«Прогресс» текста

Мы в истории наблюдаем "прогресс" того, на чем живут тексты, если можно здесь применить слово "прогресс". 

Франсуа Рабле.

От папирусов, керамических плиток, пергаментов и каменных плит до листов бумаги и электронных носителей. При этом тексты особого смысла не имеют. Но ценность носителя снижается. Он дешевеет и дешевеет, его способность сохранять закорючки, которые мы втискиваем туда делается все хуже и хуже. Цена носителя снижается. Носитель перестает дружить со временем. Время как захватывает власть над носителем текста. От состояния почти полной не способности времени растоптать текст, до состояния, когда время растворяет текст до момента даже его встречи с читателем. 

При этом текст и его отношения с носителем, так же меняются. От состояния большего желания сохранить носитель текста, чем сохранить текст. Текст может быть сбит с камня, смыт с телячьей кожи или папируса, а поверх новый текст и так до бесконечности. Полимпсест. От состояния еле заметной связи до состояния, когда сиюминутность текста и сиюминутность носителя сживают их вместе. И книги уходят вместе с текстами в небытие, сиюминутность носителя опрокидывается на вечные тексты и делает их настолько сиюминутными и не ценными, что сам смысл заложенный в текст вдруг перестает кричать из вечности, а является лишь жалким эхом, еле расслышанным эхом. 

Процедура встречи мысли с носителем из сложного обряда напоенного глубокими переживаниями превращается в обыденное малевание на столовой салфетке обслюнявленным химическим карандашом. Глубокое перефразирование, глубокое оттачивание, цепляние за память, цепляние за происходящее от момента рождения мысли до момента выкладывания мысли на носитель, все это дико распрямляется и обрушивается всей свой безобрядовостью на читателя во всей нищей наготе. 

Мы уже даже не читаем, а замечаем то, что со временем просто по воле рока вынесло в верхний слой. А если какой-то текст покорил время, то к нам он приплывает в виде затасканного штампа, из-за бешеного ритма проносящихся через нас текстов, мы остаемся не с текстом победившим время, а со штампом вынесенным наверх в силу силы течения. 

Франсуа Рабле начинает свой роман "Гаргантюа и Пантагрюэль" с размышления про Сократа и оставляет нас с ним. А дальше еще хуже. А лучше то ведь не будет... И дело ведь не в том, что мысль не глубока. Мысль то может быть и глубока, но носитель подешевел и обрядовость нанесения текста на носитель и обрядовость встречи читателя с текстом поменялась и культуры эти стали другими, где текст скорее похоже на вспышку, которая ни в носителе, не в читателе не оставляет следа.