Progressus et cultu

Бывает нечто, о чем говорят: «Смотри, вот это новое, но это было уже в веках, бывших прежде нас».

Книга Экклезиаста, глава 1 стих 10

Либерализм – это плоть от плоти дитя модерна. Модерн породил либерализм, а либерализм породил модерн. В этой паре все взаимосвязано, и без одного не было бы другого. А главной теоретической и идеологической предпосылкой Модерна стала идея прогресса, за последние триста лет превратившаяся чуть ли не в религию европейской цивилизации. Впервые она прозвучала во Франции, году где-то в 1680-ом, когда спорили так называемые «ревнители древности» и «современники», две группы французских интеллектуалов того времени.

Итак, в чем же она, по мнению французских интеллектуалов того времени, заключалась? Прогресс – это процесс, сквозной и неразрывной линией проходящий через все исторические этапы, хронологически последний из которых считается наилучшим. Прогресс необходим и необратим. Нельзя его остановить, и во вчерашний день вернуться тоже нельзя. Улучшение неизбежно, завтра будет лучше, чем вчера, а стрела прогресса ведет нас из ужасного прошлого через скверное настоящее в светлое будущее.

Прогрессисты, конечно, бывают очень разными, глупо упаковывать их в рамки одной идеологии или философской парадигмы. Но вполне справедливо будет сказать, что все они разделяют три базисные идеи, на которых и стоит прогрессизм всех цветов и оттенков. Первая – время линейно, а история имеет смысл, направленный в будущее. Вторая – идея об общей эволюции человечества в одном направлении – к свободе и равноправию. Третья – о возможности и необходимости трансформации нашего грешного мира под нужды эпохи.

Отчасти развитию этих идей способствовало и христианство. Христианская история донельзя линейна, мiр неумолимо идет к Страшному Суду и Regnum Dei. Однако истинного расцвета они достигли лишь в век рационализма, будучи переосмысленными в светском ключе.

В Древней Греции, где рождалась философия, реальна была одна лишь вечность. Бытие усредненного древнего грека было фактически неподвижно. Не считать же движением вечное возвращение одного и того же на круги своя, правда? Есть лишь цикл, что прогресс, что упадок существуют лишь внутри его. И это и есть наиболее полное проявление божественности. А когда цикл закончится, он будет сменен новым. Такова античная интеллектуальная традиция. [здесь следует также принимать во внимание учение Гераклита о вечном движении — прим. ред.] Характерные не только для Греции, но и для Рима, идеи возвращения золотого века очень хорошо отражены в творчестве Вергилия. Да, предопределенность тоже была. Но она шла из прошлого, а не из будущего. Возможно, сейчас я буду выглядеть как Михаил Задорнов, но для греков истоки и авторитет были словами однокоренными. Что «архаика», что «архонт» произошли от одного «архэ».

Динамику прогресса мы увидим лишь в Библии. Книга Бытия взваливает на плечи человечества мессианскую задачу «господствовать не Земле». А мiр представлен тем, что в геометрии называется «луч». Из отправной точки, которой стал акт Творения, мы идём ко Второму Пришествию. Золотой же век ждет праведных в конце времен. В «Апокалипсисе» сказано, что Страшному Суду будет предшествовать тысячелетнее царство благодетели. Что, в общем-то, вселяет надежду на то, что история закончится благополучно.

Блаженный Августин переложил эту философскую концепцию бытия на человеческую историю. Он высказал привычную для нас, но новаторскую для своего времени мысль о том, что мир становится лучше от века к веку. После этого осталось лишь заменить спасение всеобщим счастьем, и сциентичная модель прогресса готова.

Идеи Августина повлияли на Иоахима Флорского, который первым попытался секуляризировать эту теорию. Но время было совсем не то, и люди не те.

Вновь к ней вернулись лишь в XVII-ом веке. В это время ветер перемен дул особенно сильно. Развиваются наука и техника, открыт Новый Свет, полный богатств и возможностей. Фрэнсис Бэкон и Декарт пропагандируют мысль о том, что вся планета – объект для человека-субъекта, который благодаря своему могущественному разуму способен её подчинить, господствовать над природой. Мiр древних уступает место новому мiру, антропоцентричному. Время торговцев заменяет время крестьян.

Жорж Сорель, французский синдикалист, называл теорию прогресса полностью буржуазной. Это, конечно, отдает дешевой советской пропагандой, но в сущности вещей он прав. Классическая политическая экономия признавала в качестве реальных только исчисляемые вещи, а именно она стала одним из основополагающих факторов развития политической и философской мысли в век Просвещения.

Адам Смит и Дэвид Юм реабилитировали в глазах общественности ненасытные желания, до этого порицаемые христианством. Они говорили о том, что в природе человека всегда желать большего и действовать сообразно своим желаниям. Это стало одним из сильнейших ударов по интеллектуальному доминированию христианства, так какдекриминализировало первородный грех. Всякое новшество в это время становится явлением позитивным только в силу новизны. Жажда новизны – это наркомания нашей цивилизации. Она проявляется везде, от искусства до политики. В искусстве она выразилась в авангарде и футуризме, а в политике в таких идеологиях социального эксперимента как коммунизм и фашизм.

Интеллектуалы стали постоянно подчёркивать накопительный характер современного знания. Если средневековый философ Бернар из Клерво говорил, что его современники лишь карлики, стоящие на плечах у гигантов, то в Новое время подобное преклонение перед авторитетом древних исчезло. Традиция теперь – препятствие на пути марша рассудка, а прогресс стал абсолютно необходимым. Ведь все становится лучше. Чем больший корпус текстов мы производим, тем быстрее и качественнее развивается мысль. И прогресс, ранее бывший лишь механизмом социальной эволюции, стал конечной целью существования нашего биологического вида.

Задолго до всех Фукуям, еще в 1750-ом, Тюрго сказал: «Род человеческий постоянно идет к все большему совершенству». Мы видит всё ту же христианскую концепцию о будущем царстве благодати, только роль Lex Domini в его становлении заняла сила человеческого рассудка. Помимо этого есть и еще одно существенное, принципиальное расхождение. Теперь человек – это существо, совершенствуемое до бесконечности, чем и обусловлены его неутолимые желания и нужды. Центральной становится идея и переформатирования природы, внутренней природы человека, в преодолении которой и заключается процесс цивилизации. А под природным состоянием понимается, конечно, первобытность. Отход от доминирования традиции, от консерватизма, и от поиска в прошлом пружин, толкающих нас в будущее, подавали как конец детерминизма. Но детерминизм никуда не делся. Предопределенность развития прошлым сменилась на предопределенность цели развития в будущем.

Как мы уже установили чуть выше, прогресс стал конечной целью. На пути к ней нужно жизненно необходимо избавиться от тормозов. От груза прошлого в виде отживших своё традиций и морали. И от тормозов избавились. По полной. Их, можно сказать, сорвало.

Именно это, а не возврат к риторике традиции, проложило путь к тоталитаризму. Из стремления прогрессу вышло и оправдание террора. Цель же благая, а значит люди, мешающие воплотить её в жизнь не очень хорошие. Убив их, мы не только ничего не потеряем, но и приобретем. Это лишние люди, одно лишь существование которых мешает наступлению дивного нового мира. А уж в выборе социальной группы на место лишних людей вы ограничены только своей фантазией. Аристократы, евреи, капиталисты. Нужное подчеркнуть.

Хотя, основоположники прогрессизма не имели какого-то общего и единого взгляда на роль государства в движении человечества к прогрессу. Впрочем, нет их и сейчас. Коммунисты же тоже в рай на Земле зовут, а государства они хотят сильного и могучего. В отличии от либералов или новых левых. Так вот. Когда все начиналось, государство точно так же и критиковали, и превозносили. Уильям Годвин, например, говорил, что правительства исключительно по своей природе будут мешать человеку двигаться вперед. Основывал он это тем, что слишком уж любят государства вмешиваться в экономические процессы, нарушая автономию рынка. А экономику Годвин видел сферой, где лучше всего воплощается рациональное действие. Гоббс же, напротив, говорил, что его «левиафан» позволяет преодолевать противоречия естественного, то есть непрогрессивного, состояния человека.

Однако, эти противоречия смогли со временем разрешиться. Обе концепции примирила мысль о том, что политике самой должно стать рациональной. Это позволило бы сохранить позитивный вклад государства в прогресс и нивелировать негативный. Макивеллианский принцип политики как искусства ушёл в прошлое. Его заменил технократический принцип политики как науки, где общество – механизм, а люди – составные части. В задачу же правителя входило двигать в сторону прогресса «социальную физику». Это показал «отец социологии» Огюст Конт в своём «Трактате о позитивной политике».

Не только политику подготовили к поглощению царством разума. Подчиниться ему должны были все отношения внутри общества, и прежде всего мораль. Прогрессисты считали (да и считают), что вполне себе можно построить бесконфликтное общество. Через систему образования, которая искоренит предрассудки и послужит видоизменению морали.

Философы Просвещения считали, что на пути человека к счастью будет достигнуто и моральное совершенство. Прогресс технический, прогресс материальный, улучшающий и упрощающий жизнь, должен был перерасти в прогресс в области морали. Поэтому довольно забавно видеть сейчас прогрессистов, пропагандирующих полную свободу морали, free loveи прочий нравственный сифилис.

Есть еще одна очень важная вещь, которую нам необходимо понять. Есть ли у прогресса финал, и если да, то в чем он заключается. Конец истории? Бесклассовое общество? Есть ли у прогресса именно осязаемый финал, или он направлен внутрь себя? А если цели нет, то как мы вообще можем оценить лучше стало или хуже?

На последний вопрос ответа нет до сих пор, а с остальными сейчас разберемся.

Тут есть два подхода, давайте условно обзовём их либеральным и социалистическим, хотя это и не совсем верно. Либералы видят прогресс бесконечным, человеческие желания не имеют границ, а значит не имеет конца и движение общества к их удовлетворению. Прогресс в видении либералов самостоятелен. Он происходит подобно законам рынка, хотя человеческие желания и могут поменять его вектор. Но косвенно.

У социалистов все понятно – построение коммунизма, вот тебе и достижимое совершенство социального строя и человека, существующего внутри него. Прогресс социалистов можно подстегнуть. Революцией, естественно. Еще неизвестно, что тут можно назвать более утопичным.

К сожалению, сейчас термины «прогресс» и «цивилизация» стали синонимами. Корень у этого, конечно, был утилитарный, без всякого утопизма. Нужно же было как-то обосновать колонизацию. Так вот, это всё для приобщения к прогрессу, как же иначе.

В одном из своих предыдущих эссе я писал о том, что оптимизм эпохи Просвещения умер в бараках Гулага и Треблинки, на полях сражений двух Мировых войн. Это серьезно подточило идею прогресса. Виды на будущее у нас скорее фаталистичные. И, вот же ирония, это привлекает к идее прогресса все больше новых сторонников, одновременно укрепляя в своей правоте старых.

Прогресс, как и все с ним связанное, сохраняет свою привлекательность. Мы все ещё боремся с реакцией, осуждаем пережитки средневековья и ориентируемся в будущее. Мы по прежнему стараемся избавится от исторической предопределенности во всем. Не верите? «Гендер – это социальный конструкт». Разрушается институт семьи, начинается упадок социальных связей. Даже абсолютно не испытывающие проблем ни с общением, ни с социализацией подростки пропитаны культурой анонимных имиджборд и активно создают вокруг себя образ хикки.

Массовая культура создала культ новизны, наиболее ярко выраженный в моде, которая теперь есть на все, от музыки до политических взглядов.

Прогресс стал очередным верованием (что, кстати, можно было заметить еще в самом начале, Эбер и де Гаспар активно продвигали Культ Разума в рамках дехристианизации в развеселые годы Великой Французской революции). Идея прогресса основана на вере, и закончится она, когда закончится вера в прогресс.

Оригинал