За последние 20 лет частью российской рутины стали такие практики, как слежка за гражданами, репрессии против активистов, цензура в СМИ, преследование ЛГБТК+* людей и другие антидемократические действия. Один из инструментов, который помог властям заставить общество отказаться от свобод и прав, — нормализация. Что это такое, как ее использует правительство и как можно себя обезопасить — читайте в совместном материале «7х7» и исследовательского центра «Коллективное действие».
Как недопустимое становится привычным
За 2023 год силовики в России возбудили 467 политически мотивированных дел. Всего в стране по политическим причинам преследуют как минимум 3857 человек. Только за неделю с 22 по 29 апреля 2024 года проект «Мемориал. Поддержка политзаключенных» признал политзаключенными 12 человек. Некоторых активистов приговаривают к тюремным срокам по 20 лет. Большинство этих процессов не получают широкого освещения и не становятся темой обсуждений среди массовой аудитории. К политическим репрессиям в России уже привыкли.
Нормализация — это процесс принятия нового порядка вещей, когда немыслимые ранее явления становятся нормальными, само собой разумеющимися в повседневной жизни.
Это происходит, когда люди объяснили себе, что вчерашнее ненормальное стало оправданным действием во благо. Общественная «норма» сама по себе не плоха и не хороша. С точки зрения государства она утилитарна: новые правила автоматизируют контроль правительства за обществом. Приняв определенное поведение за норму, люди стремятся соблюдать ее и пресекать то, что нормой не является.
С 2010-х годов нормализация стала инструментом публичной политики и важным политическим феноменом современной России. Яркий пример нормализации от Кремля — уничтожение института выборов. С 2012 года власти увеличивают число фальсификаций, давят на независимых наблюдателей, не пропускают на выборы независимых кандидатов. Частота подобных действий увеличивалась настолько медленно, что немалая часть общества не заметила, как выборы в России из демократического инструмента превратились в тоталитарный ритуал. Это можно проследить на примере института наблюдателей: в России его начали законодательно ограничивать с 2002 года. Процесс, длящийся с нулевых, привел к тому, что на выборах президента в 2024 году граждан лишили доступа к видеотрансляции с избирательных участков, независимых наблюдателей на участки не пускали, а международных наблюдателей впервые и вовсе не пригласили.
Многие противоправные решения, такие как цензура СМИ, слежка за гражданами, репрессии против оппозиционеров и преследования ЛГБТК+ людей, нормализуются в политической среде, через нее проникая в повседневность.
Нормализация цензуры: от ограничений к блокировкам
Нормализация невозможна без манипуляции информацией. Власти могут управлять повесткой, ограничивая гражданам доступ к альтернативным источникам информации и внедряя свою идеологию через государственные медиаканалы. Такие действия формируют искаженное восприятие реальности, делают тоталитарные действия более приемлемыми для людей.
Иллюстрация «7х7»
Трансформация началась с насильственной продажи независимых медиа. Первым таким случаем стало дело НТВ — выкуп одного из главных российских независимых телеканалов. Он продолжался с 1999 по 2003 год. В 2001 году на Пушкинской площади в Москве прошел многотысячный митинг в поддержку НТВ. Отстоять телеканал не удалось. Когда в 2020 году одну из ключевых независимых бизнес-газет России “Ведомости” продали провластному медиахолдингу “ФедералПресс”, массовая аудитория не заметила это. Контроль над многими российскими СМИ постепенно получили связанные с властью люди. Потом эти издания стали незаметно пропагандировать решения правительства, заставляя принимать их как должное. Брендинг и тональность языка медиа после продажи остаются прежними, так что читатели зачастую не замечают смены владельца и редполитики издания.
Социолог Григорий Юдин сравнивает подобные процессы с «Тактикой салями»:
- Эта тактика предполагает, что вы достигаете своей цели не напрямую, а через последовательность промежуточных действий — медленно “нарезаете” что-то, как салями. Если аудитории сказать сразу, что через год состояние X придет в состояние Y, это вызовет волнения и реакцию. Но если предоставлять изменения постепенно, это пройдет незамеченным. Вам нужно каждый раз отрезать по 1/40 X, и 40 X равно Y, поэтому через год вы окажетесь в состоянии Y. Аудитория будет совершенно не против. У Путина сегодня такая технология медленных и плавных изменений.
Захват информационной сферы продолжился блокировками ресурсов. В 2022 году правительство ограничило доступ к сайтам десятков медиа, в том числе екатеринбургского It’s My City, «Кавказский узел», «Сахалин.инфо» и других изданий. Еще одним шагом к ограничению свободы стала блокировка не только медиа, но и других интернет-платформ. После начала полномасштабной войны в России заблокировали Instagram*, Facebook* и Twitter.
В феврале 2023 года аудитория Instagram* упала в пять раз, Facebook* — в 3,5 раза по сравнению с февралем 2022 года. Одновременно охват Telegram вырос в 1,8 раз, VK — в 1,15 раза, «Одноклассников» — в 1,12 раз. Чтобы зайти в Instagram* из России, нужно скачивать и каждый раз включать VPN. Подобные сервисы часто работают с перебоями или стоят денег. Поэтому граждане переходят на незаблокированные платформы, большинство из которых сотрудничает с правительством. А государство незаметно получает доступ к перепискам и данным тысяч людей. Переход на российские интернет-ресурсы приблизил рутинизацию и нормализацию тотальной слежки властей за гражданами.
За блокировками последовали юридические меры. Когда «Медузу» в числе первых изданий признали иностранным агентом, это вызвало шок. Со временем большинство независимых медиа получили статус иноагента, СМИ-иноагентами Минюст стал называть журналистов, активистов, политиков. У ведомства сложилась традиция объявлять новых иностранных агентов по пятницам. На конец мая 2024 года в списке иноагентов значится 800 человек и организаций. Теперь иноагентство не вызывает особых эмоций россиян, служит поводом для шуток и даже воспринимается как «знак качества», что серьезно способствует нормализации этого явления.
Власти точечно контролируют редполитику изданий, отслеживая любые несоответствия с официальным лексиконом. Например, руководители большинства медиа в одном из приграничных городов состоят в чатах, где сотрудник администрации губернатора сообщает им правильные формулировки для освещения событий. Обстрелы сопредельной территории называются «работой вооруженных сил Российской Федерации», а взрывы — «громкими звуками».
Со временем россияне сами научились себя цензурировать — скажем, отказываться от использования слова «мир» в публичной коммуникации. Другой яркий пример — замена слова «война» сначала на «специальную военную операцию», а затем на расплывчатую аббревиатуру СВО. Отсутствие каких-либо несогласованных с властью упоминаний боевых действий и даже слова «война» в публичной сфере ведет к трансформации сознания людей. Происходящее в Украине воспринимается как неотъемлемая часть реальности, обсуждать которую не принято.
Нормализация надзора: от безопасности к контролю
По всей России установлен 1 млн камер наружного наблюдения. Треть из них подключена к системе распознавания лиц. Технологии, изначально запускавшиеся как метод обеспечения общественной безопасности, превратились в инструмент массового надзора и контроля.
Внедрение искусственного интеллекта (AI) в видеонаблюдение началось с Москвы в 2020 году. Тогда с помощью AI стали распознавать лица пассажиров метро, сканировать номера автомобилей, измерять температуру людей в местах с большой проходимостью, автоматически предоставлять соцвыплаты, рассчитывать «индекс самоизоляции» на основе данных из интернет-сервисов и GPS-навигаторов.
Все эти действия власти преподносили как борьбу с коронавирусом. 24 апреля 2020 года в России приняли закон №123-ФЗ. С него начался пятилетний эксперимент: введение специального правового режима, позволяющего быстрее разрабатывать и внедрять AI-технологии в Москве.
- Один из примеров медленных и поступательных изменений мы могли видеть во время эпидемии ковида. ДИТом [департамент информационных технологий Москвы] было создано приложение социального мониторинга, которое изначально позиционировалось как тест и должно было следить за соблюдением карантина в столице. Но буквально за один месяц было создано приложение в “боевом режиме”, со всеми функциями, без каких-либо тестов, — рассказал разработчик алгоритма распознавания лиц, пожелавший остаться анонимным.
Постепенно камеры с распознаванием лиц силовики стали использовать для слежки за активистами. В июле 2023 года было известно о 595 оппозиционерах, задержанных с помощью AI-инструментов видеонаблюдения. Камеры с распознаванием лиц стоят по всей России: минимум 62 региона внедрили эту систему, причем установлена она была еще в 2021–2023 годах.
Иллюстрация «7х7»
Некоторые люди могут воспринимать технологии наблюдения как позитивный феномен, который позволяет, к примеру, решать конфликты на рабочем месте. Этим успешно пользуются российские власти — позиционируя камеры сначала как средство защиты от ковида, а затем как способ отслеживания преступников, правительство воздействует на базовые представления людей о благе. Системы распознавания лиц вписываются в него как способ обеспечить благо общества.
- Изначально мы смотрели на технологию распознавания лиц в России как на решение проблемы с преступностью. И действительно, камеры с распознаванием лиц ее решали хорошо — до тех пор, пока государство не начало добавлять в базы данных оппозиционеров и заниматься отслеживанием протестующих, — сказал анонимный разработчик алгоритма распознавания лиц.
К 2024 году технологии видеонаблюдения интегрировались в рутину и перестали восприниматься как что-то необычное. Правительство задействовало еще одну методику для их нормализации — разделение единого объекта на отдельные явления.
- Технологию можно схлопнуть в единый предмет, как это происходит с камерами и алгоритмом распознавания лиц. А можно разделить — и тогда люди будут воспринимать сенсор в камере, алгоритм распознавания лиц и оплату лицом как разные сущности, не думая о них как о целостном явлении, — объяснил социолог Виктор Вахштайн.
Социолог Григорий Юдин отметил:
- Проблема России сегодня в том, что нам не хватает альтернативного политического воображения. А как еще можно ловить преступников, если не с помощью камер видеонаблюдения? Люди говорят, что развесить везде камеры - правильно, потому что это единственный способ бороться с преступностью. И это начинает инфицировать нормативность. Мысль о том, что можно что-то сделать, чтобы преступников не появлялось, нам не приходит в голову, потому что нет коллективной саморегуляции. Например, кого в России можно убедить в том, что с помощью развития солидарности, а не надзора, можно снизить уровень преступности?
Слежка развивается: в 2023 году банк «Тинькофф» начал собирать биометрические данные своих клиентов, а в мае 2024 ФСБ и Минцифры принялись обсуждать законопроект, который запретит продажу сим-карт без предоставления биометрии.
Нормализация безучастия: от гражданских свобод к отсутствию политических прав
Конечная цель нормализации репрессивных и антидемократических практик — деполитизация граждан. Правительство стремится, чтобы люди не интересовались политикой, не воспринимали ее как значимую часть своей жизни и уж точно не участвовали в процессе. Начало полномасштабной войны в Украине было политическим решением. Такие действия нельзя назвать продолжением рутинного существования в России.
«Не политизируйте этот вопрос», — слышали от властей активисты в Шиесе, Екатеринбурге, Химках, Хабаровске, Башкортостане. Эта ритуальная фраза предполагает, что государственные структуры должны заниматься исключительно повседневной хозяйственной деятельностью. Огрехи же можно разрешить «в рабочем порядке». Люди во власти стремятся изменить то, как граждане воспринимают те или иные события.
Пример подобного подхода можно увидеть в речи главы Республики Башкортостан Радия Хабирова от 31 января 2024 года. «У них [местных жителей] есть прямые претензии к тому, что ряд недропользователей нарушает законодательство. И это еще очень мягко сказано — по сути, они ведут варварскую разработку наших недр. С этим жители категорически не согласны. С этим не согласны, конечно же, и мы». Весь конец января Башкортостан протестовал против давления на экологических активистов и приговора одному из них — Фаилю Алсынову. В этой цитате действия власти легитимизируются через утверждение, что администрация, как и жители, не согласна с разработкой полезных ископаемых в республике. Хабиров ритуально соглашается с жителями. При этом глава Башкортостана говорит об иной, значительно менее массовой проблеме — конфликте жителей Учалинского района с золотодобывающими организациями.
Как сопротивляться нормализации
Правовая система России во многом способствует нормализации тех или иных практик. К примеру, в стране принят закон о тайне переписки, в то время как собирать данные для распознавания лиц — легальная практика, поэтому технологии видеослежки распространяются крайне быстро. Остановить этот процесс можно, приняв закон, приравнивающий изображения лиц к персональным данным. Еще один вариант — обязать власть запрашивать информированное согласие жителей на использование их биометрических данных в системе распознавания лиц.
Главный способ борьбы с нормализацией — постоянные столкновения с выходящими из ряда вон явлениями. Как правило, люди предпочитают не обращать внимания на изменения нормы — и тем самым закрепляют их. «В России полностью отсутствует культура конфликта. Например, на уровне градостроительных практик все его боятся. На общественных слушаниях нет нормального регламента, поэтому происходят драки, а значит, слушания проще не проводить вовсе», — отмечает урбанист Алексей Новиков. Культура конструктивного конфликта позволяет сопоставить свое представление о реальности с представлениями других и тем самым выявить зарождающуюся новую норму.
Для людей, не являющихся частью политического процесса, наиболее полезная практика сопротивления нормализации — отслеживание альтернативных точек зрения. Нужно сохранять связи со знакомыми, уехавшими из страны, иногда смотреть или читать медиа, которые не входят в привычный круг потребления информации. Это поможет заметить, какие вещи стали нормой — и должны ли они ей оставаться.
