А прочтите Предсмертное Письмо Александра Фадеева в ЦК КПСС

  Фадеев придумал миф о Молодой гвардии, кто-то другой придумал миф о Павке, кто-то миф о залпе Авроры, кто-то о Панфиловцах,… Все эти авторы закончили алкоголизмом, а кто-то и застрелился от ощущения адского позора и невозможности ничего исправить.

А в Коми существуют оппозиционные журналисты, оппозиционные блогеры, оппозиционные люмпены...это ведь тоже все только миф. Вся эта тусовка существует в количестве 25 человек , у всех них плохая одежда, отсутсвие сбережений, имущества, материального достатка...Редакция 77 в ужасе представляет что там её ждёт 1 января.. Денег им хватает только оплачивать 300 рублей на интернет. 

А думаете отчего в этом году редакция не организовала встречу с читателями и сочусвующими и авторами? Представили  наверное бенефис одного вечно улыбающегося блогера-коротышки-дурака, и сразу и отказалась от этой самоубиственной затеи.

И тусовку какую протестную уже тоже в голову организовывать не приходит. Тут и финансирования уже нет, и опять же дурак-коротышка заявится на акцию и все опошлит…

А мне все в радость и забавы ради, дорогих своих борщей рубить. 

Скоро будет в блоге продолжение историй с кавалером польского ордена и усатым полосатым бывшим ....

С уважением, Кустов АК

В ЦК КПСС.  13 мая 1956 г., Переделкино

   Не вижу возможности дальше жить, так как искусство, которому я отдал жизнь свою, загублено самоуверенно-невежественньм руководством партии, и теперь уже не может быть поправлено. Лучшие кадры литературы — в числе, которое даже не снилось царским сатрапам, физически истреблены, или погибли благодаря преступному попустительству власть имущих; лучшие люди литературы умерли в преждевременном возрасте; все остальное, мало-мальски ценное, способное создавать истинные ценности, умерло, не достигнув 40 — 50 лет. 
   Литература – это святая святых — отдана на растерзание бюрократам и самым отсталым элементам народа, из самых «высоких» трибун — таких, как Московская конференция или ХХ-й партсъезд, — раздался новый лозунг «Ату ее!». Тот путь, которым собираются «исправить» положение, вызывает возмущение: собрана группа невежд, за исключением немногих честных людей, находящихся в состоянии такой же затравленности и потому не могущих сказать правду, — и выводы глубоко антиленинские, ибо исходят из бюрократических привычек, сопровождаются угрозой все той же «дубинкой». 
    С каким чувством свободы и открытости мира входило мое поколение в литературу при Ленине, какие силы необъятные были в душе и какие прекрасные произведения мы создавали и еще могли бы создать! 
   Нас после смерти Ленина низвели до положения мальчишек, уничтожали, идеологически пугали и называли это «партийностью». И теперь, когда все можно было бы исправить, сказалась примитивность, невежественность — при возмутительной дозе самоуверенности — тех, кто должен был бы все это исправить. Литература отдана во власть людей неталантливых, мелких, злопамятных. Единицы тех, кто сохранил в душе священный огонь, находятся в положении париев и — по возрасту своему — скоро умрут. И нет никакого уже стимула в душе, чтобы творить... 
    Созданный для большого творчества во имя коммунизма, с шестнадцати лет связанный с партией, с рабочими с крестьянами, наделенный богом талантом незаурядным, я был полон самых высоких мыслей и чувств, какие только может породить жизнь народа, соединенная с прекрасными идеалами коммунизма. 

    Но меня превратили в лошадь ломового извоза, всю жизнь я плелся под кладью бездарных, неоправданных, могущих быть выполненными любым человеком, неисчислимых бюрократических дел. И даже сейчас, когда подводишь итог жизни своей, невыносимо вспоминать все то количество окриков, внушений, поучений и просто идеологических пороков, которые обрушились на меня, — кем наш чудесный народ вправе был бы гордиться в силу подлинности и скромности внутренней глубоко коммунистического таланта моего. Литература — этот высший плод нового строя — унижена, затравлена, загублена. Самодовольство нуворишей от великого ленинского учения даже то1гда, когда они клянутся им, этим учением, привело к полному недоверию к ним с моей стороны, ибо от них можно ждать еще худшего, чем от сатрапа Сталина. Тот был хоть образован, а эти — невежды. 

   Жизнь моя, как писателя, теряет всякий смысл, и я с превеликой радостью, как избавление от этого гнусного существования, где на тебя обрушивается подлость, ложь и клевета, ухожу из жизни. 

   Последняя надежда была хоть сказать это людям, которые правят государством, но в течение уже 3-х лет, несмотря на мои просьбы, меня даже не могут принять. Прошу похоронить меня рядом с матерью моей.
Ал.Фадеев 13 мая 1956