Откуда взялся этот текст и зачем он — см. здесь
Эти соображения я записал еще в апреле прошлого, 2020, года, но не опубликовал, поскольку посчитал, что из-за вопиющей «непрогрессивности» и наглого визионерства соображения эти еще надо как следует дообъяснить, пригладить, термины доработать до большей ясности и привычности для читателя. Однако руки до этого так и не дошли, а очень интересные события по всему миру так и подталкивают, не заморачиваясь, выложить текст в том виде, в котором есть.
Собственно, многое из того, что я написал ниже, многие понимают, многие из этих многих страдают от такого понимания, кто-то злорадствует, а некоторые считают предполагаемое развитие событий неким выходом – историческим тоннелем в отнюдь не безобразное будущее. Однако в нашем кругу – в кругу российских свободолюбивых людей – говорить об этом все еще не принято: не смеем, стесняемся, боимся быть неправильно понятыми.
Да, старые либеральные демократии постепенно утрачивают свою либеральную демократичность, а новых либеральных демократий уже не будет, но это не кирдык делу свободы по всему миру, поскольку на ладан дышат и привычные авторитарные режимы, а завоевывающая мир разнообразная гибридность оказалась не очередной политической плесенью, а лекарством от новейших болезней традиционной государственности, как демократической, так и автократической.
Гипотеза
У нас на глазах на протяжении нескольких последних десятилетий происходит фундаментальная переориентация мирового политического процесса. Упрощая, выглядит это примерно так:
Всю вторую половину XX века страны с авторитарными режимами исторически двигались в сторону либеральных демократий. Двигались они постепенно, зигзагами, но двигались. Доля либеральных демократий постоянно росла в мире, особенно со второй половины 80-х годов прошлого века – с эпохи обрушения мирового социализма.
Однако к рубежу веков и тысячелетий процесс этот замедлился, а в политическом мире появился новый феномен – гибридные режимы. Гибридными стали называть бывшие авторитарные и тоталитарные государства, которые уже утратили наиболее одиозные черты автократий, но как бы застряли в переходе к либеральным демократиям и представляли собой сложное сочетание авторитарных и либерально-демократических черт (Россия 2000-х – самый очевидный и известный пример). При этом гибридные режимы были поняты политологами и политиками именно как «все равно переходные» от авторитарных к либерально-демократическим.
Затем, к концу первого десятилетия XXI века, либерально-демократический транзит авторитарных режимов и вовсе остановился, исторически замер: в мире прекратился количественный прирост либеральных демократий и одновременно история родила совершенно новое политическое существо – устойчивые гибридные режимы или, говоря осторожнее, гибридные режимы, претендующие на устойчивость в своей сущности. То есть гибридные режимы оказались не переходными, а новыми.
Теперь в сторону гибридности движутся не только поставторитарные и посттоталитарные страны
Дальше – больше. Во втором десятилетии XXI века сформировался и вовсе новый вектор глобального политического развития — теперь в сторону гибридности движутся не только поставторитарные и посттоталитарные страны: Китай, Казахстан, Турция, Россия и др., но и страны либеральной демократии. Я говорю прежде всего о США эпохи Трампа - Байдена и о попытках гибридизации тех или иных политик в Великобритании, Франции, Австрии, Испании, Венгрии, Польше и т. п. – везде в западном мире, где идет широкое переосмысление политической жизни в духе того, что за отсутствием лучших терминов называют «новым правым популизмом», и того, что в России называют «новой этикой». Размещение в одном ряду «нового правового популизма» и «новой левой этики», наверное, многих удивит, но мне представляется, что оба этих умонастроения, хоть и с очень разных позиций, делают одно общее дело: отрицают/избегают/обесценивают в своих практиках либерализм и демократию в их традиционных для рубежа тысячелетий образах и смыслах. (Подробнее о причинах и проявлениях всеобщей политической гибридизации смотрите в «Уточнениях и расширениях гипотезы».)
Одним словом, сегодня можно говорить не только о гибридных режимах с историческими автократиями в бэкграунде, но и о гибридизирующихся режимах с историческими демократиями в бэкграунде. То есть сегодня можно говорить о традиционных демократиях, которые все активнее заимствуют политические инструменты, институты и идеологемы авторитарных традиционалистских режимов. А если непредвзято взглянуть на Израиль, Индию или на ту же Японию (с ее «хорошей «Единой Россией» в лице Либерально-демократической партии), Южную Корею, Сингапур и прочих «драконов» и «тигров», то со всей очевидностью будет ясно, что модерно-традиционалистская гибридность в процессе модернизации стала для них не только естественным, но и высокоэффективным политическим инструментом.
Внимание! Я говорю о движении традиционных демократий не к авторитарности, а именно к политической гибридности. Поэтому современная гибридизация западных либеральных демократий не означает, что «либерально-демократический выбор» проиграл «авторитарному выбору». Это означает, что в «очищенном виде» либеральные демократии так же социально и политически неэффективны в современном мире, как и «очищенные» авторитарные и тоталитарные режимы. Упрощая: в условиях современного социально сверхсложного общества либеральные демократии слишком свободны для расширенного воспроизводства, а автократии слишком несвободны для того же.
Мне представляется очевидным, что в 2020-х годах ни у кого уже не получится воспроизвести на государственном уровне либеральные демократии образца их золотого века – рубежа тысячелетий. Более того, даже самим «либеральным демократиям золотого века» не удастся (уже не удается) сохранить себя как «либеральные демократии золотого века».
Но что взамен либеральных демократий, если не автократии?
А взамен – другие демократии, поскольку не существует в современном мире иных политических технологий, которые бы столь же гарантированно и с приемлемыми общественными издержками обеспечивали легитимацию власти и более или менее безопасную для общества конкуренцию элит за власть. Но только это будут очень другие демократии – на иных социальных и мировоззренческих платформах.
Новая демократия родится в горниле ОБЩЕСТВЕННОЙ ДЕСАКРАЛИЗАЦИИ ДЕМОКРАТИИ. Например, вслед за многими политиками и политологами общественное понимание демократии постепенно смещается в направлении от «народовластия» к «многовластию» (власть многих – старая добрая «полиархия» Роберта Даля). И конечно, не сам этот термин завоюет общественное мнение («широкие слои населения» могут о нем ничего и не знать). Просто в мире постоянно сокращается число людей, считающих, что на выборах они выбирают своих ПРЕДСТАВИТЕЛЕЙ, и одновременно постоянно увеличивается число людей, считающих, что на выборах они выбирают своих ВЛАСТИТЕЛЕЙ (правителей/начальников/руководителей). Ведь кем на самом деле является президент или депутат – представителем или властителем? – это всего лишь вопрос веры и ожиданий. Вера и ожидания меняются. При этом, меняя свои представления о демократической власти - отказываясь считать ее добросовестным партнером в защите своих интересов и возвращаясь тем самым к традиционным представлениям о любой власти, - «простой человек», избиратель не становится социально более слабым, он просто меняет инструментарий взаимодействия с властью (см. «Гражданское общество против представительной демократии, или Гипотеза о влиянии на власть без претензии на власть как главном вызове для традиционных демократий» и «„Макиавелли для простолюдинов“, или Гипотеза о власти невласти над властью»). На всякий случай вот моя реконструкция традиционных простолюдинных представлений о власти: «Своей власти не бывает, власть всегда чужая, но иногда полезная, но лучше ее сторониться, приспосабливаясь к чему возможно, максимально используя ее ресурсы и возможности в своих интересах, манипулируя ею в своих интересах при любой ее слабости, тихо саботируя вредное ну и в крайнем случае сопротивляясь чему-то уж совсем плохому, но лучше, чтобы сопротивлялся кто-нибудь другой». В этой моей реконструкции нет ничего уничижительного и осуждающего. Мы так устроены для выживания. Вы еще не читали мою реконструкции «традиционных представлений людей власти о простолюдинах».
Изменения в понимании демократии происходит в рамках более широкой ментальной революции, суть которой – в постепенном преодолении общественным сознанием системообразующих мифов эпохи модерна, включая мифы о «народовластии» и «общественном единстве», на которых зиждутся не только классические идеологии, но и устав ООН, и конституции всех современных государств (притом что, казалось бы, такой ритуальный термин, как «народный суверенитет», все-таки отражает некую объективную реальность, скрывающуюся в хтонических глубинах общественных отношений).
В наше время влияние «простых людей» на власть и общественное участие в делах государства все в большей степени обеспечиваются неполитическими инструментами прямого гражданского влияния на властные институты. И наоборот, традиционные демократические каналы влияния на власть (партийные, представительские, электоральные) все чаще и все более массово игнорируются простолюдинами (см. «Гражданское общество против представительной демократии, или Гипотеза о влиянии на власть без претензии на власть как главном вызове для традиционных демократий»). Более того, высокоэффективные негражданские (частные, персонифицированные) институты простолюдинного влияния на власть существуют с незапамятных времен, но были обесценены в эпоху модерна (см. «„Макиавелли для простолюдинов“, или Гипотеза о власти невласти над властью»).
В среднесрочной глобальной политической перспективе бал будут править именно политические смеси – гибриды
Но прежде чем эти видéния «очень других демократий» обретут осязаемость конвенциальных realpolitik, в СРЕДНЕСРОЧНОЙ глобальной политической перспективе бал будут править именно политические смеси – гибриды. Но «политические смеси» в рамках еще старой модерной политической парадигмы, то есть в рамках либеральных, социалистических, национал-традиционалистских и прочих политтехнологических комплексов со всеми их классическими, постмодерными, метамодерными модификациями. Являются ли гибридные автократии и гибридные демократии порталами в пространство немодерных политических образов и сущностей – покажет время. Но, по-моему, являются. Сегодня именно политические смеси из классических модерных политик являются питательным бульонам для формирования немодерных политик.
Активная гибридность все большего числа современных государств, конечно, не гарантирует им государственного успеха, но увеличивает шансы его добиться на основе новых немодерных социальных технологий и институтов, вызревающих в гибридных режимах как с авторитарным, так и с либерально-демократическим бэкграундом.
Так или иначе, лет через 10–15 большинство стран мира по сути своей будут не либеральными демократиями, как конвенционально предполагалось ранее, а теми или иными вариациями гибридных режимов, или как они там будут называться... – этакий очередной вариант «конца истории». Но как и всякий «конец истории», всеобщая гибридность лишь зафиксирует очередной переходный этап к новым общественно-политическим сущностям, далеким от традиционных представлений о «правильном государстве» четырехвековой эпохи модерна.
Через 10–15 лет, как и сегодня, одни гибридные режимы будут с либерально-демократическим бэкграундом, другие – с авторитарным, третьи – с «азиатским» (вспоминая Маркса) или каким-то еще. Возможно, они даже по-прежнему будут враждовать друг с другом по линиям традиционных цивилизационных и геополитических разломов, но их политическая суть будет более или менее однотипной (более или менее однотипными будут способы самоорганизации элит, управления населением и дележа ресурсов).
Однако это все равно будет переходная однотипность, но не к либеральной демократии, как уже говорилось, а к принципиально иному способу общественной самоорганизации, мировоззренческие и политические элементы которого просматриваются уже сегодня.
Для меня самое интересное в этой всеобщей внутримодерной гибридизации – это уже сегодня просматривающиеся зачатки (мировоззренческие и даже политтехнологические) по-настоящему новой демократии: отрицающей либеральную демократию конвенциональных меньшинств и одновременно по-новому сложной, в отличие от архаичных демократий простого большинства (см. «Двойная демократия будущего или Гипотеза о расколе демократии по социальному признаку»).
Окончание (Резюме и проблемы гипотезы) читайте здесь.
