Размышления над книгой Сергея Сумленного «Немецкий формат. Как журналисты создали ФРГ»
Журналист и политолог-германист Сергей Сумленный исследует новейшую историю немецких СМИ. Автором в написании книги двигал интерес к Германии, переродившейся из нацистского государства почти в полную его противоположность и к роли СМИ в этом процессе. По книге Сумленного можно составить себе примерную картину немецких СМИ 1940-х- 1960-х годов. Он обильно ссылается на исследования, статьи немецких журналистов и обобщающую литературу по теме. У автора в изложении видна симпатия к демократии, принципам свободы слова и СМИ, нелюбовь к пропаганде.
Автор постулирует успех немецких СМИ на пути к независимости, показывая в то же время, что полная свобода СМИ – мечта. Её непременно ограничивают государство, бизнес и рынок СМИ. Вопрос – насколько сильно ограничивают? Прямо автор не отвечает на этот вопрос, но из его изложения можно сделать вывод, что гражданин Германии сейчас в состоянии получить объективную информацию по волнующим его вопросам.
Как можно давить на СМИ?
Существовали средства, благодаря которым немецкое государство могло навязывать СМИ свою точку зрения. Были попытки цензурировать газеты под предлогом сохранения государственной тайны. Партии ФРГ были представлены в попечительских советах федеральных и региональных СМИ. Пресс-службы государственных органов власти выстраивали отношения с газетами-фаворитами по принципу «эксклюзивность в обмен на лояльность». В маленьких городах критике властей мешала традиция журналистов сохранять хорошие отношения со всеми. В области кинематографа государство имело право запрещать кинофильмы к показу и субсидировать производство кинофильмов полезного для властей «общественно важного» содержания. Государство приняло закон, вытеснивший пропаганду насилия, расовой ненависти и порнографии в недоступные для большинства покупателей СМИ места.
Немецкий бизнес при желании также мог продвигать свои интересы через СМИ. Издательство Axel Springer открыто декларировало свою политическую позицию – «Я объединю Германию, хотите вы того или нет», и журналисты изданий этого издательства следовали этой позиции. Существовали и другие «газеты влияния» Крупные издательства могли цензурировать мелкие, контролируя распространения газет.
Почему их не додавили?
Но в развитии немецких СМИ того времени возобладали другие тенденции. Из изложения автора следует, что дух новой немецкой журналистики не вытекал первоначально из развития самого немецкого общества, а был реакцией на оккупацию страны. Оккупантами была разрушена вертикаль немецких СМИ времён Геббельса: в частности, информагентства были отделены от изданий. Союзники создавали не государственные, а общественные электронные СМИ, которые существовали на фиксированную абонентскую плату, и куда государство не могло назначать туда начальников, предоставили право регулировать сферу информации либеральным чиновникам веймарской поры. Оккупанты же ввели практику, что лицензию на издание газеты получали несколько лиц различных политических позиций, отбирали новых владельцев немецких СМИ: журналисты и издатели гитлеровских времён получили запрет на профессию.
У немецких журналистов реакцией на нацизм стала жажда независимости. Однако непонятно, почему немецкие журналисты не захотели в своей массе продаваться государству и бизнесу? Почему новые нормы журналистики и общественная форма собственности, привнесённые оккупантами, оказались стойкими? Впрочем, на место пропаганды нацизма пришла пропаганда демократических ценностей, сначала навязанная оккупантами, затем подтверждённая журналистскими хартиями. Она стала мейстримом для немецких журналистов, пишущих и вещающих на общественно-политические темы. Одновременно распространилась идея недопущения манипулирования фактами ради пропаганды демократических ценностей. Как эти идеи сосуществовали в умах немецких журналистов? Неужели ни разу не было ситуации, когда истина говорила не в пользу демократии? Из изложения автора это непонятно.
Свободные СМИ не могут существовать в вакууме. Была ситуация, когда Конституционный суд ФРГ запретил создание «канцлерского телевидения», где действующая власть имела бы преобладающее влияние. Существующий институт демократии защитил другой её институт. Сыграла роль и традиция немецких чиновников соблюдать букву закона всегда, а эта буква ныне говорила о свободе СМИ. Большое количество конфликтующих групп интересов (партии, земли, финансовые группы) в Германии давало возможность СМИ лавировать между ними и не подчиняться никому. Например, правительства земель не были заинтересованы в слишком большом влиянии Бонна на газеты и радио, а оппозиция во избежание преобладания точки зрения правящей в земле партии в общественной радиостанции грозилась уменьшить абонентскую плату этой радиостанции. Все политические силы ФРГ были заинтересованы, чтобы СМИ благожелательно доводили до людей точку зрения этих политических сил, а их влияние было сопоставимо. Финансовые рычаги воздействия государства на СМИ были ограничены. Большинство выживших после кризиса 1960-ых годов газет были прибыльными благодаря рекламному рынку богатой страны. Абонентская плата для общественных СМИ не зависела от воли правящей властной группировки.
По российским меркам, свои силовые возможности давления на СМИ государство не использовало – не сообщается о случаях убийств журналистов, которые можно увязать с критикой последних власти. Видимо, принцип «никогда больше» по отношению к практике нацистских времён глубоко вошёл в сознание немецкого общества, в том числе и его верхов.
СМИ ФРГ не пошли на поклон и к коммерческим интересам немецкого бизнеса. Издания старались держать нейтралитет между партиями, чтобы не оттолкнуть часть читателей. Хотя из изложения автора я не понял, почему не нарушался принцип автономии редакции по отношению к бизнес-интересам издателя, а большинство немецких издателей не продвигало через подконтрольные СМИ свои политические интересы.
СМИ перевоспитали общество?
СМИ в Германии формировали общественное мнение так же, как и во всех других государствах – посредством систематического поднятия определённых тем, их освещения в определённом духе. Я плохо понимаю из изложения автора, чего на самом деле хотело немецкое общество тех лет. И в связи с этим мы не можем ответить на вопрос – навязывали ли СМИ обществу какую-либо точку зрения? Отличались ли те выводы, которые люди делали из своей повседневной жизни, от той точки зрения, которую этим людям транслировали СМИ? Нет примеров, как СМИ в новой Германии кому-то «промыли мозги», хотя газеты читали многие, а телевизор смотрели почти все. Аудитория, очевидно, под действием улучшения своего материального положения, всё меньше интересовалась общественно-политическими проблемами, которые теперь не имели большого касательства к собственному благополучию, предпочитала развлечения в СМИ. Под требования развлечений менялись СМИ и рекламный рынок.
Сумленный показал, какую роль СМИ сыграли в формировании политической системы современной ФРГ. Благодаря отсутствию явной тенденциозности в СМИ в обществе укрепился плюрализм. Власть знала, что за любое своё действие она может быть раскритикована, а эта критика может способствовать поражению на выборах. Это заставляло власть не принимать совсем уж непопулярные решения, поскольку СМИ могли раздуть недовольство общества. СМИ стали пропагандировать демократические ценности, что подразумевало сменяемость власти. Политики были уверены, что их слова и действия будут оценены большинством СМИ если не объективно, то хотя бы не грубо тенденциозно. Поэтому оппозиция была уверена, что ей не заткнут рот, что серьёзно увеличивало её шансы прийти к власти. Эти факты свидетельствуют, что свободные СМИ могут делать государство свободнее.
Германия после нацисткой диктатуры стала демократическим государством. Но насколько велика в этом роль новых немецких СМИ? Сравнится ли она с ролью американского военного присутствия в ФРГ и резкого улучшения благосостояния немцев, благодаря которому демократия стала для них привлекательной?
Так была ли пропаганда?
Автор больше показывает, чем доказывает. Хотелось бы докопаться до причин некоторых описанных им явлений. Например: почему читатели со временем стали предпочитать нейтральные газеты газетам, явно постулировавшим свою политическую позицию, которые были более укоренены в традициях немецких медиа? Хотелось бы освещения поведения немецких СМИ в ситуации с террором «Фракции Красной армии» 1970-х, против власть имущих. Насколько нейтральным было обсуждение этой темы в СМИ?
Есть в этом труде мысли о закономерностях работы современных СМИ, актуальные и для современной России. Эти авторские выводы ценны для меня, так как я не начитан в теории СМИ. Свободу слова в новой Германии стали понимать двояко: как независимость от внешних сил – государства, инвесторов, партий, рекламодателей и как автономию редакции по отношению к бизнес-интересам издательства. На общественных радио и телевидении действовали такие принципы вещания, как равное время, предоставленное разным политическим и общественным силам, нейтралитет журналиста в любом конфликте, отделение новостей от комментариев, допустимость критики власть придержащих по любому поводу. Я благодарен автору за то, что он уточнил моё понимание свободы СМИ.
Автор говорит о специфике роли телевидения в ту эпоху. Эту роль интересно сравнить с ролью современного российского телевидения. Оно объединило нацию: все смотрели одни и те же новости двух федеральных телеканалов. Всем сначала казалось, что картинка не может обманывать. Манера подачи информации в ТВ и в бульварных изданиях воздействовала главным образом на эмоции зрителя. С точки зрения автора, телевидение пошло на поклон аполитичному массовому вкусу, в смысловом отношении упростив информационное вещание - предоставляя отрывочную информацию о политиках, направленную на создание их иррациональных клише, создавая их патерналистские образы– «примерный семьянин», «хороший хозяин». Обсуждение общественных проблем редуцировалось до сентиментальных тем «человеческого интереса». Новости стали короткими и безапелляционными. Всё это знакомо современным российским телезрителям. Мне непонятно, чем вызвана такая манера – потаканием взглядам массового зрителя или упомянутой «демократической пропагандой», которая функционирует так же, как и любая другая пропаганда.
Хотя не все причины независимости немецких СМИ из изложения автора понятны мне, можно предположить, почему в современной России на контрасте с ФРГ СМИ пошли в услужение государству и бизнесу. В той Германии не было широкой коалиции бюрократии и бизнеса в поддержку действующего политического режима, а существовало много соперничающих групп интересов. В России никого не сдерживала негативная память о прошлом, обернувшимся крахом государства, и поэтому ни у кого не было желания сделать всё по-иному. Ни государству, ни журналистам, ни обществу были не нужны общественные СМИ. Не было оккупационной администрации, которой старые правила немецкой журналистики казались совершенно неприемлемыми и которая эти правила изменила. СМИ в Германии существовали в уже демократическом государстве – в частности, реально федеративном и с независимыми судами. Вопреки названию книги создали это государство не журналисты, а оккупанты. СМИ поэтому не пришлось создавать государство – им достаточно было соответствовать его конституционной форме и духу. В России нет традиции уважения буквы закона и мало читателей, которым нужна независимая информация, и вследствие этого невелик рекламный рынок для подобных изданий. В результате у нас серьёзное издание либо закрывается из-за убыточности, либо становится «СМИ влияния» с вытекающими из этого факта для редакционной политики последствиями.
Из изложения автора я сделал вывод, что свобода немецких СМИ вызвана переплетением факторов достаточно случайных: демократических веяний оккупации, развитием телевизионных технологий, изменением интересов немецкого общества в сторону развлекательности. Если и есть магистральный путь, по которому СМИ в разных странах становятся более независимыми от государства и бизнеса, этот путь нужно искать не в этой книге. Такой задачи перед книгой и не стояло, но всё же интересно, почему в одних странах государству и бизнесу удаётся прогнуть СМИ под себя, а в других – нет.
