В медвежьем углу

Темные тучи плотно укрыли небо над западными отрогами Валдая, временами оглашая все окрестности громом и освещая вершины деревьев сполохами молний. Непрерывно хлестал дождь. Был уже второй час ночи, когда автобус подошел к автостанции города Торопец – конечной цели моего путешествия.
Мне оставалось лишь вытащить из-под сиденья свой рюкзак и понуро побрести под колоннаду здания автостанции, чтобы хоть на время укрыться от дождя. Ждать, тем не менее, пришлось недолго. Буквально через десять минут к автостанции подъехал «Lend Rover» с надписью «Фонд защиты диких животных». Во внедорожнике сидели двое молодых людей, назвавшиеся Василием и Никитой.
Но … обо всем порядку. Что привело автора этих строк в столь неурочный час на автостанцию древнего и в прошлом знаменитого, а ныне едва сводящего концы с концами и стремительно уменьшающего свое население, города? Чем вызвана столь редкостная честь автору, заставившая встречать его глубокой ночью, да ещё и приезжать при этом на «крутой» (на современном молодежном арго) машине иностранной марки?
Моему появлению в этих краях предшествовала довольно длительная переписка в социальных сетях с руководителем экологической станцией «Чистый лес» Эльвирой Пажетновой. Экологическая станция «Чистый лес» вот уже который год проводит экошколу «Медвежата» для детей, куда Ваш покорный слуга был приглашен в качестве преподавателя.
Мой интерес к экостанции вырос вдвойне, когда я узнал, что уже много лет на экостанции живет и работает Валентин Сергеевич Пажетнов, заслуженный эколог Российской Федерации, награжденный орденом «За заслуги перед Отечеством», друг моего знаменитого земляка Василия Пескова, ведущий в стране специалист по бурым медведям, автор уникальной методики реабилитации осиротевших медвежат с последующим возвращением их в дикую природу. Возможность пообщаться с этим удивительным человеком заставила меня отбросить последние сомнения.
Кстати, это общение началось раньше, чем я себе вначале представлял. И Эльвира Пажетнова и встречающие меня молодые люди приходились … внуками Валентину Сергеевичу, а также его преданными помощниками и коллегами в благородном деле.
Наш путь до экостанции по грунтовой дороге, по которой не мешало бы пройтись хотя бы грейдером, и которая по структуре поверхности напоминала старинную стиральную доску, заняла почти час, так что в лагерь «медвежат» я прибыл уже в третьем часу ночи.
Тем не менее, меня ждали. Миловидная женщина, которую мне представили как директора лагеря Аллу Евгеньевну, не смотря на поздний час, упорно предлагала угостить меня чаем. Когда же я наотрез отказался, не желая причинять гостеприимным хозяевам дополнительное беспокойство, связанное с приездом моей персоны, Алла Евгеньевна почти насильно всучила мне банан, дабы автор этих строк, не дай Бог, не околел с голоду с дороги. Потом меня проводили к палатке (с дороги показавшейся мне роскошными апартаментами), где автор, завернувшись в спальный мешок, крепко заснул до утра.
Проснулся я, как всегда, рано и первым делом решил «отметиться» купанием в местном озере, носившем несколько режущее слух ревнителям чистоты русского языка название «Ручейское».
Ручейское оказалось весьма обширным озером с поросшими сорока – шестидесятилетними ельниками с примесью березы берегами. Вода в озере действительно кристально чистая (это я пишу отнюдь не для красного словца!) и вполне пригодна для питья. Вдоль берега протянулись заросли белоснежных кувшинок, что придавало озеру дополнительный колорит.
Ручейское довольно богато рыбой. На моих глазах Валентин Сергеевич Пажетнов за вечернюю зорю налавливал на опарыша до пол-ведра некрупной плотвы, красноперки и окуней, среди которых попадались неплохие подлещики. Из птиц на озере нам чаще других попадались выводки чомг. Отмечены были также лысухи, кряквы, гоголи, чирки-свистунки и небольшие кулики перевозчики. Периодически из прибрежных тростников доносился крик болотной курочки, или камышницы.
Лес подходил к самой границе лагеря, которая была обозначена пышными зарослями иван-чая. Через несколько дней автор прямо возле палаток находил крепкие подберезовики.
Относительно окрестных лесов следует сказать особо. Ещё начиная от Волоколамска вдоль дороги тянулась довольно однообразная картина из молодых березняков, среди которых попадались отдельный куртины елей. Данная картина мало изменилась и на Валдае. Разве что в рельефе добавилась некоторая волнистость, хорошо знакомая нам по Центральному Черноземью.
Первые впечатления от лесов в окрестностях экостанции были в общем-то такими же. Разочарования добавили слова старожилов, которые, пожимая плечами, на мои вопросы отвечали: «А чего вы хотите? Здесь до 60-х годов одни поля были. Только как укрупнения колхозов начались, так и леса восстанавливаться стали». Только побродив несколько дней по окрестным лесам, внимательно присматриваясь и прислушиваясь взглядом и ухом натуралиста к жизни их обитателей, автор стал понимать специфику этих замечательных мест. За время пребывания на экостанции мне не раз вспоминались строки Н. Рыленкова: «Здесь мало увидеть, здесь нужно всмотреться, чтоб ясной любовью наполнилось сердце. Здесь мало услышать, здесь вслушаться нужно, чтоб в душу созвучья нагрянули дружно».
После плотного завтрака дети и преподаватели собрались в лаборатории, недавно срубленном здании с окнами, закрытыми витражным стеклом. В небе ещё ходили тучи, и дождь продолжал накрапывать, так что ученикам было приказано взять с собой головные уборы и дождевики.
Я примкнул к группе териологов, которую возглавлял уже знакомый читателю Василий. В группе было восемь учеников в возрасте от четвертого до десятого классов. Лично мне такая разновозрастная группа показалась не очень удобной для работы с ней, но, как говорится, «тебя не спросили»…
Нам маршрут сначала проходил вдоль уже упоминаемой мной дороги, по которой меня везли из Торопца глубокой ночью. Против ожидания она оказалась довольно оживленной, что заставляла нас быть крайне осторожными с детьми, двигаясь исключительно вдоль левой обочины. Дабы не искушать судьбу, мы свернули на ближайшую тропу.
Нашей первой находкой оказалась норка, предположительно принадлежавшая полевке и расположенная прямо возле обочины дороги. «Медвежата», уже являясь достаточно опытными исследователями, тщательно записывают местонахождение норы с указанием привязки к ближайшему населенному пункту, диаметра входа, координат, определенным по GPS. Чуть позже нам попались останки рябчика, съеденного, как определил Василий, енотовидной собакой.
Автор этих строк старался запечатлевать на свой «цифровик» все новое, что ему попадалось по дороге, отдавая предпочтение местообитаниям, мало представленным или вообще не представленным на моей родине.
К таковым относились, прежде всего, верховые болота, поросшие осокой и черникой и утыканные полусгнившими стволами берез. На такие болота, по словам Василия, медведи приходят нередко, привлекаемые черникой и другими ягодами.
После поворота мы наткнулись на картину, автору более или менее знакомую. Корабельные сосны не меньше чем тридцатиметровой высоты возвышались над холмистой поверхностью, представляющей когда-то дюны на берегу древнего моря. Такая картина в лесах Центрального Черноземья едва ли не самая обычная, но здесь такой участок мне попался всего один раз.
Сразу за корабельными соснами начался настоящий ельник – черничник, и наши питомцы мгновенно оправдали название экошколы, к которой на данный момент принадлежали, моментально рассеявшись по черничнику и присев на карточки. В этих позах наполовину закрытые кустиками черниками они до немыслимости напоминали пасущихся медвежат.
Свернув на экотропу, я впервые в своей жизни увидел олений мох, или ягель. Его серо-зеленые подушки, сливаясь вместе, создавали удивительно мягкий природный ковер, в котором нога утопала по щиколотку.
Чуть дальше мы увидели следы подсочки на соснах. Изуродованные деревья уже не один десяток лет мужественно боролись за жизнь, но несколько стволов стояли уже абсолютно сухими. Подобную удручающую картину мне приходилось наблюдать раньше под Воронежем и в Тамбовской области.
Ещё дальше нам попались заросли папоротника орляка необычайной, по меркам нашей засушливой центрально-черноземной зоны, высоты. Я даже попросил нескольких наших питомцев попозировать на его фоне, дабы показать размеры этого растения.
После экотропы мы опять вышли на дорогу, но в этот раз старались двигаться по противопожарной полосе отчуждения. Нас ожидали несколько встреч с местными птицами. Нам попался выводок черного дятла желны (последний, впрочем, за пять лет перестал быть редкостью в Центральном Черноземье) и один из символов тайги – кедровка, которую мы сначала приняли за сойку. Кроме того, в придорожных зарослях нам удалось услышать голоса длиннохвостой синицы ополовника и буроголовой гаички пухляка.
Из хищников нам попадались канюки и черные коршуны, встречающиеся здесь, правда, не в таком количестве, как на просторах Центрального Черноземья. И один раз в зарослях мелькнула тень ястреба перепелятника.
Когда мы вернулись в лагерь, до обеда ещё оставалось некоторое время, и дети направились в лабораторию, чтобы привести в порядок дневниковые записи и начать подготовку к вечернему отчету.
После обеда для учащихся экошколы состоялась лекция об одомашнивании волка и о различных породах собак. А потом директор Андреапольского краеведческого музея прочитал лекцию об археологических находках на Валдае.
После ужина вокруг костра состоялся вечерний круг, на котором учащиеся подробно рассказали о том, что они сделали за день. Отчеты, надо сказать, получились весьма занимательными. День завершился традиционным вечерним костром.
Немного о структуре экошколы. В лагере на смене присутствовало сорок семь школьников в возрасте от первого до десятого класса. Школьники были разбиты на пять отрядов во главе с вожатыми. Вожатые, кстати, были исключительно волонтерами, приехали в лагерь за свой счет и работали за еду и за интересное времяпровождение. К своим обязанностям они относились весьма ревностно и пользовались заслуженной любовью своих питомцев.
В плане научных изысканий учащиеся экошколы (кстати, сорок процентов учащихся приехали сюда уже не по первому разу) были разделены на шесть групп: «Териология», «Зоология позвоночных», «Зоология беспозвоночных», «Ботаника», «Бриология», «Юные натуралисты» (в последнюю были включены учащиеся первых – четвертых классов). Занятия в группах проводили сотрудники Фонда защиты диких животных. Кроме того, для всех участников читались лекции приглашенными специалистами (в числе которых оказался и автор этих строк).
На следующий день, чтобы не терять времени даром и лучше узнать окрестности, я примкнул к группе зоологов позвоночных. Мне обещали показать гнездо глухаря – птицы, в наших краях не встречающейся и до этого видимой мной только в зоопарках.
Наш путь лежал на вырубку, на которой ещё сохранились порубочные остатки и поросшую иван-чаем, дикой малиной и земляникой. Здесь, как водится, наши «медвежата» приступили к интенсивному «выпасу». Воспользовавшись этим обстоятельством, я решил посетить ближайший к вырубке лес, оказавшийся чистым ельником, т.е., мне – обитателю лесостепной зоны, мало знакомым.
Под пологом елового леса царит вечный полумрак, создающий неповторимый колорит. Вошедшего под этот полог охватывает какое-то неведомое ранее ощущение таинственности, почти мистичности. Правда, руководитель группы зоологов позвоночных Никита (тот, что встречал меня в Торопце) несколько развеял мои романтические мысли, заявив, что медведю в мертвопокровном ельнике делать нечего.
Обнаруженное нами гнездо якобы глухаря оказалось уже лишенным кладки. Позднее, когда мы показали фото гнезда Валентину Сергеевичу, тот усомнился в принадлежности гнезда этой величественной боровой птице.
С трудом оторвав наших «медвежат» от поедания ягод, мы продолжили наш путь по заброшенной лесовозной дороге. По дороге нам попались следы вальдшнепов, разыскивающих различных червяков и личинок насекомых в дорожной грязи.
Затем мы решили заглянуть на бобровую речку, на которой рассчитывали найти следы медведя. На этой маленькой речке бобры соорудили плотину, существенно повысив уровень воды. Данное обстоятельство весьма понравилось и уткам, и выдрам, и хозяину тайги медведю, приходившему копать личинок насекомых в топких берегах.
Продвигаться вдоль бобровой речки было довольно трудно. Тем более, что начинал накрапывать дождь. Пару раз нам приходилось перебираться через протоку по скользким поваленным стволам. Автору в неполные пятьдесят лет пришлось также продемонстрировать способности к эквилибристике и гимнастике. Вроде бы, совсем уж в грязь лицом не ударил!
Медвежий след нам попался довольно быстро. Нам предстояло сделать гипсовый слепок. Автор впервые наблюдал подобную процедуру. Сначала вокруг следа делается земляной бортик. Здесь важно, чтобы бортик был достаточно прочным и его не проломило давлением раствора гипса. Потом готовится раствор гипса соответствующей консистенции. Раствор заливается в форму, ограниченную земляным бортиком. Потом остается только ждать в зависимости от погоды от пятнадцати минут до получаса. Сразу скажу, что проделывать такую процедуру под дождем – удовольствие сомнительное. Но никто из «медвежат» не жаловался. Наоборот, все работали с явным воодушевлением, подшучивая и посмеиваясь друг над другом.
Во второй половине дня мне предстоял визит к Валентину Сергеевичу Пажетнову, о котором я знал раньше по рассказам Василия Пескова. В книге «Проселки» Василий Михайлович разместил очерк «Друзья из берлоги», написанный в 1976 году и посвященный первому опыту Валентину Сергеевича по возвращению в природу выращенных в неволе медвежат. С тех пор много воды утекло, и работа по реабилитации медвежат значительно продвинулась вперед.
Валентин Сергеевич живет в деревне Бубонницы примерно в трех километрах от деревни Косилово, где размещался наш лагерь. Я выступил в путь в начале четвертого, рассчитывая неторопливым прогулочным шагом где-то за час дойти до Бубонниц. Впрочем, пройти мне пришлось всего пару сотен метров, как возле меня затормозила машина. Руководитель экостанции «Чистый лес» Эльвира лично предложила подвести меня до места, безошибочно определив, куда я направляюсь. Сначала я подумал, что имею дело с обычной вежливостью по отношению к коллеге, но затем, когда обратно меня подвозила совершенно незнакомая девушка, я понял, что дело здесь в другом. В последнем случае мне пришлось делить заднее сиденье с двумя собаками породы «самоед». Как я понял, подвезти хотя бы отдаленно знакомого человека, да ещё имеющего отношение к экологической школе, в ближайших окрестностях считается делом чести.
Кстати, подвозившая меня девушка оказалась уроженкой Твери, окончившей биофак Тверского университета и отдавшая предпочтение жизни в городе жизнь в «медвежьем углу» на вольном воздухе среди лесов, медведей, грибов и ягод. И таких «первопоселенцев» (в основном из Москвы) и ближайших деревнях оказалось довольно много.
Наша беседа с Валентином Сергеевичем затянулась часа на два. За это время я узнал о медведях больше, чем за всю предыдущую жизнь. Разговор мог продлиться и дольше, но я, уже перегруженный информацией, не взирая на уговоры, решительно встал из-за стола и стал прощаться с гостеприимными хозяевами.
Итак, медведь… Я знал о нем только то, что знают многие: живет в лесу, питается всем, что попадается (от меда до крупных копытных), на зиму залегает в спячку. Вот, собственно, и все.
Откровением для меня были слова Валентина Сергеевича о том, что медвежата в возрасте до трех месяцев нередко остаются сиротами. Медведица, оказывается, весьма чувствительна к фактору беспокойства и оставляет берлогу со своими младенцами при малейшем поводе. Данное поведение обусловлено высокоразвитым чувством самосохранения (не путайте с трусостью!). Медведица понимает, что для продления рода ей важней сохранить себя, чем беззаветно сражаться за свое потомство. Осиротевшие медвежата нередко просто замерзают в берлоге, лишенные тепла материнского тела.
Спасением таких вот медвежат и занимается Фонд спасения диких животных. География его действий охватывает всю европейскую часть России и заходит за Урал. Сотрудники Фонда реагируют на любой звонок, связанный с медведями, попавшими по какой-либо причине в беду.
В возрасте шести месяцев медвежата уже вполне способны к самостоятельной жизни, но сопровождают мать до двух лет. Впрочем, нередко им приходится расстаться и раньше по разным причинам. Чаще всего такой причиной является течка медведицы, привлекающая самцов, которые вполне способны убить чужих детенышей. Как они отличают своих от чужих – пока загадка.
Уже в годовалом возрасте медвежата вполне способны построить первоклассную берлогу «сибирского типа», т.е., представляющую собой огромную нору. В европейской части России такие берлоги встречаются редко.
Численность медведей в европейской России начала расти с 60-х годов двадцатого века, когда в связи с политикой «укрупнения колхозов» были заброшены многие деревни и поля, которые со временем заросли лесом. Именно такой лес сейчас преобладает в Торопецком районе.
Вообще медведь в европейской части России – довольно трусливое создание (в отличие от своего дальневосточного собрата) и избегает всех животных, превосходящих его размерами. И первой причиной тому является хищничество самцов по отношению к детенышам (правда, как утверждают шведские ученые, не к своим). Это заставляет медвежат быть крайне осторожными. Присутствие медведя вблизи человеческих поселений нередко можно определить только по оставляемым им следам.
Методика воспитания осиротевших медвежат основана на выкармливании их без малейшего контакта с человеком, дабы у зверенышей не возник так называемый «импринтинг» - запечатление человека, который их кормит. Сотрудники Фонда, которые носят еду в вольеры к медвежатам (а эти вольеры занимают обширные пространства в лесу), стараются, оставив корм, поменьше двигаться, дабы не попадаться зверям на глаза.
Уже по возвращении я прочитал книгу Валентина Сергеевича «Моя жизнь в лесу и дома» и понял, что этот человек, помимо всех прочих своих заслуг, является выдающимся писателем – натуралистом, стоящем в одном ряду с Сетоном – Томпсоном, Даррелом, Мантейфелем, Спангенбергом, Формозовым, Песковым, Семаго и другими.
Но … пора двигаться дальше. На вечернем кругу «медвежата» вручали звезды наиболее отличившимся в течение дня. С удивлением узнал, что сегодня звезды удостоен и … ваш покорный слуга. На простом вырезанном из плотной бумаге в виде звезды куске плотной бумаги были выведены детским почерком слова, которые я позволю себе процитировать: «Профессору Успенскому за интересные лекции и дополнительную информацию в походе». Эта звезда сейчас стоит на полке у меня над компьютером рядом с другими самыми дорогими для меня наградами: призом студенческих симпатий и бумажным журавликом, подаренным мне детьми из интерната для детей с недостатками умственного и физического развития, с которыми я работал в лагере под Калачом.
Немного об окружающих нас селениях. Их было всего пять. Население самого большого из них Пожни – центра местного сельсовета - составляло около трехсот человек. В остальных деревнях живет от двух десятков до сотни человек. Газа в здешних краях (как и в райцентре Торопце) нет. Жители используют газовые баллоны и печное отопление. Ближайший к нам магазин находится в деревне Некрашово (8 км от Косилово). Правда, в последние годы в этих краях появилось немало поселенцев из Москвы и других городов. В основном это – представители творческих профессий, есть и индивидуальные предприниматели. Некоторые используют дома в местных деревнях как дачи, но многие живут круглый год. Данное явление становится массовым по всей России (я сталкивался с таковым под Воронежем) и заслуживает отдельного изучения.
Следует сказать, что за все время пребывания в лагере я испытывал какую-то неуютность. Поначалу мне казалось, что это связано с несколько непривычной для меня, жителя открытых пространств Центрального Черноземья, природной обстановкой. И только под конец смены я понял, что дело в другом.
Здесь в четырехстах километрах от Москвы давление многомиллионного мегаполиса, тем не менее, ощущалось вполне отчетливо. Это сказывалось и в сплошных рубках, проводимых прямо на границе медвежьего заказника, и в массовой скупке богатыми москвичами земель и строений в ближайших селениях. Дошло дело даже до создания шикарного ресторана в одном из селений, явно рассчитанного на прием каких-то VIP – персон. Сотрудники Фонда и экостанции, как я понял с их слов, больше всего в этом отношении боятся, что проходящий мимо лагеря и экостанции и уже неоднократно упоминаемый в этом очерке грейдер заасфальтируют. Тогда уж точно сюда народ хлынет! Все сказанное выше взятое невольно возбуждает опасение за дальнейшую судьбу этого «медвежьего угла», оказавшегося слишком близко от густонаселенного Подмосковья.
На следующий день Василий Пажетнов повез меня осматривать местную школу, где он сам когда-то учился. По его словам, в школе обучалось всего пятнадцать человек. Многим приходилось добираться до школы пешком или зимой на лыжах за восемь километров. При этом учителя весьма ревностно относились к своим обязанностям. За нерадивость и леность можно было и указкой по спине получить. И никто из учеников даже и не думал жаловаться родителям.
В настоящий момент школа закрыта. Она представляет из себя два бревенчатых здания с печным отоплением и «удобствами» на улице. В моменту нашего посещения какие-то предприимчивые местные жители уже сняли в обоих зданиях полы.
Василий походил по обоим зданиям, потом взял несколько валявшихся тут же и никому уже, очевидно, не нужных плакатов, обучающих физическим законам и, насупившись, направился к машине.
Дальнейший маршрут группы молодых териологов проходил по старой грунтовой дороге. Мы рассчитывали, что после дождя на ней останется множество хорошо отпечатанных следов, с которых можно будет снять гипсовые слепки. Надо сказать, тут мы не прогадали. Наша коллекция пополнилась слепками со следов медведя, волка (сомнительно!), барсука, косули, вальдшнепа.
Попалась нам и травяная лягушка, которая заметно отличается от широко распространенной в Центральном Черноземье остромордой лягушки более темной окраской и плотным сложением.
По дороге нам попались заросли гигантской травы – борщевика Сосновского. У этого растения странная история. Не случайно борщевик иногда называют «местью товарища Сталина». Именно по инициативе упомянутого «вождя всех народов» борщевик стал культивироваться в европейской части СССР как силосная культура.
В связи с культивированием борщевика Сосновского он получил широкое распространение, постепенно переселившись и в дикую природу, засевая берега водоёмов, пустыри, полосы отвода дорог, необрабатываемые участки полей. Таким образом, стремительное распространение борщевика нарушило экологическое равновесие и стало серьёзной проблемой в европейских странах. В Германии, Чехии, Эстонии действуют правительственные и общественные программы борьбы с борщевиком. Несмотря на это, борщевик Сосновского на данный момент успешно покорил Скандинавию.
Экспансия борщевика идет в основном по дорогам, берегам рек и сельскохозяйственным землям. Простейшие пути проникновения семян — крупные автострады: на колесах машин растения могут быть отнесены на десятки и сотни километров от места вызревания. Разносятся они и по воде, и ветром, и животными.
Самое неприятное из всего происходящего — то, что борщевик уже “пошел” под полог леса, в ольшаники, ельники, сосняки, где вытесняет чернику, бруснику и в корне меняет типы леса: там, где еще недавно стоял сосняк черничный или мшистый — теперь сосняк борщевичный...
Наш маршрут заканчивается возле бывшей деревни Залежье, от которой остался лишь пустырь, поросший луговыми травами да полузаросший деревенский пруд. Возле дороги были когда-то сложены (но так и не вывезены) штабели бревен. «Медвежата», уже изрядно подуставшие от ходьбы, с удовольствием располагаются на них на отдых.
Внезапно из-за густой ленты ивняка раздается странный курлыкающий звук, и над луговиной взмывают в небо два журавля. Провожаем их восхищенным взглядом, забыв про бинокли, фотоаппараты и кинокамеры. В дальнейшем крик журавлей я слышал в тех краях неоднократно, в том числе и в непосредственной близости от нашего лагеря.
Вечером затеваем со своими питомцами «Что? Где? Когда?». Самим придумывать вопросы некогда, поэтому находим вроде подходящие для нашей возрастной группы вопросы в интернете. Тем не менее, некоторые вопросы считаем нужным подредактировать, некоторые вообще выкинуть, на место которых ставим несколько вопросов из высшей лиги. Меня, как некогда участника этих игр, одолевает чисто охотничий инстинкт: справятся или нет.
Сама игра прошла весьма азартно (а другой «Что? Где? Когда?» и не бывает!). Лидерство прочно захватила команда, активно обсуждавшая каждый вопрос. Другая команда, в составе которой были явные эрудиты, уступала, хотя и пыталась отчаянно сократить разрыв. Был момент, когда счет почти сравнялся, о потом все встало на свои места: коллективизм, командная игра, основанные на взаимодействии игроков, победили собрание начитанных эрудитов.
Команда, состоявшая из совсем маленьких девочек, поначалу, казалось, безнадежно отстала. Но в перерыве, произведя замену, они активно стали обсуждать каждый вопрос и в итоге ушли с последнего места. Было чем восхититься! Я был готов вручить им приз «За волю к победе»!
Предпоследний день школы. Народ активно готовится к итоговой конференции. Как водится, в решающий момент возникают помехи в виде отсутствия электричества. Группа зоологов беспозвоночных втихаря решает сходить ещё раз в лес. Поколебавшись, навязываюсь сопровождать их.
Руководитель группы зоологов беспозвоночных Мирослава Александровна, молодая женщина казачьей стати, чем-то напомнившая мне шолоховскую Аксинью, выпускница биофака МГУ, любезно соглашается взять меня в попутчики. Но взамен я должен рассказать им побольше о местных насекомых. Охотно принимаю выдвинутые условия!
Наш путь лежит на сфагновое болото – биотоп, редко встречающийся на просторах Центрального Черноземья. Ходить босиком по слою сфагнума – ни с чем не сравнимое удовольствие. А уж вкуснее болотной, профильтрованной через сфагнум воды я, ей – Богу, ничего не пил. Пожалуй, сравнима лишь вода из песчаных горизонтов, встречающаяся в колодцах по Левобережью Дона.
На болоте я впервые столкнулся с такими растениями как пушица, лишайник кладония, выделяющийся своими ярко-алыми похожими на плоды барбариса спорангиями. Здесь же мне попался багульник с причудливо извитыми полуодревесневшими стеблями. И конечно, огромное, доселе невиданное количество черники, вызвавшее бурный ажиотаж среди «медвежат».
Из насекомых на болоте нам встретились: ивовая переливница, какие-то мелкие усачи, личинки панцирных клопов и огромный красногрудый муравей – древоточец. Здесь же нам попалась миниатюрная живородящая ящерица, чем-то напомнившая детям симпатичного мини-дракончика.
Саму конференцию подробно описывать нет нужды. Группы «медвежат» выступали по очереди, рассказывая о том, что нового они увидели в школе, чему научились. Уровень докладов следует признать весьма высоким, хотя лично у меня осталось ощущение некоторой недоработанности, т.е., неиспользования всех имеющихся возможностей. Но об этом отдельно…
Приближается последний вечер экошколы. Уже спущен флаг смены и отшумел последний концерт, на котором все сценки были посвящены экологическим проблемам. Лично мне больше запомнились три богатыря, пришедшие убивать Соловья – разбойника, но остановленные охотинспектором ввиду отсутствия охотничьих лицензий.
Приближается последняя «королевская» ночь смены. И опять остро встает вопрос – чем занять «контингент» в эту самую ночь. Ничего лучше дискотеки никому в голову не приходит. Пытаюсь впервые за все мое пребывание спорить со своими гостеприимными хозяевами, но натыкаюсь на аргументы типа «пусть попляшут в одном месте, так будет легче за ними надзирать», «ну где они ещё так попляшут?», «это – традиция», «им же надо поорать и попрыгать»… Обуреваемый сомнениями, решаю не вмешиваться…
Здесь позволю себе сделать отступление и обратиться к книге моего друга, режиссера СТЭМ «Киса» Олега Ласукова «Лагерный сбор». Да не сочтет Олег за лесть, но эта книга стала у меня одной из настольных.
Итак, привожу цитату из вышеупомянутой книги: «… главный предмет вожделения детей – дискотека. На дискотеку молятся, дискотекой награждают, отменой дискотеки наказывают, и нет наказания страшнее….. Было бы большой наивностью объяснять причину этой страсти детской меломанией и невозможностью куда-то деть энергию. Возможно, дети сами думают, что главное, зачем они ходят на дискотеки – послушать музыку и потанцевать. Только почему-то очень, очень редко я видел девичники, на которых девочки включали магнитофон и танцевали. Мальчишников же с танцами не бывает никогда… Вожатые и воспитатели могут как угодно лишать детей этого любовного пира, но последняя ночь в лагере – это святое. Отменить дискотеку в последнюю ночь не решится даже самый крутой начальник»
Когда я услышал, что на последнюю ночь намечается дискотека, моё нутро всколыхнули неприятные мысли: «Боже, и здесь, и здесь то же самое!!! Даже в экологическую школу проникла эта ПОШЛОСТЬ. Сколько с ней боролись, сколько разрабатывали ночных кафе и других альтернатив, но… ПОШЛОСТЬ, похоже, непобедима!» С такими невеселыми мыслями встречал я последнюю ночь в экошколе «Медвежата».
Сразу хочу сказать – мои самые пагубные мысли не оправдались. Вероятно, две недели экошколы все-таки меняют детей настолько, что они уже хотя бы на время становятся менее восприимчивыми к кажущейся непобедимой пошлости. В данном случае выразилось это в следующем.
В наспех подобранном наборе для дискотеки оказалось несколько медленных мелодий. Среди детей они пользовались наибольшей популярностью. Участники дискотеки подходили в нашу импровизированную рубку и благодарили за них, прося ещё раз повторить.
Где-то к половине первого дискотека опустела. Большая часть участников переместилась к костру, остальные ушли спать. Вскоре музыка затихла, а дети остались сидеть у костра, наблюдая за звездами. Пошлость оказалась побеждена!
Думаю, организаторам и методистам экошколы стоит подумать о какой-то замене набившей оскомину дискотеки. Например, о ночном кафе (также разработка О. Ласукова) или какой другой альтернативе.
Последний день смены. Лагерь стремительно пустеет, родители забирают детей одного за другим. Трогательные сцены прощания с вожатыми, напоминающие финальную сцену из фильма «Игрушка» с бессмертным П. Ришаром в главной роли.
Вот уж лагерь и совсем опустел. Не самое веселое зрелище! Даже меня, привычного и, как мне казалось, давно закостеневшего в эмоциях, что-то щемит в душе. Наконец, в лагере остается всего трое – Ваш покорный слуга и двое студентов волонтеров, не захотевших возвращаться в Москву и решивших дождаться здесь следующей смены. Да и за мной скоро должна заехать машина, чтобы отвезти на станцию.
Над лагерем сгущаются тучи какой-то ранее мной не виданной причудливой формы. Кажется, будто отдельные фрагменты сплошь закрывшего небо полога под тяжестью чего-то невиданного свисают почти до земли. Ветер усиливается, гремит гром, явно предвещая скорый ураган. Я покидал лагерь уже в грозу и под начинавшимся ливнем, простившись с гостеприимными хозяевами и понимая, что оставил в этом «медвежьем углу» (это выражение в данном случае надо понимать исключительно буквально!) маленькую частичку своего сердца.

Оригинал