В Госдуме готовят законопроект о признании феминизма экстремистской идеологией за авторством заместителя председателя комитета Госдумы по информационной политике, информационным технологиям и связи Олега Матвейчева, который сформулировал свою идею так: «Феминистки на западе все против Путина, против России и за войну. Феминистки на Украине вообще заявили, что настоящий феминизм состоит в том, чтобы женщины служили вместе с мужчинами, воюя против русских. Наши феминистки являются просто агентурой Запада. Они занимаются разрушением традиционных ценностей, их деятельность противоречит указу президента о поддержке традиционных ценностей. Они выступают за разводы, за бездетность, за аборты. Действуют против демографической политики Российской Федерации». Инициирующим событием, судя по всему, стало обвинение Дарьи Треповой, феминистки и экоактивистки, в убийстве Владлена Татарского, провоенного военкора. Хотя это скорее удачный повод, чем реальная причина, даже если девушка и правда имеет к этому какое-то отношение.
Рано или поздно это должно было произойти. Не убийство, конечно. Официальное признание феминизма как идеи, неуместной в российском государстве. В сущности, Олег Матвейчев не особо-то и соврал, за исключением части про агентуру Запада и того пассажа, в котором «феминистки все против Путина, против России и за войну», в котором не очень понятно, как можно быть против Путина и за войну одновременно. С точки зрения российского государства, фемсообщество действительно выступает и против логики президента, и против того, что заявляется в России как «традиционные ценности». Феминизм с государством никогда в ногу не шагал, а после начала войны этот разбег стал критичным.
Что вообще такое феминизм и за что он выступает? И что в этом контексте так не нравится обобщенному правительству? На самом деле, я сама не могу до конца ответить на этот вопрос, а задаюсь им еще с докованных времен, когда активно обсуждался законопроект о профилактике семейно-бытового насилия, дело сестер Хачатурян и другие громкие дела, связанные с насилием в отношении женщин. Я до сих пор не понимаю, почему Россия так яростно отвергала закон о домашнем насилии: в конце концов он есть даже в странах с куда более традиционалистским и религиозным укладом вроде Азербайджана. Он есть у всех соседей, он в целом нормален в мировой практике. Неужели государство поддерживает и одобряет насилие в отношении Маргариты Грачевой, лишившейся рук или убийство Яны Савчук? Неужели право мужчин на избиение и убийство это именно та ценность, которую стоит защищать столь оголтело и систематически дискредитировать фемдвижение?
Феминизм — это комплекс инициатив, движений и идей, направленных на защиту и поддержку женщин, борьбу за их права и репрезентацию. В целом, у феминизма много лиц и много инициатив и в разных странах и обществах он может выглядеть по-разному. Есть исламский феминизм, в западных странах, где плюс-минус решены базовые проблемы безопасности, феминизм (так называемая третья волна) занимается вопросами психического здоровья и образа тела, фэтфобией, стандартами красоты и другими проблемами, к которым в России еще толком даже не приступали. В России основная активность фемдвижения была систематически сконцентрирована на нескольких куда более витальных вопросах: семейно-бытовое насилие, репродуктивное насилие, сексуализированное насилие, специфичные виды и формы насилия, распространенные в регионах Кавказа. По крайней мере, это была повестка, с которой феминистки выходили в паблик. На периферии обсуждалось много всего разного, от волос на теле до фриблидинга, но это скорее было внутренней дискуссией, чем значимой частью повестки. Антифеминистские кампании, конечно, с удовольствием фокусировались на этих темах чтобы дискредитировать фемсообщество. И это работало. Работало создание образа феминистки как буйной, волосатой и агрессивной вздорной бабы.
Не то чтобы при этом есть что-то плохое в том, чтобы быть буйной, волосатой и агрессивной. Но российское общество в общем и в целом до идей третьей волны феминизма еще не доросло. Образ феминистки как монстра, который покушается на право женщин быть красивыми и не сегодня так завтра заставит всех стать лесбосепаратистками, портит русский язык своими феминитивами и распугивает небритыми подмышками, хоть и имеет мало общего с реальностью, хорошо прижился в социуме. Негативное отношение к феминисткам повальное. Не сосчитать, сколько раз мне приходилось сталкиваться с людьми, которые а) не верили, что я феминистка, потому что замужем и не похожа на бабуина, б) рассказывали мне о безумии и ужасах феминизма.
Выступают ли феминистки собственно «за разводы, за бездетность, за аборты»? Феминизм в общем и в целом выступает за права и свободу. За то что женщина может развестись, если хочет, и не рожать, если не хочет. У феминизма нет «желаемого» образа женщины, общего знаменателя, к которому он стремится всех женщин привести. Многодетные и замужние счастливые матери не исключаются из повестки. Все, что нас интересует, — это чтобы они были не побитыми, не изнасилованными и их никто ни к чему не принуждал. Вот так экстремизм.
Очень сложно понять, почему Россия так активно противопоставляет себя феминизму. В конце концов мы наследуем советскому союзу и положение женщин — это одна из немногих позитивных частей этого наследства. За XX век из России вымылась традиция отношения к женщине как к немощному и подчиненному существу. Феминизм лежал в основе советского строя и, надо сказать, это то немногое, чем действительно имеет смысл гордиться в нашем советском прошлом, что имеет смысл сохранять, пестовать и развивать. Но государство выбирает Сталина, который, кстати, в свое время запрещал аборты, усложнял разводы и вводил раздельное обучение мальчиков и девочек в школах. Но ведь на практике феминизм никаким образом государству не угрожает. Ведь на уровне риторики все согласны с тем, что изнасилования и избиения — это плохо. Никто ж ведь не ратует за право бить женщин палкой не толще большого пальца. Все, к чему призывали феминистки, — это заняться тем, чтобы законы Российской Федерации соблюдались, а преступлений совершалось меньше.
Конечно, с войной все изменилось. Феминизм не может поддерживать войну по определению: от войны женщины страдают. Страдают в тылу и на фронте, страдают с той и с этой стороны, у них больше проблем и меньше денег, растет допустимость насилия всех видов. Феминизм не может быть за войну. Феминизму совершенно наплевать на государственные и национальные интересы, буквально по своей сути он не может ставить их выше интересов женщин, и поэтому для российского государства он неприемлем. Фемдвижение стало одним из локомотивов антивоенного движения в принципе: у него был опыт низовой инициативы, самоорганизации, протеста, организации мероприятий, акционизма. Сотни феминисток по всей стране получали штрафы, оказывались в следственных изоляторах, вынуждены были бежать из страны. Феминистское антивоенное сопротивление показало действительно замечательную внутреннюю самоорганизацию. И награждено было статусом иностранного агента.
Вопрос активной государственной кампании против феминизма и феминисток, какой бы глупой по своей логике она ни была, с двадцать четвертого февраля прошлого года стал вопросом времени и рано или поздно это должно было произойти, так же как предсказуемым было усиление репрессий в отношении ЛГБТК-организаций и так называемой «пропаганды гомосексуализма», систематических репрессий в отношении экологических инициатив и других репрессий против низовой самоорганизации. Феминизм и так «прожил» слишком долго. Несмотря на то что этот законопроект еще даже не внесен, а только готовится, я ни на минуту не сомневаюсь в том, что его протащат через все чтения и примут еще до конца весны. За последний год логика государственной репрессивной машины стала довольно предсказуемой и это действие полностью укладывается в ее общую идею.
Важно то, что дело совсем не в традициях. Россия это все еще не крайне патриархальное общество и так называемые традиционные ценности — это не государственная политика, а внешняя оболочка. На практике, скорее, можно предположить обратное: чем дальше будет развиваться война, тем больше государству понадобится образ эдакой ударницы труда и труженицы тыла, а совсем не нежного домашнего ангела. Дело не в феминизме и не в образ женщины, не в разрушении традиций, дело исключительно в практике низовой самоорганизации и в том, что фемсообщество подает голос. И скорее всего, давным-давно, в довоенные годы, с законом о профилактике семейно-бытового насилия была та же ситуация. Нет проблемы с тем, чтобы принять закон. Он по сути своей неплох и государство от него ничего не теряло: в конце концов, как это должно было мешать нужным людям врать и воровать. Дело было в инициаторе: недопустим был реальный запрос снизу, недопустимо было прогибаться под низовую инициативу. Это нарушило бы иерархию и выглядело бы так, как будто у волосатых буйных феминисток в обществе есть какой-то вес, голос и возможность влиять на страну. Недопустимо.
Что можно сделать? Мне кажется, ничего. Власть может откатывать какие-то свои решения, если чувствует, что есть весомый народный запрос и недовольство. Проблема в том, что широкие народные массы, к сожалению, на защиту феминисток не встанут: слишком долгой и удачной была дискредитация движения в глазах общественности. Скорее всего, в той или иной форме феминизм в России «запретят». Мне бесконечно больно от собственного и нашего коллективного бессилия, но изменится эта ситуация только со сменой ситуации в стране в целом, а пока мы еще находимся в свободном падении. А пока готовьтесь постепенно чистить свои социальные сети от старого контента о феминизме. Но слишком рано не начинайте, ведь я тут развела панику, но на деле ничего еще не решено. Внести и одобрить в трех чтениях законопроект — это не мгновенно, а мало ли какие тектонические изменения успеют произойти в стране. Надежды мало, но все же.
