Напоминаю: здесь я предлагаю свою вольную реконструкцию коллективного разума навальновцев в его сегодняшнем актуальном состоянии. Что на самом деле творится в этом «чёрном ящике» мне неведомо. Свои выводы я делаю из тех продуктов, сигналов и следов, которые оставляет этот «чёрный ящик» во внешней жизни, и из того, что я знаю об этой внешней жизни.
Судя по всему, Алексей Навальный и его ближайшее окружение всегда понимали, что добиться власти в России – хоть на выборах, хоть на улицах – не получится, если опираться только на объективно небольшой, но стабильный «условно демократический условно электорат» (10–15 процентов взрослого населения страны, и это при полной, ни разу еще не случившейся политической мобилизации). Собственно говоря, судьба демократии в России зависит не от этих 10–15 миллионов «демократов» в 150-миллионной стране, а от ситуативной политической лояльности к демократическим политикам значительной части российского большинства, сегодня путинского. Но эту лояльность нужно еще заслужить. Поэтому история навальновцев – это, помимо прочего, история политической экспансии на территорию интересов российского большинства, которое сегодня разместилось между двумя меньшинствами, примерно равными количественно: условно «либерально-демократическим» и условно «радикально-консервативным» (в России, и не только в ней, все привычные политические термины «хромают» – пресловутый кризис парадигм). Эта экспансия была очень разнообразной: от националистических экспериментов самого Алексея Навального до попыток Фонда борьбы с коррупцией заполучить спонтанно левацкую аудиторию постсоветского и собственно российского ресентимента – то есть людей, не удовлетворённых своим социальным статусом и ищущих виноватых в этой своей общественной униженности.
После декабристских волнений 2011–2012 годов, попробовав на политический вкус тогдашних хипстеров, ФБК* сделал ставку на «продвинутую учащуюся молодежь», ту, чьи родители принадлежат к тем или иным стратам среднего класса, упакованную в предельную современность и оттесняемую закоснелым путинским режимом от желанных статусов глобалистского мира. Многие из этой группы юных россиян уже со старших классов школы кожей чувствовали нависший над ними ватный, стеклянный и прочий подобный потолок. Находясь на пике технологической и информационной современности, они ощущали некую свою избранность и особость интересов, уже не вмещающихся в архаичные социально-возрастные ниши. Они подсознательно желали признания всего этого, но не получали его ни от общества, ни от режима. И вот тут появились Алексей Навальный и ФБК*, признающие их важную для общества особость, да что особость, уникальность, и предложившие им способы самореализации, если не профессиональной, то по крайней мере общественной, публичной, максимально учитывавшие эту их уникальность. Сорокалетний Алексей Навальный говорил на одном языке с пятнадцати-двадцатилетними юношами и девушками, и это было сверхценно для обеих сторон.
Чисто политически проникнуть в нишу «продвинутой молодежи» ФБК* пытался по привычке через проблематизацию коррупции и чиновнических злоупотреблений («РосПил», «РосЖКХ», «РосЯма», «Добрая Машина Правды»), а фактически – через проблематизацию «чужого незаслуженного богатства» и социального неравенства – беспроигрышные темы для любой молодости (Из выступлений подростков на пермском антимедведевском митинге 26 марта 2017 года: «Коррупция отнимает государственные деньги у нас, у бедных», «У них по пять дач и домики для уточек, а нам жить негде и дороги не ремонтируют»). Опустившись в «продвинутую молодежь», навальновская антикоррупция по сути превратилась в новую лево-популисткую политику, но без традиционной левой риторики. А сам Алексей Навальный, благодаря своей лидерской харизме, таланту коммуникатора и личной погруженности в информационные технологии, стал единственным в современной России политическим опекуном интересов новой учащейся молодежи, осознающей особость и уязвимость своего образа жизни.
Совокупную политическую эффективность навальновской «работы с молодежью» можно признать очень высокой. Именно череда «подростковых митингов» 2017–2018 годов окончательно наделила Алексея Навального неформальным национальным и международным статусом главного российского оппозиционера и главного претендента на власть в России после Путина. Именно с тех пор Алексей Навальный обладал своего рода монополией на власть в «Прекрасной России будущего». Причем так к нему относились не только его сторонники, сочувствующие, попутчики, но и многие противники как с путинской, так и с антипутинской стороны – те и другие чувствовали в нем реальную угрозу.
Но Алексей Навальный погиб. Если не был убит по прямому указанию Владимира Путина, то был доведен до смерти в результате развернутых диктатором безжалостных персональных репрессий в отношении него. И теперь навальновцам предстоит заново обосновывать свою претензию на лидерство в российском антипутинском сообществе и на высокую политическую значимость вне его. Трудная задача для людей несколько иного масштаба, чем Алексей Навальный. Особенно трудно навальновцам будет поддерживать лидерство в молодежной среде, которое всецело было завязано на харизму самого Алексея Навального. По сути он был звездой в этой среде. Очевидно, что ни Мария Певчих, ни Леонид Волков, ни Иван Жданов на роль культовых политических звезд никаким местом не годятся. Теперь вечное, не в их пользу, сравнение с Навальным – их крест. Но они стараются. Отсюда и «Предатели».
Сериал «Предатели» – это не только попытка снести с пути во власть надоедливых демократов-старперов и высокомерных либерал-олигархов ельцинского призыва. Со всей очевидностью (для меня) перед «Предателями» ставилась и более амбициозная цель – проникнуть в самое нутро путинского большинства, предложив ему солидарность в общей ненависти к демократам и олигархам 90-х.
«90-е» – это российская народная травма (независимо от исторической роли этого периода в жизни страны). Это травма тех, кто после 1991 года не смог приспособиться, воспользоваться, поймать свою удачу. Это травма большинства из тех россиян, кому сегодня за 50. Это очень большая аудитория в большой, стремительно стареющей стране. «Травмированные 90-ми» – это ядро путинского большинства.
Выпустив «Предателей», навальновцы вступили в конкуренцию с Владимиром Путиным за политическое обладание «травмой 90-х». Кто ее доит – тот многое имеет. Навальновцы пытаются перехватить часть путинского большинства или по крайней мере зародить в нем благожелательный интерес к себе, который потом, с тем или иным уходом Путина, может конвертироваться в реальную политическую поддержку.
Конечно, сам фильм от начала до конца посмотрит ничтожно малое число представителей российского большинства, но сетевой слух о том, что навальновцы назвали Ельцина, Чубайса и прочих олигархов-демократов жуликами и ворами дойдет до очень многих. Я бы на месте навальновцев для бОльшего пропагандистского эффекта закончил бы сериал звонким политическим обещанием: в Прекрасной России будущего все лица, причастные к деяниям «преступного ельцинского режима», будут привлечены к уголовной ответственности. Или еще круче: наряду с «трибуналом над жуликами и ворами путинского режима» будет создан и «трибунал над жуликами и ворами ельцинского режима». В глазах населения, травмированного 90-ми, это бы выгодно отличало навальновцев от Владимира Путина, который, разыгрывая «карту 90-х», до сих пор так и не решился на проведение репрессий по этому признаку, видимо, действительно из-за того, что до сих пор кровно повязан с этой эпохой и с ее деятелями.
И, конечно, одной лишь «чубайсофобией» путинское большинство не возьмешь. Нужен целый План простых, понятных и НЕОБИДНЫХ для российского большинства мер (если мы говорим о «хорошей пропаганде»), который бы примирял либерально-демократический символ веры (1), чрезвычайные меры по политической и экономической зачистке разрушительных последствий путинского режима и Путинской войны (2), и массовый низовой спрос на сильную патриотическую политику и сильную социальную политику (3).
(Для тех, кто схватился за голову, прочитав «сильная патриотическая политика», – раскройте глаза. США осуществляют сильную патриотическую политику, Франция осуществляет сильную патриотическую политику, Китай осуществляет сильную патриотическую политику, многие государства (но не все) осуществляют сильную патриотическую политику. Для любого американского политика Америка превыше всего. Для любого французского политика Франция превыше всего. Для любого китайского политика Китай превыше всего. И никого это не смущает. Кстати, путинский режим осуществляет слабую патриотическую политику, поскольку не смог справиться с диверсификацией разнообразного геополитического влияния и в итоге, убегая от Запада оказался в чрезмерной зависимости от Китая и Исламского мира. Даже Путинская война у нас продолжается не потому, что она очень нравится z-патриотам, и даже не потому, что ее вынужден продолжать Владимир Путин в стремлении сохранить собственный престиж и престиж своего режима, а потому, что она очень выгодна Китаю и крупнейшим исламским государствам, но выгодна она им только в сегодняшнем, более или менее конвенциональном виде).
