«7x7» продолжает публиковать лекции экспертов, выступивших на второй Баренц Эко-Арт Академии, которая прошла в Петрозаводске в начале мая.
Лекция с участием экологов Виталия Серветника из Российского социально-экологического союза и Дмитрия Шевченко из Экологической вахты по Северному Кавказу о том, какие опасности грозят российским экологическим активистам.
Не стоит быть наивными
Виталий Серветник:
— Хотелось бы поговорить про преследования активистов. Поскольку здесь есть новые люди, наверное, сначала надо сказать такие общие вещи. Если кто-то думает, что противостоять государству в каких-то планах по разрушению природы или крупным компаниям, которые собираются заработать кучу денег, а вы им по своим идеалистическим представлениям препятствуете ради цветочка, ради возможности отдыхать в яблоневом саду, а у людей распилы, проекты и прочее, — если кто-то думает, что со всем этим беспределом можно начать бороться и при этом ничего за это не будет, то вы очень наивны.
Нужно понимать, что даже в развитых странах вы будете встречать разной степени сопротивление. Но в более цивилизованных странах наймут PR-агентство, будут вести пропаганду и прочее, а в каких-то странах просто нанимаются киллеры, которые убивают тех, кто им не нравится. Где-то, где слабое государство, корпорации могут это делать и государство с этим ничего не может сделать. Власть капитала настолько высока, что государство не сопротивляется. В России такая особенность: большинство крупного бизнеса сращено с государством, поэтому вопросы устранения решаются при помощи государства. Репрессивный механизм государства используется в том числе и для коммерческих целей крупных корпораций.
Позже я расскажу о законе об иностранных агентах и вообще о законах, которые последнее время в России применяются. Для иллюстрации я покажу доклад Global Witness: это карта убийств экологических активистов, можно посмотреть по годам динамику.
Об убийствах активистов
Проблемы с преследованием активистов происходят, в основном, в странах глобального юга, где слабое государство, сильное влияние глобальных корпораций. Особенно это происходит в Южной и Латинской Америке. Это самый беспредельный регион.
Только в 2014 году во всем мире было убито 116 экологических активистов. Для сравнения: это в два раза больше, чем убийств журналистов в этом же году. Комитет по защите журналистов говорит, что в 2014 году был убит 61 журналист, а «Репортеры без границ» говорят, что 66 журналистов было убито.
Я не посмотрел цифры, но, по ощущениям, это количество либо такое же, либо превышает количество убийств правозащитников. Правозащитники чаще имеют дело с государством, международные механизмы обязывают государства соблюдать права человека, а если речь идет о корпорациях, то там часто просто какой-то криминал. Я бы сказал, что экологические активисты находятся в зоне большего риска, чем правозащитники. Еще добавлю, что примерно 40% жертв среди экологических активистов являются представителями коренных народов. Коренные народы стоят на передовой борьбы. Они те, кто страдает в первую очередь от нарушения окружающей среды, потому что живут с ней в более тесной связи и логично, что они выступают за охрану своего места обитания.
Коренные народы стоят на передовой борьбы. Они те, кто страдает в первую очередь от нарушения окружающей среды, потому что живут с ней в более тесной связи и логично, что они выступают за охрану своего места обитания
Для них это не просто парк, куда они часто выходят погулять, а место, где они реально живут и питаются. Поэтому они выступают одними из первых за сохранение окружающей среды и оказываются под давлением.
Есть данные [эколога] Алексея Яблокова за 13-15 года: в России четыре экологических активиста были убиты, пятеро атакованы или преследовались, семеро — заключены, и как минимум еще 16 различных административных случаев преследования — аресты, штрафы. Это только те случаи, которые были описаны.
Я с 2003 годы занимался антиядерным активизмом, потом ушел в сферу прав человека, теперь комбинирую две эти сферы и слежу как происходит преследование эко-активистов и как их можно защитить. Если кто-то будет заниматься этой темой, нужно знать некие дефиниции, как и в случае с политзаключенными. Потому что если человек эколог и просто подрался дома с приятелем и погиб, то это не связано с его деятельностью.
Я больше отслеживаю данные, который приводит «Мемориал», правозащитный центр, потому что у них есть определенная выверенная методика, как они определяют политических заключенных, основанная на определенных директивах, международных понятиях, что такое политическое преследование. Я не все успеваю отследить, но вот вчера просмотрел их новый список, который состоит из 86 человек, и как минимум двоих из них я бы обозначил как политических заключенных: Игорь Житнев из Хоперского конфликта, Сергей Никифоров [лидер эвенкийской сельской общины и эколог-правозащитник].
Наверное также стоит сказать, что все понимают: тоталитаризм нового века не может быть похожим на тоталитаризм XX века. Все делается более искусно. Появляются квазиэкологические движения, которые говорят: мы работаем с экологическими проблемами и с нами ничего не происходит, а те, кто лезет в политику с чуждой нам тлетворной правозащитой грязными руками Запада — они получают от справедливого и гневного народа и вообще — получают по заслугам. И, конечно, экологических активистов не преследуют непосредственно за то, что они защищают окружающую среду. Многие из них становятся фигурантами дел, связанных со взятками или какими то экономическими преступлениями. Руководителя муниципалитета могут преследовать за неправильное управление муниципальным имуществом. Но «Мемориал» пишет, что на самом деле можно проследить, что судебное разбирательство непропорционально совершенному и это объясняется именно политической активностью преследуемых.
Я хотел бы сказать еще про тех, кто был убит — четырех активистов. Журналист Михаил Бекетов занимался экологическим активизмом, занимался химкинской историей. Другой активист Игорь Сапатов был застрелен неподалеку от Казани, Ирина Зеленина зарезана, Земфира Галлямова задушена собачьим ошейником — она занималась бездомными животными.
Последнее время часто экологические активисты не выдерживают давления и уезжают [из страны]. Это часто происходит, потому что такое давление только герои могут выдерживать. Также в связи с масштабными протестами после выборов в последние годы активно закручиваются гайки по мирным собраниям, митингам, это также влияет на экологических активистов, потому что они использовали эти права.
Евгения Чирикова, которая занималась защитой Химкинского леса, когда ощутила угрозу посадки, отбора детей, то приняла решение переехать. Надежда Кутепова, она жила в городе Озерск Челябинской области, занималась защитой пострадавших от ядерной аварии на заводе «Маяк». Пыталась добиться выплат пострадавшим, компенсаций, ее организация была добавлена в реестр иностранных агентов, детей в детском садике стали спрашивать: «А правда ли твоя мама иностранный агент и враг России?». Сказать, что это неприятная ситуация — это ничего не сказать. Начали появляться опасения, что ее могут привлечь за шпионаж, за госизмену. И она поняла, что пора переехать.
Про закон об «иностранных агентах»
После 2012 года, после протестов и прочего оппозиция практически полностью отсутствует в России; некую угрозу для формирования новых протестных настроений государство видит в общественных организациях. Среди прочих законов принятых появился закон об «иностранных агентах», который обязывает общественные организации, которые занимаются политической деятельностью и финансируются из-за рубежа, называть себя «иностранными агентами», маркировать свою продукцию. Под политической деятельностью понимается любая деятельность. Если организация занимается формированием общественного мнения, пытается добиваться каких-то изменений — это уже политическая деятельность. 126 организаций были включены в реестр иностранных агентов. В большей степени это медийная история для того, чтобы дискредитировать организацию: Минюст сначала давал пресс-релиз на свой сайт, а потом уже реально добавлял организацию в реестр.
126 организаций были включены в реестр иностранных агентов. В большей степени это медийная история для того, чтобы дискредитировать организацию: Минюст сначала давал пресс-релиз на свой сайт, а потом уже реально добавлял организацию в реестр
Итак, 126 организаций включены в этот реестр, из них 23 организации мы идентифицируем как экологические. Ну вот организация «За природу» из Челябинска — у них было зарегистрировано две НКО, одна получала финансирование, а другая занималась всякого рода действиями. Это два разных юрлица, но обе были включены в реестр. Кто-то их считает как одну организацию, потому что одни и те же люди занимались ими. Или, например, «Муниципальная академия». Среди причин внесения в реестр в протоколе Минюста было указано экологическое мероприятие. «Друзья сибирских лесов» — сами подали заявление. В Калининграде есть единственная экологическая организация, которая не признает действие этого закона: не маркирует ничего, не подает отчеты с тех пор, как их добавили, с 2014 года. Каждый квартал у них судебные процессы: Минюст подает на них в суд за то, что они не подают эти отчеты. И они довольно благополучно получают или маленький штраф, или вовсе никакого. Им очень везет — или воздух там такой в Калининграде. В других регионах, например, «Сосновый бор» оштрафовали на 300 тысяч.
Что касается источников финансирования, то надо смотреть на то, что реально организация делает, а не на то, где она берет деньги. В этот реестр очень легко попасть и очень трудно выйти. Вот «Дронт» не был выпущен из реестра, потому что ему перевела деньги организация «Беллона», которая была признана инагентом. Там какие-то 500 рублей были.
«Дронт» получал также деньги через конкурс «Православной инициативы», а у них были какие-то кипрские офшоры. Этот фонд «Православная инициатива» — там в наблюдательном совете, например, патриарх Кирилл. И организации, которым этот фонд раздает деньги, признаются инагентами, а фонд прекрасный светлый православный — нет. К ним не прилипает ничего с кипрских офшоров. Остаются светлы и чисты.
Организации, которым фонд «Православная инициатива» раздает деньги, признаются инагентами, а фонд прекрасный светлый православный — нет. К ним не прилипает ничего с кипрских оффшоров. Остаются светлы и чисты
Сначала думали, что есть возможность как-то пытаться отказываться от иностранного финансирования, цензурироваться, не заниматься «политической деятельностью», но практика последних лет показывает — признают [иностранным агентом], было бы желание. Если организация сильно мешает, ее добавят в реестр. Могут православные активисты писать какие-то доносы или вот с «Сосновым бором» — когда предприятие, которое критиковали, прямо написало в прокуратуру — вот они нас критикуют, может, они иностранные агенты? И их проверяли. В какой-то момент спустили в региональные Минюсты директиву — найдите у себя иностранных агентов. И они искали. Было бы желание — добавить легко.
Есть ряд организаций, которые аффилированы с РЖД или с чиновниками. Получают кучу денег за критику либералов и патриотическую деятельность — то есть, такое вот лицемерие власти.
Как закон об инагентах влияет на отношение к экологическим организациям
Закон очень сильно влияет на отношение — ты просто говоришь, что ты из НКО, а это звучит, как будто ты шпион. Люди опасаются.
Что значит быть иностранным агентом: напишем мелким или любым шрифтом на сайте — по решению Минюста мы считаемся иностранным агентом, мы с этим не согласны и так далее, зарегистрируемся, будем подавать отчеты. Практика показывает, что даже в этом случае начинают штрафовать по мелочи — там или тут страничку не промаркировал. И большинство организаций понимают, что нужно закрываться, потому что невозможно работать как инагент, а выйти из реестра тоже почти невозможно. Позакрываться и уйти в подполье — тоже не выход, так как есть ряд вещей, в которых могут участвовать только зарегистрированные НКО.
Позакрываться и уйти в подполье — тоже не выход, так как есть ряд вещей, в которых могут участвовать только зарегистрированные НКО
Например, в проведении общественных экологических экспертиз, в общественных советах участие.
Об основных угрозах зеленому движению
Дмитрий Шевченко:
— Я буквально грубыми мазками обозначу те угрозы, с которыми сталкивается в России зеленое движение. Это не только закон об иностранных агентах, актуальны и другие угрозы. Для начала скажу, почему именно НКО оказались под ударом — потому что до недавних пор это была последняя сфера независимости, гражданской инициативы. В начале 2000-х годов у нас была вытравлена вся политическая оппозиция, осталась одна декорация. В тот же самый период было уничтожено телевидение, что такое современное телевидение, все мы знаем — это что-то непотребное. Те независимые СМИ, которые остались, «Новая газета», «Дождь», «Эхо Москвы» — если посмотреть их аудиторию совокупную, в лучшем случае миллион человек, а в стране живет 143 миллиона. Их аудитория — жители больших городов, они ни на что не влияют по большому счету. То есть, СМИ у нас нет. НКО — это была единственная сфера, на которую власть не могла влиять. И искала механизмы придушить ее. Хотя придушить все НКО — такой задачи нет, потому что власти и крупный бизнес очень любят форму некоммерческих организаций. У нас их масса, какой-нибудь Фонд Кадырова там, который, по сути, теневой бюджет Чечни. Оттуда покупаются мотоциклы «Ночным волкам» и так далее.
Придушить все НКО — такой задачи нет, потому что власти и крупный бизнес очень любят форму некоммерческих организаций. У нас их масса, какой-нибудь Фонд Кадырова там, который, по сути, теневой бюджет Чечни
То есть, форма эта любима, потому совсем запрещать власти такую форму не хотят. Нужно лишь придушить ненужную активность, а ненужная активность проявилась в период выборов в период выборов 11-12 годов. Закон об «иностранных агентах» в первую очередь был направлен против организации «Голос», организации, которая наблюдает за выборами. Задачи придушить экологические организации, я думаю, у Кремля не стояло, но зато местные власти по полной воспользовались возможностью придавить ненужные организации, которые как заноза в заду сидели и зудели по всем поводам. Я бы выделил три угрозы, с которыми приходится сталкиваться экологическому активизму
Экономическое давление. В этой же обойме — закон об «иностранных агентах». Цель — заставить все время организации потратить на бессмысленные отчеты, которые надо бесконечно подавать и задавить штрафами. И пригасить руководителя тоже путем наложения штрафов. Они крупные.
Вторая реалия — полицейское давление. Когда на ровном месте возникают уголовные дела, до абсурда доходящие. Уголовные дела, судебные процессы, ну, например, по защите чести и достоинства. Вдруг вы чью-то честь опорочили, суд внезапно выносит решение на миллион рублей. Хрестоматийный пример — [глава Фонда борьбы с коррупцией] Алексей Навальный, который все время в суде, против него все время подаются иски, он их проигрывает и вынужден работать на то, чтобы все оплатить. Задача — разорить человека и подавить его морально. Что такое уголовное дело: надо нанимать адвоката, ходить к следователю, давать показания. Не всегда стоит задача посадить человека, статьи придумываются, по которым условный срок положен или штраф, но тратится время, нервы.
И третий метод, самый применяемый — информационная война, разные методы черного пиара. Если с законом об иностранных агентах, может, кто-то никогда не столкнется, то занимаясь экологическим активизмом, с «черным пиаром» вы обязательно столкнетесь. Если занимаясь «одуванчиковыми» делами: уборкой мусора, например, вы думаете, что с этим не столкнетесь, — вы ошибаетесь. «Экологика» вот занималась установкой экобачков. Против них запустили такую информационную кампанию — они, мол, от иностранцев деньги получали, чтобы нашу молодежь развращать, эковечеринки проводили, значит, проповедовали там чуждые ценности. Это привело к тому, что организация разгромлена, руководитель сейчас качует между Болгарией и Литвой, не имея возможности вернуться. Эти методы используются комбинированно.
История Константина Рубахина
Пример — Константин Рубахин, он москвич. Когда началась история с разведкой никелевых месторождений в Прихоперье, он поехал туда, включился в кампанию, стал активным координатором. Кампания там интересная. У УГМК [коммерческой компании, проводящей разведку] владельцы очень криминальные. Закончилось все очень печально. Он поехал на Селигер, специально, чтобы задать Путину вопрос и передать документы. Буквально через два дня после этого началась проверка в отношении Константина. Его вызывает следователь и говорит, что в организации, где Рубахин работал, обнаружен странный больничный лист и следователю кажется, что Рубахин его подделал или купил, это мошенничество.
В этот же период взламывают почту Константину, доступ к его домашнему архиву, в том числе, к фото в обнаженном виде, создают целый сайт антирубахин.ру. Плюс компания внедряет провокатора в движение против никеля. Этот человек активно включается в работу, его принимают за своего, он пытается ряд ключевых активистов склонить к получению взятки.
Все это закончилось тем, что Константину тоже пытались подбросить деньги. Ему дали знать, он выбросил все сим-карты, сел на такси и уехал через Белоруссию в Европу. Более полутора лет он не имеет возможности вернуться в Россию. А это просто сообщество, которое выступало против добычи никеля. Жертвой черного пиара может стать любой, кто мешает получить доход. Здесь универсальных рецептов нет. Прежде всего нужно озаботиться своей информационной безопасностью. Промониторьте свои страницы в соцсетях, почистите. Надо понимать, что это все могут использовать.
Жертвой черного пиара может стать любой, кто мешает получить доход. Здесь универсальных рецептов нет. Прежде всего нужно озаботиться своей информационной безопасностью
Вот такой кейс у нас был — дача губернатора Александра Ткачева. Он был губернатором Краснодарского края до 2015 года. С прошлого года он министр сельского хозяйства России. У него есть дача на Черном море, она стоит непосредственно на берег, берег перегорожен стенами поперек пляжа, лес тоже перегорожен высоким забором с колючей проволокой. Мы этой темой активно занимались с 2008 года. От правоохранителей мы получили ответ, что нет нарушения в том, что забор стоит на землях государственного лесного фонда, — ведь лес доступен с двух сторон, — ответ шедевральный. После этого мы попробовали решать эту проблему путем привлечения общественного внимания. Например, летом на матрацах мы заплыли на территорию дачи, вышли на пляж, и рабочие с арматурой нас выгнали. Это было весело, но до тех пор, пока активисты не нанесли несколько надписей на этом заборе. В частности «Саня — вор» и «лес общий». После этого было возбуждено уголовное дело. Руководителями акции были экологи Евгений Витишко и Сурен Газарян. Они на тот момент были кандидатами в депутаты от партии «Яблоко». Они привлекали внимание и к себе, как к кандидатам: выложили фотоотчет об акции и поплатились за это. И когда было возбуждено уголовное дело, они получили по три года условно. Через месяц в отношении Сурена было возбуждено еще одно уголовное дело, по факту угроз в адрес охранника «дворца Путина» и Сурену пришлось уехать в Эстонию, потом в Германию. Человека выключили. Цель — не посадить человека, а выключить. Когда Витишко посадили, к нему постоянно кто-то приезжал, было много внимания, начальник колонии хватался за голову. Им этого не надо, а вот вынудить уехать — это да. Сурен уехал, а Женя Витишко продолжил и в отношении Жени была установлена слежка, по совокупности мелких нарушений ФСИН попросила заменить условный срок на реальный. И это произошло в 2014 году, его задержали за несколько дней до начала Олимпиады, когда он собирался встречаться с журналистами. Его задержали: мол, был свидетель, который утверждает, что вы выражались нецензурно на остановке общественного транспорта. И ему дали 15 суток. По совокупности суд его отправил в колонию. Полтора года он провел там, сейчас его выпустили по УДО, он живет в Туапсе и ему еще год ходить в режиме ограничения свободы.
Главная мера безопасности — публичность
Советы, как обезопасить себя. Цифровая безопасность: необходимо регулярное обновление софта, системы паролей.
Если вам кто то угрожает — главная мера безопасности — все это максимально публично рассказать и сразу бежать в полицию. Самая красная зона риска — активисты, о которых никто ничего не знает. Люди, которые сражаются за свой парк и о которых в СМИ не пишут — с ними очень легко справиться.
Люди, которые сражаются за свой парк и о которых в СМИ не пишут — с ними очень легко справиться
Не любят связываться с известными людьми и организациями. У нас, слава богу, не Гондурас, каждый день правозащитников не убивают и журналистов. Исключение — Северный Кавказ. Логика простая — как можно меньше геморроя. Есть другие инструменты: уголовные дела, суды. Публичность — это очень важно.
Одна из лучших лекций Академии, на мой взгляд.
И журналисты, и экоактивисты могут сорвать крупную прибыль некоторым людям. Вот и гибнут.
Насчет цифровой безопасности, это верно. Тема немного разовьет мозги и станут более понятны особенности и мотивы обоих сторон. Между которых оказываются эти мелкие НКО.
Взять например бывшего активиста Женю Русского.
Здесь старательно муссируется описание, как жестоко покарали его судьи и менты.
Но затеняется другая сторона участников, то что у зарубежно поддерживаемых НКО прекрасный штат юристов и еще более грамотные аналитики планируют сценарии акций и мероприятий, тщательно анлизируя каждый чих участников.
Тем более, что Женя был яркой личностью, вызывающей симпатию у многих людей.
То есть и местные юристы-правозащитники, и зарубежные режессеры протестных мероприятий осознанно слили Женю. От посаженного либо застреленного активиста можно извлечь больше пользы для зарубежных интересов.
А Женя вряд ли подозревал о подставе. Я сомневаюсь, что отмотав срок, он переедет в собственную двушку в ЦАО.
То есть экологи должны уметь не только жаловаться на сложную судьбу, но и анализировать ситуацию, если «повезло» оказаться между молотом и наковальней.