Мои тезисы на круглом столе «Возможна ли мирная смена власти в России?»

Тезисы моего выступления на круглом столе «Возможна ли мирная смена власти в России», организованном штабом Алексея Навального в Йошкар-Оле 25.10.17

Мой ответ – нет.

Мирная смена власти в России предполагает несколько возможных ситуаций:

1.Путина свергает его окружение в результате дворцового переворота

Такие слухи появляются время от времени – элита, мол, снова хочет стать  на Западе  “приличными людьми”, защитить свою собственность там, а тут санкции, связанные с политикой Путина. Но этот вариант кажется мне маловероятным.

С Владимиром Путиным у россиян ассоциируются значительные улучшения в собственной жизни в 2000-ые годы. Именно на рейтинге Владимира Путина в значительной мере основывается устойчивость правящего в России политического режима, в том числе социальное положение и благосостояние высших чиновников России.  “В значительной мере” не означает “полностью” – есть ещё привычка подчиняться начальству, зарплата от государства как источник доходов большинства населения России и значительно возросший в последнее время силовой аппарат режима. Но всё же без Путина его соратники у власти оказались бы в ситуации позднего Ельцина – с властными полномочиями, богатством, но окружённые не сочувствующим им населением. Могут они так править? Наверное, могут  - у Ельцина же получилось! НО ХОТЯТ ЛИ? И будет ли такой режим устойчивым? Жившие при позднем Ельцине не дадут соврать, что не был.

2.Путин умирает

Ничего не выдаёт в Путине серьёзные проблемы со здоровьем. Скорее всего, он проживёт ещё долго. О раскладах, которые будут через 20 лет, не стоит сейчас даже рассуждать – не на чём основывать рассуждения.

Если же Путин скоро умрёт в результате покушения или нелепой случайности, то власть мирно переёдёт к какому-либо его соратнику.

3. Путин проигрывает выборы и уходит

Это также маловероятно.

Во-первых, Путин власть не отдаст. Судя по его поведению, он искренне считает себя великим государственным деятелем, самой судьбой предназначенным  Россией привести её из разрухи к процветанию.

Во-вторых, за Путина горой стоят силовые структуры. Рост расходов государственного бюджета на силовые структуры отмечается с начала правления в России Владимира Путина. Темп этого роста увеличился после первого украинского Майдана 2004 года, который породил навязчивый страх кремлёвских жителей за свою власть в России. Деньжат МВД, ФСБ и Министерству обороны подбросили, чтобы их сотрудники почувствовали себя выгодополучателями правящего в России политического режима и были готовы за этот режим сражаться.

Часть этих денег, разумеется, осела в руках руководства этих ведомств. Но всё же рост благосостояния российских силовиков, в том числе рядовых, за последнее десятилетие оказался поразительным. Особое значение имеют  неснизившиеся темпы роста доходов силовиков после 2010, когда российская экономика в целом стагнировала, и улучшение жизни этой категории населения невозможно стало объяснять общим экономическим подъёмом в России, как в 2000-2007 годах. После 2010 года силовики живут лучше других категорий населения в значительной мере потому, что Владимир Путин решил, что силовики должны жить лучше, чем другие категории населения.

Опережающий рост доходов силовиков вызвал почти что социальную революцию, особенно в самых бедных регионах России наподобие Марий Эл.  В условиях малого количества хороших рабочих мест для молодых людей многие из них хлынули в армию и в полицию.  В этих регионах силовики стали самыми желанными женихами.

Разумеется, в жизни армии и полиции множество проблем, раздражающих сотрудников этих органов, но  эти проблемы в сознании военных и полицейских не могут заслонить упомянутый рост доходов и социальных гарантий для себя. Силовики действительно сейчас знают, за КОГО они служат, и готовы держаться за нынешнее положение вещей. Многие из них прекрасно помнят 1990-е, когда рухнула с детства вдалблиевамая им в голову идея служения и советского патриотизма, а престиж армии в обществе упал до отрицательных величин. Путинские державность и антиамериканизм в глазах силовиков воссияли поэтому особенно приятным контрастом по отношению к предшествующему кошмару. На фоне роста собственных доходов в картине мира типичного силовика доминируют идея служения государству, каким бы оно ни было, верноподданичество, идея, что Россия в кольце внешних и внутренних врагов, ксенефобия, самые дремучие формы православия. Как фактор поведения силовиков во время столичных протестных акций нужно отметить и провинциальную ненависть парней из небогатых регионов в отношении «бесящихся с жиру» москвичей

Силовиков в России несколько миллионов. Они организованы, хорошо умеют владеть оружием, не испытывают никаких сантиментов в отношении применения оружия против протестующих.  Сторонники же Навального по большей части безоружны и военному делу не обучены.

В-третьих, Путин до сих пор самый популярный политик в России и выиграет даже самые свободные выборы. Не важно, что часть голосует за него это не думая, часть – потому что выгодно, часть – потому что заставили, часть – потому что считает его лучшим для себя рациональным выбором.  Мы честно выбираем эту власть, в условиях свободного доступа к любой информации (вранье, что власть перекрыла каналы и монополизировала СМИ – Интернет никто не закрывал, 120 лет назад вся Россия обходилась подпольно распространяемой бумажной газетой, и этого хватало).

Кто должен победить Путина? Реально за власть с ним борется сейчас только Навальный. У системных “оппозиционных” партий ресурсов больше, чем у него. Проблема только в том, что за верховную власть над Россией Зюганов, Жириновский и Миронов реально не борются. Их полностью устраивает нынешнее своё положение.

У кампании Навального же есть объективные ограничения. Их описал в своё время начальник штаба Навального Леонид Волков.

“С одной стороны, в России есть 22 городские агломерации с населением более 1 млн человек, в которых живет суммарно около 55 млн человек, почти 40% населения страны. Почти каждая такая агломерация является самостоятельным центром притяжения, почти в каждой из них сложился средний класс, есть ядро сторонников и активистов, сформирован запрос на политические свободы и работающие общественные институты. Это — самое естественное для нас политическое поле, там в первую очередь «водится» — и в больших количествах — наш избиратель.

Вот, Новосибирск (население 1.5 млн человек) — это такая Москва, деленная на семь. Москва работает общефедеральным пылесосом, Новосибирск — региональным, туда приезжают учиться, зарабатывать, тратить деньги из Барнаула, Кемерово, многих других городов. Структура населения, структура доходов, структура занятости в Новосибирске, как и в других региональных центрах притяжения, схожи с московской. Там можно строить кампанию по образу и подобию Москвы-2013 (и мы так и планировали делать) и рассчитывать на схожие результаты.

С другой стороны, в России есть ряд «особых территорий», где выборов нет. Там не нечестные выборы, а просто их нет. Нет не то что «кривой Гаусса», а нет даже «кривой Чурова», официальные данные голосования не находятся в корреляции с реальными итогами голосования, а просто нарисованы в соответствии с утвержденным техзаданием. Таков четырехмиллионный Татарстан, таковы трехмиллионные Кемеровская область и Дагестан. В этой зоне и все остальные республики Северного Кавказа. Эта черная дыра имеет свойство расти со временем, затягивая все новые регионы: например, никаких выборов уже давно нет в Мордовии, и после пересадки мордовского губернатора Меркушкина в Самару ранее благополучная Самарская область рискует стать регионом, где итоги выборов рисуются. В этом году в черную дыру провалилась и крупнейшая в ЦФО (после Москвы и Московской области) Воронежская область. На грани — Краснодарский край, Башкортостан и целый ряд других субъектов, в их числе многие из крупнейших по численности населения.

Повторюсь: речь не о вбросах, каруселях и прочем; вбросы и карусели распространены повсеместно; речь о тех регионах, где итоговые протоколы вообще никак не связаны с реальным волеизъявлением граждан, где цифры не «корректируются», а «придумываются». По самой скромной оценке, в таких регионах живет 35-40 млн россиян — не менее 25% от общего числа. За их голоса даже нет смысла начинать бороться.

И увы, многие из крупных городов, где на честных выборах у нас были бы серьезные шансы набирать 25-30% голосов, уже уверенно находятся в черной дыре «особой электоральной культуры», тем самым сужая и без того небольшую «зону комфорта» для независимосй демократической оппозиции. Ну а за пределами этой зоны комфорта (т.е. городов-миллионнеров или близких к ним) биться за голоса сторонников гораздо труднее.

Четверть населения России живет в сельской местности. Костромская кампания наглядно показала очевидное: получать серьезный результат на селе без полноценного доступа на телеэкраны невозможно. Методы агитации формата «от двери к двери», встречи, разноска газет и все прочие, которые работают в городской среде, становятся чудовищно дорогими и неэффективными в сельской местности из-за низкой плотности населения, плохих дорог и больших расстояний.

За пределами крупных городских агломераций и сельской местности что остается? Остается обобщенная Кострома. Малые и средние города, в которых безусловно есть слой наших сторонников, но он тонок, до него не так просто достучаться. Нет возможности построить развивающуюся сетевую структуру, когда сторонники агитируют сторонников, потому что нет критической массы местных активистов, готовых существенную часть времени уделять политической работы.

Кострома (население 250 тыс человек) — это совсем не Москва, деленная на сорок. Там, конечно, тоже есть средний класс, местные предприниматели, городская интеллигенция — но слой этот несоразмерно тонок. Бедный регион не становится центром притяжения; напротив, очень многие уезжают в Ярославль и Москву при первой возможности, местный бизнес часто контролируется иногородними. В Костроме, как в любом крупном городе, все равно есть 10-15% сторонников наших ценностей, но мобилизовать их, дойти до них с нашим месседжем гораздо труднее”.

При таких условиях победить на выборах Навальному невозможно, даже если его на два месяца пустят в телевизор.