В аудиторию влетал пухлый портфель и плюхался точно на стол, а следом в дверях появлялся преподаватель древнерусской литературы Борис Николаевич Двинянинов. И с порога неповторимым голосом, похожим на звук валторны, он изрекал:
- Время идет, а «Слово» не изучено – много темных мест!
Самым темным местом «Слова о полку Игореве» остается его подлинность. Точнее, время создания.
В конце своего правления императрица Екатерина II, крутая русская патриотка, даром что немка, озаботилась историей российского государства и своим указом повелела искать древние рукописи. Чиновники, получив государственный заказ, кинулись в монастырские архивы. Тогдашний обер-прокурор Синода А. И. Мусин-Пушкин в конце 1791 или в начале 1792 года обнаружил в собрании Кирилло-Белозерского монастыря коллекцию манускриптов, содержащую «Слово о полку Игореве», а также ряд других рукописей. Обнаружил и присвоил.
Первое издание «Слова» вышло с переводом на тогдашний русский в 1800 году. По свидетельствам современников издание изобиловало ошибками и опечатками в древнерусском тексте, неправильными его истолкованиями в переводе.
И здесь возникает первый вопрос. В руки Мусина-Пушкина попал оригинал текста «Слова» или список со списка, списанного с раннего списка? Именно так создавался летописный свод «Повестей временных лет», куда каждый новый переписчик вписывал в исходник свой текст, украшая его изложением какой-нибудь библейской истории своими словами. Но в общественном сознании, да и научном тоже, укрепилось «патриотическое» мнение, что «Слово» было создано в XII веке участником бесславного похода князя Игоря. Что же касается неверного истолкования древнерусских слов, то одна из самых ярких ошибок дожила до нашего времени и даже стала поговоркой. Вот зачин «Слова» на древнерусском языке:
Боянъ бо вещий,
аще кому хотяше песнь творити,
то растекашется мыслию по древу,
серымъ вълкомъ по земли,
шизымъ орломъ подъ облакы.
А вот этот же зачин в переводе Василия Жуковского:
Вещий Боян,
Если песнь кому сотворить хотел,
Растекался мыслию по древу,
Серым волком по земли,
Сизым орлом под облаками.
Там и там неизвестный автор «растекается мыслию по древу». Но на такой невнятный образ даже современный поэт-авангардист не решился бы. Скорее всего, «мысль» у переписчика и переводчика появилась от незнания значения слова «мысь» - белка с диалектного древнерусского. Вы, наверное, видели, как белки передвигаются по стволам многолетних сосен? Они буквально растекаются по стволу! В этом случае все три «животных» образа выстраиваются в гармоничный ряд. Но толкователи упорно настаивают на поэтическом образе. Мол, автор имел в виду деревянные гусли, по которым певец растекался не только пальцами, но и мыслями. В современном языке эта несуразица употребляется в адрес пустозвонов, которые ничего толком сформулировать не могут, а растекаются по неведомому дереву.
Да и слово «полк» означало не воинское подразделение, а поход. Так что в переводе на русский название песни Бояна должно звучать так: «Рассказ о походе Игореве».
Но дальше – еще интереснее. Почти весь тираж первого издания «Слова» вместе с возможным оригиналом сгорели в Москве в 1812 году. Так что исследователям пришлось иметь дело с копией с обилием ошибок вольных и невольных, о которых говорили современники Мусина-Пушкина.
И здесь возникает подозрение: а не имеем ли мы дело с подделкой? В XVIII веке подделок под древние рукописи по Европе гуляло множество, а Россия не отставала от просвещенной Европы. Самой знаменитой фальшивкой были «Песни Оссиана». Сочинил их английский поэт Джеймс Макферсон, выдав за песни кельтского барда III века Оссиана. Позже подобными мистификациями баловались француз Проспер Мериме и наш Александр Пушкин. Свои «Песни западных славян» Пушкин впервые опубликовал как переложение в стихах прозаических текстов балканских народов. Про повести Ивана Петровича я уже не говорю.
А древние русские былины о подвигах Ильи Муромца, обстоятельности Добрыни Никитича и хитрости Алеши Поповича, изданные в 1804 году литератором Андреем Якубовичем, были сочинены в 1768 году неким Киршой Даниловым.
Сомнения, что «Слово» было создано не в XII, а в XVIII веке под указ Екатерины II, высказывались давно, но в наше время, как считают остепененные специалисты по древнерусской литературе, точку в сомнениях поставил лингвист Андрей Зализняк. Он сравнил текст «Слова» с текстами берестяных грамот XII века, обнаруженных в середине прошлого века, и пришел к выводу, что по стилистике, по словарному запасу они идентичны. Господи, неужели и в берестяных грамотах белки по дереву тоже мыслью растекаются? И почему возможный автор, скажем, XVIII века не мог знать древнерусского языка по реальным источникам XII века? Так что доказательство скорее нелепое, чем убедительное.
Я не большой знаток древнерусского языка, но от церковнославянского его отличаю, а «Слово» читал на языке, на котором оно было написано, и почти все понял, хотя на «мыслях по древу» споткнулся. Но вещь-то действительно изрядная, идейно и композиционно выверенная, наполненная яркими метафорами, пафосом, не свойственными письменному языку того времени. О Руская земле! уже за шеломянемъ еси!
Все это вместе как раз смущает. Уж больно красивый и складный текст, он явно избыточно и точно соответствует указаниям Екатерины II.
Возможно, я ошибаюсь. Но Борис Николаевич Двинянинов был прав – в «Слове» много темных мест. Ну очень много!
