Не одними американскими выборами жив российский свободолюбивый человек… Вот и я продолжаю рассуждать в жанре «что же все-таки делать».
Сначала напомню, что моя идея про «что делать» довольно проста:
Во-первых, российская либеральная демократия должна элементарно вернуться в Россию. Сегодня либеральной демократии в России просто нет. Ни в каком виде. Первоначально либеральной демократии не обязательно возвращаться физически, но обязательно – в качестве идеи и проекта ЛУЧШЕЙ российской жизни, то есть в виде перечня очень конкретных намерений по поводу СОЗДАНИЯ этой лучшей жизни.
Во-вторых, нужно готовиться к открытию «окна возможностей», а оно будет и, возможно, не одно. Для этого нужно многое ПЕРЕОСМЫСЛИТЬ в наших представлениях о современной свободе и современной демократии (классические, привычные представления уже ни на что не годятся), многое придется придумать заново и многое заново создать.
Смысл наших намерений сегодня – УСПОКОИТЬ и ОБНАДЕЖИТЬ российских граждан (российское большинство, российского простого человека). Успокоить в отношении нас и наших намерений (мы не расчленители России и не продавцы ее – немногие наши соратники, умудрившиеся всего за несколько лет духовных и физических тягот утратить российскую идентичность, сделали всех нас заложниками этих мифов). Обнадежить тем, что НОВАЯ свобода и НОВАЯ демократия действительно обеспечат всем россиянам, а не только любителям свободы и демократии, более качественную, чем при Путине, безопасность, большее, чем при Путине, благосостояние, и более разнообразный, и более качественный, чем при Путине, досуг.
Мне представляется, что важнейшим и, я бы даже сказал, экзистенциальным условием решения всех этих задач должно стать некое наше всеобщее СМИРЕНИЕ с тем, что в политической практике и в политической пропаганде «свобода» и «демократия» сами по себе не являются общественными благами (таковыми они являются лишь для нас, носителей соответствующей идеологии). Политические практики всевозможного освобождения, публичной политической конкуренции и общественного участия являются лишь инструментами создания общественных благ. А людей не волнуют инструменты, людей волнуют результаты.
1. Мой ответ одному прогрессивному пермскому эмигранту, последователю учения о деколонизации:
«Если уж что и приведет к войне в России, так это ее расчленение и ваши соратники-расчленители. Как вы будете, например, "деколонизировать" Татарстан и Башкирию с их 40 процентами русского населения? Там ведь даже русской национальной автономии не создать, поскольку этносы рассредоточены по всей территории республик. А чтобы поднять простых татар и башкир на отделение от России, вы представляете, до какого градуса нужно будет разогреть татарский и башкирский национализмы? А русские, что, на все это смотреть будут? Нет, не будут – разогреют собственный национализм. А что, вы думаете, будет происходить в соседних с национальными республиками русских регионах: в Ульяновской, Самарской, Свердловской, Челябинской областях, в Пермском крае? Там будет кому поднять волну солидарности с третируемым русским населением в Татарии и Башкирии. Начнутся выступления против местных татарских и башкирских меньшинств. И вы правы: оружия в России теперь много, и первых выстрелов будет ждать недолго. А первый послепутинский режим, каким бы он ни был, будет, скорее всего, политически более слабым, чем путинский, и вряд ли сможет удержать все это на уровне мирных националистических маршей с обеих сторон. Ну и так далее. В общем, российские деколонизаторы могут стать худшими и самыми кровавыми провокаторами России. Похлеще самых выдающихся российских провокаторов: народовольцев, эсеров и большевиков», которые по совместительству были такими же, как деколонизаторы, спекулянтами на справедливости».
2. Другое дело, что современный путинский псевдо-федерализм, безусловно, нуждается в радикальной реформе, направленной на качественно большую самостоятельность субъектов федерации вообще и национальных регионов в частности. Эта реформа может предполагать и перезаключение федеративного договора через соответствующие референдумы в субъектах федерации; и «конфедерализацию» отношений в отдельных сферах экономики, политики, права; и пересмотр региональных границ, более соответствующий расселению этнических групп; и реформу самих федеральных институтов, отвечающих за учет региональных и этнических интересов; и многое другое, и не обязательно именно то, что я перечислил. В любом случае у нас перед глазами всегда есть примеры более или менее успешных современных федераций (успешных с точки зрения самой федеративности): американской, германской, индийской и др. Есть и пример Евросоюза, несмотря ни на что сохраняющего свое геополитическое, экономическое и культурное единство, будучи одновременно полуфедерацией и полуконфедерацией. Вообще, мне кажется, что современное территориальное устройство многонациональных и многоукладных государств (многоукладных с точки зрения политической культуры) должно представлять собой некое гармоничное смешение федеративных и конфедеративных логик и институтов, с доминированием той формы государственного устройства, которая более актуальна для данного конкретного территориального сообщества. При этом, выбирая модель российского устройства, важно избежать прямых неадаптированных заимствований, чем так традиционно грешит российский образованный класс.
Главное в определении будущего российского устройства – это честное стремление всех заинтересованных сторон к обновлению федеративных отношений на принципах равноправия, ПРАГМАТИЧНОСТИ и МИРОЛЮБИЯ (в realpolitik нет ничего более прагматичного, чем миролюбие) при всеобщем признании принципа сбережения человеческих жизней как главного ограничения при принятии политических решений. Никакие идеалы не могут оправдать гибель и угрозу гибели людей. После путинского государственного экстремизма компромисс должен стать богом новой России. Само же строительство нового российского федерализма должно проходить в самоустановленных участниками событий жестких рамках политической и гражданской ответственности за принимаемые решения в условиях уже фактически многополярного мира, все более жестких и все более конкурентных международных отношений и набухающих глобальных климатических угроз.
Позволю себе и вовсе радикальное суждение: по сути, речь должна идти о возвращении к «интернационализму» и «дружбе народов» на принципиально новых – не имперских основаниях: в России мы все нужны друг другу для процветания и развития в условиях все более агрессивного мира и климата. БольшАя территория и относительно большое население сегодня снова имеют значение и являются глобальными конкурентными преимуществами России (что показала, в том числе, и Путинская война). Жить вместе можно и возможно не только потому, что так сложилось исторически, но и потому, что это выгодно.
3. Пришедшая в глобальный мир многополярность не только делает международные отношения в какой-то степени более справедливыми для новых претендентов на глобальное и региональное доминирование (Китай, надгосударственное сообщество радикального исламизма, Индия, Саудовская Аравия, Турция, Иран, Бразилия, Путинская Россия и др.), но и чрезвычайно усложняет межгосударственные отношения и повышает геополитические риски для малых и слабых государств. Ослабление Запада как «доброго мирового жандарма» и общая деградация ООНовского миропорядка приводят к тому, что войны и прочие формы межгосударственного насилия и произвола вновь становятся нормой международных отношений (даже Украина, став жертвой классической вероломной агрессии, не может рассчитывать на однозначную и исчерпывающую поддержку со стороны Запада и ООН – реваншисты и новые хищники со всего мира восприняли этот сигнал должным образом). А многополярность стимулирует сильных и амбициозных игроков к переделу глобальных сфер влияния. Одним словом, вне рамок исторической России ни к месту и не ко времени решившиеся отделиться от нее регионы не только рискуют погрузиться в хаос межнациональных конфликтов и войн за обладание территориями с высокой сырьевой рентой (основной источник благополучия в современной России), но и могут стать легкой добычей новых глобальных и региональных хищников.
4. В контексте все более реальных и вот-вот уже бытовых климатических угроз важно вспомнить, что гигантская российская территория – невероятно недооцененный и недоосвоенный российским населением ресурс. И если раньше холод был фактором, ограничивающим освоение страны, то сейчас холод становится нашим социально-экономическим и геополитическим преимуществом. Не говорю уже о беспрецедентных запасах пресной воды, минеральных и природных ресурсов, и просто о невероятных запасах территории, доступ к которым должен стать справедливым для всех граждан, всех регионов и всех этносов России. В условиях реально глобального и неожиданно быстрого потепления у России есть свой и общий для всех ее народов гигантский Север, который чем дальше, тем больше будет соблазнителен для наших южных соседей (возможно, его еще и защищать придется). Жизненные пространства с определенными гео-климатическими характеристиками вновь обретают на планете политическое, демографическое, да и просто выживательное значение.
5. Конечно, у новой, принципиально не имперской, российской интеграции есть серьезные ограничения, не только политические и экономические, но и культурные, в широком цивилизационном смысле слова. Чем серьезнее социокультурные, ценностные различия у групп населения, тем труднее их взаимная интеграция. В современной России такая «цивилизационная нестыковка» характерна прежде всего для отношений между исламскими республиками Северного Кавказа и всей остальной Россией. Причиной этой «нестыковки» (или «проблемной стыковки») является не упомянутый ислам, а более глубинные, исторически более ранние основания идентичности: горская цивилизация, клановая социальность и набеговая экономика как вариант непроизводительной, перераспределительной экономики.
Было бы ошибочным интерпретировать эту «нестыковку» как столкновение архаики и современности. В том-то и дело, что горские народы Кавказа выработали СВОЮ ФОРМУ СОВРЕМЕННОСТИ, соответствующую их идентичности, – свой горский, клановый, «набеговый» модерн. И это своего рода народный цивилизационный подвиг – найти свою полноценную нишу в современном мире, сохранив традиционные основы своей культуры и социальности. Горские народы так же укоренены в современном мире, как и все прочие народы России, но укоренены на своих очень особых условиях. Эти условия настолько особы, что, как показал опыт последних десятилетий, их практически невозможно без существенных изменений вписать в единое правовое, экономическое и политическое пространство даже Путинской России.
Чем в конечном счете урегулируется эта «нестыковка» в послепутинской России: цивилизованным компромиссом в рамках новой федерации или не менее цивилизованным отделением Горского Кавказа от России – сегодня представить невозможно. Сегодня всем ответственным людям с обеих сторон важно просто признать эту проблему и постепенно воспитывать в себе готовность решать ее во благо обеих сторон максимально мирным и достойным для них образом.
_________________________________
Предыдущие рассуждения здесь:
Что же все-таки делать? Первая часть. Никому не нужные.
Что же все-таки делать? Вторая часть. Возвращение свободы, демократии и разнообразия в Россию. Гипотезы об ограничениях, возможностях и намерениях. Начало.
Что же все-таки делать? Вторая часть. Продолжение.
Что же все-таки делать? Вторая часть. Окончание.
Закрывая для себя тему двух либерально-демократических оппозиций.
Наконец-то. Вокруг 13-го Форума свободной России*.
*Признан нежелательной организацией.
