Юля Тарковская работала на ярославском радио. Уже 21 февраля она поняла, что последует за признанием ДНР и ЛНР. В тот день ее близкая подруга, которая умеет находить деликатные выражения в любой ситуации, не смогла их найти. А 24 февраля случилось то, что случилось, и Юле пришлось выбирать из трех состояний: замри, бей, беги.
Почему ее психика выбрала третье и как расстояния, версты, мили не рассорили Юлю с друзьями, читайте ниже.
— Ты сразу поняла, что уедешь?
— Я наблюдала за паникой, первыми отъездами, за растущими ценами на авиабилеты — и ничего не делала. Друзей, которые говорили, что надо срочно уезжать, я успокаивала. Объясняла им, что уехать без плана и понимания, что дальше — глупость настоящая. Сама не планировала уезжать. Когда друг-журналист спросил, почему я остаюсь, я ответила, что хочу наблюдать все изнутри, засвидетельствовать эпоху.
— Что послужило триггером к переезду?
— Чем больше проходило дней, тем понятнее было: это надолго. Прошел первый шок, и накатил страх. Мне было страшно каждый день. Каждый новый закон, каждое задержание, новости, сообщения в Twitter: «Я покинул Россию», посты «Я уехала из страны» — все это превращало меня в недееспособный клубок из страхов и неврозов. И я понимала: единственное, что может помочь выйти из этого состояния — сплотиться с близкими, с теми, кого любишь. Но мы все мгновенно стали другими людьми. Мы не могли сплотиться, потому что мы еще не знали себя такими.
Вот новая я. Кто я? Что я могу сделать? Кому и как я могу помочь? Никому. Из того состояния, в котором я обнаружила себя, помочь можно было только себе. Помочь себе в тех условиях я не могла, поэтому нужно было изменить условия. Повезло — мне предложили работу с прекрасном проекте. Я уволилась, собрала вещи и улетела.
— Уехать от близких людей было тяжело?
— Отъезд дался легче, потому что у меня нет детей и я не поддерживаю отношений со своими родственниками. Прощаться с друзьями было тяжело.
— Что изменилось в отношениях с друзьями за то время, что ты за границей?
— Я бы слукавила, если бы сказала, что отъезд ничего не меняет в отношениях с друзьями. Он меняет все. Возможно, нам еще только предстоит осмыслить эти изменения.
Сначала меня мучало чувство вины, потому что я же не просто уехала, а уехала именно в ЭТО время. Как будто я вырвалась на свободу, а они остались в Северной Корее. Мне даже было неловко говорить им, что у меня все в порядке.
— Как ты налаживала связи на расстоянии?
— Создала чат для близких друзей, чтобы писать о своей жизни. А через пару недель удалила его, потому что это какая-то высокомерная ерунда — думать, что ты вправе писать о себе, не получая взамен равноценной истории от тех, кто читает.
Сейчас первые неловкие моменты прошли, и мы можем общаться дальше. Но для меня это непросто. В этом общении нет спонтанности. Во-первых, над нами висят обновления о спецоперации, а во-вторых, понятно, когда вас разделяют тысячи километров, любой разговор — это усилие.
При этом я же тоже не на курорте нахожусь. Мне нужно решать много бюрократических вопросов, заниматься работой, делать свои дела. У моих друзей — другие дела, заботы, задачи. И это все вроде бы понятно, но правда в том, что мы сейчас — параллельные линии, а не перпендикулярные. Это факт, нужно его принять.
— Интернет помогает?
— Конечно, хотя у меня он не безлимитный. Кто-то выложит сторис, кто-то напишет пост, кто-то предложит поговорить в Zoom — это все работает. Думаю, только на интернете мы все и продержимся в итоге. И на открытках, которые я стараюсь почаще отправлять. Это мой способ сообщить, что я всех помню и люблю.
— Кто-то из друзей отвалился из-за того, что ты уехала?
— Не сказала бы так. Еще мало времени прошло. И в Ярославле с кем-то общались чаще, с кем-то реже. Что меня удивило — воскресли некоторые бывшие, о которых я веками не слышала.
Периодически пишут, чтобы узнать, как я, а иногда угрожают приехать.
