Вообще это здорово, что в России начинается дискуссия об удивительном явлении – электоральном хакерстве. Его чёткое терминологическое оформление выступает довольно нетривиальной задачей, поскольку призвано объединить в некоторую совокупность разные проявления принципиально нового феномена – от утечек социально и политически значимой информации до выстраивания так называемого «искусственного общественного мнения», от повышения уязвимости (вплоть до выведения из строя) сложных инженерно-технических и информационных систем до фальсификации итогов голосования на выборах и референдумах. Вполне предсказуемо, что электоральное хакерство концентрируется на использовании потенциала Интернет-технологий, хотя и не ограничивается ими. И, вне сомнений, отдельную сложность в описании рассматриваемых кейсов представляет собой транснациональный характер хакерских групп, к которым лишь частично применимы подходы, выработанные в отношении, например, частных компаний, специализирующихся на промышленном или банковском шпионаже и зачастую работающих «под прикрытием» поставщиков услуг «защиты от компьютерных вирусов, спама, хакерских атак и прочих киберугроз».
В рассматриваемом нами случае всё началось с заявления сторонников партии «Яблоко» в Саратовской области. Они утверждали, что во время губернаторской кампании «в знак протеста против «муниципального фильтра» на выборах, который вынуждает обращаться за разрешением к партии власти» выработали (https://fn-volga.ru/news/view/id/72867) механизм «позитивного бойкота». Он заключался в том, чтобы призвать партийных активистов прийти на избирательные участки, получить бюллетени, но не заполнять их, а «унести с собой».
Стоит отметить, что данная инициатива может быть оценена двояко. С одной стороны, «позитивный бойкот» всё-таки направлен на участие граждан в электоральном процессе, самой видимой стороной которого выступает явка избирателей. В указанном смысле выработанный механизм не является бойкотом, основной «нерв» которого располагается в плоскости зарождения сомнений в легитимности субъектов политики, обретающих власть в результате прямых выборов.
С другой стороны, инициатива саратовских «яблочников» вступает в противоречие с установкой председателя партии Эмилии Слабуновой, артикулированной (http://www.yabloko.ru/blog/2017/09/09) достаточно чётко: «Мы считаем предпочтительной формой протеста активное выражение своей позиции, поэтому предлагаем прийти на избирательный участок и символически проголосовать «против всех» любым доступным способом». Фактически со стороны федерального партцентра была озвучена рекомендация, направленная на порчу бюллетеней и, таким образом, увеличение количества недействительного.
По имеющейся информации, активисты «позитивного бойкота» вынесли «более сорока бюллетеней» с «более чем 40 избирательных участков». Затем они исследовали «число выданных и подсчитанных бюллетеней», которое, несмотря на вынос, «полностью совпало». В связи с тем, что на участках, задействованных в инициативном исследовании, были установлены так называемые «комплексы обработки избирательных бюллетеней» (КОИБы), появилось предположение, что все эти устройства оказались уязвимы в информационном отношении.
В качестве гипотезы были высказаны соображения о фальсификациях, связанных с использованием … принтера. Ход размышлений был примерно следующим. КОИБы правильно «посчитали голоса», но не они же распечатывают протоколы, а это значит, что для искажения результатов обработки информации «достаточно» трёх взаимосвязанных элементов:
а) принтера, поддерживающего функцию управления через любую беспроводную сеть (это может быть как одна из популярных wireless-технологий – Bluetooth или Wi-Fi, так и Zigbee, и нелицензируемые в России nanoLoc и UWB, и даже GSM),
б) точки доступа или так называемой «ad-hoc-точки», находящейся в беспроводной сети и управляемой клиентом,
в) «заранее приготовленных предварительных данных КОИБ с результатами голосования и итоговым протоколом с нужным процентом в электронной форме».
По мнению авторов гипотезы (https://www.golosinfo.org/ru/articles/142249), 10 сентября в Саратове установить взаимосвязанность указанных выше элементов было «очень просто», так как для этого «кто-то из присутствующих» (его и стоит определять в качестве электорального хакера) «нажимает кнопочку «напечатать» в своем телефоне, ноутбуке или любом другом беспроводном устройстве, подключенном к принтеру, так на свет и появляются завышенные в 3-4 раза явки и нужные результаты». При этом «единственная задача комиссии не перепутать, что печатать первым».
А если всё так, как предполагают саратовские «яблочники», то нет оснований признавать «итоги выборов в том виде, в котором их утвердила на настоящий момент избирательная комиссия Саратовской области».
Начиная с анализа предположений о том, что «КОИБ не заметил вынесенный бюллетень» и что, следовательно, это «просто дорогостоящая игрушка», управляемая «на уровне школы», есть бесспорный повод обратить внимание на технические характеристики всех электронных устройств, взаимодействующих с КОИБами. Но не менее важна и выработка алгоритма, по которому могут в принципе составляться «заранее приготовленные результаты голосования». Конечно, здесь довольно соблазнительно пойти по пути ставших традиционными размышлений о «рисовании» электоральных итогов. Однако с целью повышения доверия избирателей к выборам и искоренения тенденциозных заявлений (https://www.youtube.com/watch?time_continue=151&v=yP7_A2hRam8) в духе: «всем известно, что голоса в Саратове не считали», стоит осуществить ручной пересчёт бюллетеней, полученных с избирательных участков в рамках судебно-следственных мероприятий.
В сугубо теоретическом плане важно отметить, что сама проблематика электорального хакерства находится в довольно сложных взаимоотношениях с концептуальным оформлением вопросов безопасности, что становится очевидным при рассмотрении характера и стилей принятия политических решений; роли институтов государства, гражданского общества и наблюдательского сообщества в обеспечении безопасности; в выборе соотношения методов и средств обеспечения. Более того, многократное усложнение природы такого феномена, как информационные войны, приводит к переформатированию всей системы репрезентации «цифрового поворота» в электоральных исследованиях.
