На официальных ресурсах информация об этом конвое подавалась максимально сухо: совместный конвой Санкт-Петербургского и Пензенского региональных отделений партии был доставлен нуждающимся в зону боевых действий. Привезли матрасы, тумбочки, медикаменты, одежду, продукты питания, термосы, постельное белье, средства личной гигиены, вещи для детей. Но очевидно, что многим хочется узнать об этой поездке не только из пресс-релизов, но и, что называется, из первых уст. Я проехал из Петербурга в Донецк, Кировское и Мариуполь — и делюсь своими мыслями по поводу того, что увидел своими глазами.
В дороге нас было четверо — я, первый секретарь Пензенского горкома партии Руслан Бахтеев, а также Валерий Маренников и Татьяна Ильина из Кузнецкого районного отделения КПРФ. Именно таким составом мы и выдвинулись на юг.
При приближении к административной границе между Ростовской областью и ДНР ощущаешь нарастающую тревогу и растущее напряжение. В машине прекращаются шутки и разговоры, лица у всех становятся серьезными. Мимо начинает проезжать военная техника. Паспортный контроль и контроль безопасности в сторону присоединенных территорий проходится относительно быстро, зато на «большую землю» стоит длинная вереница грузовиков. Все формальности сотрудники пограничной службы исполняют с усердием — проверяются паспорта, проходит осмотр машины. И вот мы уже на дороге, ведущей к Донецку. В этот момент навигатор радостно выдает фразу: «Прямо 63 километра». Понимаю, что здесь эти расстояния ощущаются совершенно иначе. Пропадает связь.
Атмосфера начинает давить с первых же минут. Погнутые дорожные знаки. Видно пострадавшие дома мирных жителей. Заметно, что иномарок гораздо меньше, — зато бодро колесят «москвичи», «копейки», «четвёрки». Военной техники становится больше. Больше и контрастов. На фоне пыльной дороги и грязи на старом бетонном заборе висит новенький баннер «Единой России». Смотрится он крайне неуместно.
Проезжаем мимо родника, куда люди приходят за водой. Рядом висит потрепанный временем флаг. Зато стоит новенькая церковь. Дома вокруг преимущественно одноэтажные. Проезжаем через Макеевку. Вокруг возникают многоэтажки. В глаза бросается то, что многие окна заклеены пленкой. На подземном переходе выведено: «Укрытие».
Мы в Донецке. Немного выдыхаем. Путь лежит прямо к Донецкому рескому КПРФ, где мы выгружаем большую часть гуманитарной помощи. И хотя мы в городе недолго, сразу понимаем, что значит жизнь в городе вблизи боевых действий. Ночуем мы в одном из зданий, спим на матрасах. Воду подают раз в три дня, само собой, если ничего не случится, — а случиться здесь может все что угодно. В остальные дни техническую воду можно получить в специальных пунктах, организованных МЧС. Выглядят они как палатки близ водоема или как большие белые грузовики.
Большинство магазинов закрывается здесь в пять или шесть часов вечера — об этом сообщают сделанные от руки объявления на входе. Цены на многие товары, к слову, достаточно высокие, особенно с учетом тех небольших зарплат, которые получают люди. При этом многообразие не соответствующих архитектуре вывесок и ассортимент товаров на рынке подталкивает к аналогиям с нашими российскими «девяностыми», которыми так любит пугать россиян власть. К слову, «россияне» — это самое частое обращение, которое мы здесь слышали в свой адрес от местных жителей. Впрочем, те, кто бывал здесь раньше, говорят о том, что разноголосица и бессистемность, так напоминающая 90-е годы в России — лишь черта жизни в течение постсоветского периода.
Главная примета города — постоянный грохот. Человеку, живущему за пределами зоны боевых действий, сложно осознать, каково это. А мы уже на второй день научились различать артиллерийские залпы и работу средств ПВО. Иногда трясутся стены в здании, в котором мы находимся. Довольно странно, засыпая, думать о том, что можешь не проснуться. Проснулся — уже хорошо. Хотя иногда приходится вставать очень рано. В один из дней громыхало гораздо сильнее, а одному товарищу померещился пожар неподалеку. Встать пришлось раньше, чем в 6 утра.
Но многие жители Донецка привыкли к постоянному грохоту. Их не удивляют даже низколетящие самолеты, издающие оглушающий гул. Одна из женщин, с которыми мы говорили, резюмировала все так: «Живем как в сказке. Чем дальше, тем страшнее». В Донецке по понятным причинам почти нет мужчин. За все время я встретил только пару человек — и тех в военной форме. По улицам ходят в основном женщины, часто пожилого возраста.
При этом до сих пор ходит общественный транспорт, в том числе трамваи. Они движутся по улицам слово вопреки всем проблемам. «Жизнь вопреки бедам» — своеобразный девиз горожан. Вопреки «прилетам» продолжает ходить общественный транспорт, работают магазины, а жители города идут куда-то мимо полуразрушенного здания городской администрации. Работают даже торговые центры, у которых выбиты окна. Стоят строительные краны. Несколько семей, которые, в том числе, получили гуманитарную помощь, обжили бывший кинотеатр, где кабинеты превращены в квартиры, в которых вопреки всему подрастают дети.
В городе очень красивая архитектура. В центре есть улицы, вымощенные брусчаткой. Здесь много построек сталинских времен.
Понятно, что многие здания пострадали от попаданий.
Впрочем, в некоторых районах города повреждений гораздо больше. А в центре Донецка в укор российским «декоммунизаторам» из высоких кабинетов гордо стоит памятник большевику Артему. В укор борцам с революционным прошлым горит вечный огонь около обелиска павшим за Советскую власть. А в кафе (если его можно так назвать) близ администрации можно взять вкуснейшие котлеты по-киевски. Показательно.
На следующий день едем в Кировское. По пути замечаем множество величественных шахт. А еще замечаем, что ремонт дорог в период боевых действий — это вопрос совершенно не первостепенный.
На въезде стоит крест с надписью: «Спаси и сохрани». Такие, к слову, стоят на въезде в большинство городов.
Хотя формально Кировское — это город, гораздо правильнее было бы назвать его «рабочим поселком». Много домов в частном секторе. Здесь нас встречают радостными словами. Здесь живет много людей, уехавших из других городов и деревень в зоне боевых действий. Мамы уезжали со своими детьми. Кто-то родился уже в Кировском. Многие приехали заболевшими — жизнь в подвалах дает о себе знать. Начинаем разговаривать с людьми, но понимаем, как много есть тяжелых тем, на которые говорить очень сложно. Ведь беженцы не только столкнулись с боевыми действиями, но еще и постоянно упираются в чиновничье безразличие и бюрократизм при попытке решить какие-то насущные вопросы.
В какой-то момент в доме, в котором мы выгрузили часть помощи, наступает давящая, гнетущая тишина. Но она прерывается смехом ребенка. И уже даже гул самолетов не может испортить настроения. Мы кратко обращаемся к людям. Я рассказываю, как в городе трех революций партийное отделение вместе с «Детьми войны», ветеранскими, научными и другими общественными организациями собирало груз. И выразил, кажется, общую надежду, сказав: «Надеюсь, что над всей территорией бывшего СССР рано или поздно обязательно будет мирное небо». В тот же день встречаемся с местными товарищами и, как говорится, «сверяем часы». Тем более что местные всегда знают ситуацию на земле гораздо лучше.
А в последний день нашего пребывания в регионе мы едем в Мариуполь. Дорога до города от Донецка прямая, но при этом спокойной ее назвать нельзя. Чего стоят только три блокпоста по пути. Нас, впрочем, остановили только на последнем — осмотрев машину и узнав причину въезда, пропустили дальше. Путь наш лежал в одно из лечебных заведений города.
Мариуполь серьезно пострадал от боевых действий. И хотя здесь мы пробыли всего несколько часов, но успели увидеть и полуразрушенные многоэтажные дома, и развороченные кафешки, и воронки на земле. Война не пощадила этот город.
При этом видно, что он оживает. На улицах суетятся рабочие, гудит строительная техника. Стоят ларьки с едой и пункт выдачи гуманитарной помощи. На улицах мы несколько раз встретили влюбленные парочки, на лавочках сидят бабушки, в сквериках гуляют мамы с детьми. Мимо проезжали автобусы, надписи на бортах которых сообщали о том, что Санкт-Петербург и Мариуполь — это города-побратимы.
К сожалению, в силу нехватки времени мы совершенно не успели обстоятельно поговорить с местными. Надо уезжать.
Обратный путь занимает гораздо больше времени. На контрольно-пропускном пункте приходится стоять больше шести часов. В принципе, это объяснимо — ведь мы покидали территорию, на которой у кого-то может возникнуть соблазн разжиться чем-нибудь «незаконным». Спустя почти семь часов мы оказываемся на дороге в Таганрог — а значит, домой.
Что можно сказать в качестве вывода? Сейчас много трудностей и сложностей. И не только там, где побывали мы с товарищами. Но я уверен что, несмотря на все трудности, впереди нас ждет то, за что мы все боремся — самоорганизация, решение насущных проблем и, в конце концов, свободное и справедливое общество. А значит, и крепкий мир с настоящей дружбой народов.
