Ой вэй, понемногу отвыкаю от костыля, но только не на улице.
Отдельная история — общественный транспорт. Чтобы спокойно уехать на работу, надо дождаться часов 11 или выдвигаться в шесть утра. Иногда смотришь на мимо пробегающие автобусы и хочется повесить на грудь дорожный знак «Дети» или прилечь на Павловский и прикинуться лежачим полицейским. Все время на такси просто разоришься.
Но если удается протиснуться в салон, то азохен вей. И так битком, так еще толкотня, резкие торможения, попытки судорожно отдать мелочь наликом или перевести деньги.
Какой-то додик наступил мне на ногу и толкнул.
— А за второго кто будет платить? Пацан, ты куда? ..
Поздно. Пацан, сверкая пятками, выскочил из автобуса.
— Вот, я перевела. Евгению Павловичу же?..
Девушка в сером пальто с длинными красивыми накладными ногтями показала смартфон.
— Нет, Сергею Петровичу. Вы, считай, не перевели. Платите снова.
— С чего ради?
— C того, что вы глухая, не расслышали номер и имя-отчество.
— Херасе. Это вы так нечленораздельно говорите!.. И почему терминала нет? Налоги не платим?..
Я подумал, в оконцовке либо он эту мудрую, как том Талмуда, девушку поведет в ЗАГС, либо она его — к прокурору...
Пассажиры костыль стараются не замечать. Особенно в малых автобусах. Сидят себе в своих мыслях ровно на задницах. А я и не настаиваю. Иногда вступаются пассажиры:
— Девушка, может, уступите мужчине? Ему стоять трудно.
— А кому легко? Жизнь — боль. Я села и еду. Он тоже едет.
— Бесчувственная какая.
— Я реалистка. Всем сегодня трудно, каждый страдает по-своему.
Вчера крупный сидящий мужик говорил по телефону:
— Сынок, ты шконку заправил? Завтрак на столе. Потом сразу за уроки, никаких игр! Оглядев меня и костыль, он похвалил его — удобная штука.
— Легкий, канадский. У моего тестя покойного такой был. Правда, часто падал, как раз потому что легкий...
Ой вэй, но иногда таки уступают. Одна студентка резво подскочила и даже дала мне конфетку. Иногда предлагают сесть на всяких приступках, порожках, но туда еще надо забраться, словно попасть на «Мастера и Маргариту» в театр на Таганке в 80-е годы прошлого века.
Во многих автобусах два кресла рядом с водителем свободны, но они перегорожены доской и там валяется всякий халоймес. А хозер-водила либо в наушниках, либо отвечает, не ваше дело.
В социальном маршруте N 20 много душевных и ответственных кондукторов. Они находят жертву, командуют встать и находят мне место. Да и пассажиров больше с пониманием, а не всяких там мишугинер. Некоторые охотно вступают в разговоры и делятся случаями своего травмирования с разными исходами. Услышал про невесту, которая на выходе из загса поскользнулась на крыльце, ударилась виском и сразу в кому. И про парашютиста, у которого не раскрылся парашют на высоте 2000 метров, но он выжил.
Одна дама рассказала историю про утраченную в 20 автобусе челюсть, а другая похвасталась, что пять лет ждала очереди на протезирование сустава и таки дождалась, а то долго вот так же мучалась.
Бодрая бабушка рядом пожелала выздоровления и громко добавила.
— Не забываем Евангелие. Просящему дай. Стучащему — отвори. Стучащего по асфальту костылем — посади, уступи место.
— Это вы загнули уже. Нет в Евангелии такого.
— Нет, но по смыслу все правильно. Делать добро, быть милосердным.
Мы в церковь ходим по праздникам, а каждый день живем не по заповедям. Бог в душе. Либо есть либо его нет. Чаще нет, конечно. Недавно вот вербы освящали, яйца опять красили, куличи святили, в колокола били. Все это мишура. Надо заповеди в себе соблюдать, а не внешние. Иначе никакие крашеные яйца не помогут.
А вам я желаю бодрости духа и оптимизма, так все быстрее пройдет.
Ой вэй.
