случае: если начальство захочет замолчать какой-либо инцидент, запись может потеряться, и добиваться ее восстановления захочет далеко не каждый следователь.
