Продолжаем беседовать с правозащитниками о кино.
Оказывается, разговаривать с ними даже интереснее, чем с режиссерами, у них есть свой очень критический взгляд. И есть какое-то новое понимание того, как делать, а точнее – как не делать кино о правах человека. Об этом мы побеседовали с Ольгой Садовской из Комитета против пыток.
- Предыдущая наша собеседница Анна Добровольская упоминала вашу организацию, сказала, что вы сами делаете кино. Это правда? Как это началось?
- Один из наших юристов Евгений Чиликов однажды сказал: «Я больше не хочу проводить расследования, я хочу снимать об этом фильмы, и я знаю, про что я хочу снимать. Отправьте меня куда-нибудь учиться». Мы его отправили в New York Film Academy. Полгода он там проучился, проходил тренинги и воркшопы. Его первый фильм называется «286» - это номер статьи Уголовного кодекса, по которой привлекают за пытки. Фильм был успешен и получил приз на фестивале прав человека в Аргентине. Так начался путь Евгения из юристы в видеопродюсеры.
- Много фильмов у вас? Воспринимаете ли вы кино как инструмент правозащитной работы?
- Я не могу сказать, что мы много снимаем фильмов. И наше отношение к их производству поменялось с того первого фильма. Потому что фильм отнимает много времени, а выхлопа он дает мало, как мы в конце концов увидели. И мы пришли к выводу, что сами не будем снимать. Хотя наш Евгений снял очень хороший фильмы. И он, конечно, не единственный. Есть еще «Кавказский пленник», где мы в прямом эфире спасали человека и не было понятно, чем все кончится. Есть фильм «Эвакуация» - про то, как Комитет против пыток выгоняли из Чечни, сжигали и взрывали наш офис. Есть «Найти Волошина» про беглого начальника пыточной колонии в Нижегородской области. В эти фильмы было вложено много ресурсов, и они хорошие, но мы понимаем, что результат не оправдывает вложенные силы. Вот если про нас снимают - это пожалуйста. Это не так много времени отнимает. Приезжали вот ребята из бюро «Верстак». Они сейчас снимают фильм про все, что связано со статусом иностранного агента. А сами мы с этим закончили.
- Что вы имеете в виду когда говорите, что фильмы не оправдывают вложенные силы?
- Они не дают той отдачи, которую мы ожидаем. Поэтому мы перешли на мини-форматы: блог, инструкция, разбор актуальных новостей. Это, по сути, «говорящие головы». Мы сейчас переходим в новый формат, где люди будут обсуждать вещи, связанные с правозащитой, и обсуждать это с юмором. Да, мы движемся в сторону юмора. Потому что опять и опять уныло говорить, как все плохо, уже всех достало. В первую очередь нас самих. А мы люди со здоровым чувством юмора, и понимаем, что невозможно так много слушать, как пытают, куда и что кому засовывают, как все это не расследуется... И мы понимаем, что надо подходить к этому с какой-то другой стороны. И в самые тяжелые времена юмор - это одно из самых сильных оружий.
- Безумно интересно то, что вы рассказываете. Это очень свежо и полезно послушать прежде всего режиссерам, которые увлечены политическими и правозащитными темами. Вы говорите, что фильмы требуют много сил – это чистая правда, всякий продюсер, оператор, режиссер это подтвердит. Но что вы делаете с фильмами потом, когда они созданы? Что в итоге не довольны ими. Хотя сами признаете, что они хорошие. Они не так работают, как вы хотели?
- Они не так работают даже со мной. С человеком, который все понимает про правозащитные проблемы. Мне нравятся люди, которые этим занимаются. Я знаю своих коллег по сектору и интересуюсь коллегами из других правозащитных секторов. И я честно вам скажу: я не посмотрела в жизни ни одного правозащитного фильма, который мне бы понравился.
- Даже иностранные? Не те, которые про Россию.
- Даже иностранные. Я помню, был какой-то фильм, где главная героиня работает в Международной Амнистии. И это был художественный фильм. Из которого, если бы я в этой сфере не работала, мне стало бы интересно узнать побольше, что там вообще происходит. Из того, что делается самим правозащитным сектором… Понимаете, с точки зрения качества изготовления фильма – мы научились. Был такой проект, назывался «Иностранные агенты. Кто они?», это проект Ани Добровольской кстати…
- Да, мы его обсуждали с ней.
- Там целый сайт и несколько фильмов, в том числе про меня. Я в этом фильме с коляской гуляю в парке. Приехали тогда очень талантливые люди, сняли хорошие ролики. На мой взгляд, это был самый качественный проект.
- Но Аня была им недовольна. Сказала, был маленький охват.
- У меня очень мало друзей, которые работают в правозащите. Я стараюсь не заводить друзей внутри сектора, чтобы не сойти с ума. Все мои друзья занимаются другими вещами. Это врачи, экономисты, инженеры. Я им периодически показываю вот эти фильмы, и они говорят: «Вообще интересно, но только потому, что ты там работаешь, и нам хочется понять, чем ты там занимаешься. Если бы это было не про тебя, мы бы это досматривать не стали». Понимаете, в этих фильмах нет энергии, магнетизма какого-то, который притягивает внимание. Либо я его не чувствую. У нас очень маленькое сообщество, небольшое количество людей, которые сидят внутри нашей «раковины». И про нас снимают фильмы люди из этой же раковины. У нас нет нового взгляда, а именно этого взгляда очень не хватает. Мы снимаем для себя, про себя. Вне этой раковины вообще не понятен контекст нашего разговора.
- Фильм «Процесс» про Олега Сенцова. Мы его уже дважды обсуждали с другими собеседниками. Фильм, который стал в итоге большой международной кампанией поддержки Олега. Хотя режиссер этого не хотел. Но по факту это фильм-успех. Вы видели его? Что вы о нем скажете?
- Видела. И если обсуждать конкретные примеры, то я бы лучше поговорила про фильм «Добро пожаловать в Чечню». Этот фильм стоит особняком, он совершенно другого качества. Это вообще единственное, что всему правовому сектору за все это время удалось произвести в содружестве с людьми кино. К этому результату долго еще никто не приблизится. Абсолютный прорыв кучи талантливых людей, смелых. Если мы этот фильм выносим за скобки, то другие – и про Сенцова, и про Магнитского, это все такое жизнеповествование… Такая грустная история про человека. Но она опять же так рассказана, что внешним людям не очень понятно, что происходит. Нужно быть в контексте. И мне в этих фильмах сильно не хватает того, что называется hope based communication. Все заканчивается плохо. Нет, ну в принципе жизнь всегда заканчивается смертью. Но это, наверное, не то, о чем надо говорить постоянно. В этих фильма нет надежды и это демотивирует их смотреть. Зачем чего-то обдумывать, когда твой анализ, твоя какая-то рефлексия не продвинет к чему-то лучшему? А тебе зачем вообще в это эмоционально включаться?
- А все-таки - эти ваши фильмы. Вот вы их делали, что дальше с ними происходило?
- У нас были показы, дискуссии. 26 июня - День поддержки жертв пыток. Эти фильмы обычно выходили к этой дате. Были мероприятия в разных городах, приходили разные люди. Потом мы выкладывали эти фильмы в YouTube, там они до сих пор есть. Было много просмотров, миллион практически. Наши фильмы показывали на фестивалях прав человека, но когда мы их делали, мы не смотрели на требования фестивалей и в итоге не попадали под критерии, поэтому иногда их брали во внеконкурсные программы. Фильмы переведены на английский язык.
- Ну вообще, все что вы говорите, это однозначно успех. Просмотры, отклики, внимание зрителей…
- Да, только это отклики и внимание внутри уже задействованной аудитории. Этот контент мы используем также для сбора пожертвований, и мы видим, что зрители этих фильмов - наша постоянная аудитория.
- Но ее тоже нужно развлекать новым контентом.
- Да, но я считаю, что наша задача, вообще всего правозащитного движения, чтобы выйти за рамки «пузыря». Чтобы достучаться не только до тех людей, которые работают в правозащите и тех, которые поддерживают правозащиту, в ней не участвуя. Очень важно достучаться до этого глубинного российского народа и объяснить про пытки. Или про другие нарушения прав человека.
- Есть ли у вас опыт посещения правозащитных кинофестивалей? Бывали ли вы на "Артдокфесте"? Он занял эту нишу, хотя таковым не является.
- На "Артдокфесте" я не была. Была несколько раз на чешском фестивале One World. Он совмещен с премией, которая вручается правозащитникам, и мы один раз ее получали. Один фильм у нас там участвовал во внеконкурсной программе. Один раз я читала там лекцию. Я была на фестивале, который делает Польский Хельсинский комитет в Польше. Еще была в Швейцарии, где проходит фестиваль прав человека в декабре, как раз к годовщине Декларации прав человека.
- И что вы можете сказать про эти смотры?
- Про фильмы могу сказать. Они все одинаковые. Они все в формате «говорящих голов». Если это фильм про экологию - показывают поля, реки загрязненные. Про защиту прав коренных народов - это юрты, хижины. Если это пытки - человек стоит на фоне СИЗО и говорит о том, кому чего куда засунули... Это куча одинаковых фильмов. И очень редко выстреливают какие-то жемчужины, когда фильм сделан каким-то нестандартным способом. И тогда этот фильм – он как будто про права человека, но сделан так, словно он вообще не про них. Я считаю, что самое лучшее из всех вещей, которые были нами произведены, - это мультик про пытки. Называется «Мультфильмы о полиции». На полторы минуты. И рассказывается, каким образом врут про причинение травм. Был такой еще фильм, наполовину анимационный, наполовину художественный. Это был фильм из Латинской Америки. Там вся история борьбы про права женщин была рассказана через историю семечка, из которого прорастает цветок. И вот этот цветок, он был анимационный, а все, что его окружает, была серая действительность. Это про достоинство, которое прорастает в тебе. Очень образно. Это не было как обычно, как у нас все это рассказывается: вот тут есть реабилитационный центр, куда мы привозим... вот мы вам рассказываем про права женщин... вот такая проблема. Это был почти бессловесный фильм, где этот анимационный цветок давал тебе гораздо больше понимания, чем тысяча рассказанных слов правозащитников, почему они это делают и зачем.
- В общем, оригинальность, неожиданность и новые форматы - это то, что спасет правозащитное кино. А что насчет атмосферы на этих фестивалях?
- Атмосфера прекрасная. Это правда. Но она такая же прекрасная на правозащитных конференциях. Потому что приехали люди, объединенные общей целью. Это люди, которые приезжают из очень враждебных сред. Вот мы в России, правозащитники, мы тут все через одного «иностранные агенты», мы находимся во враждебной нам среде. Есть люди, которые работают еще в более враждебной среде. Та же Латинская Америка. К вопросу о юморе. Шутить можно на любую тему. Была рабочая группа на Комитете против пыток ООН. Там пришла женщина из Мексики. И был диалог. Ее спрашивают: «Мария, как у вас с пытками в Мексике. В России правозащитников похищают, сажают в тюрьму, применяют насилие». А Мария сидит такая в платье с подсолнухами, веселая жизнерадостная женщина и говорит: «Да вы что! Какие пытки? Какие похищения? У нас таких проблем нет. У нас просто сразу убивают без этой суеты». И правда, люди, которые борются и приезжают из враждебных сред, они попадают в безопасное пространство и, естественно, это стимулирует к открытости ко всему окружающему. Безопасность - это основное условие для творчества.
