Межрегиональный интернет-журнал «7x7» Новости, мнения, блоги
  1. Кировская область
  2. Поступь истории России глазами кремлевского врача

Поступь истории России глазами кремлевского врача

Александр Рашковский
Александр Рашковский
Добавить блогера в избранное
Это личный блог. Текст мог быть написан в интересах автора или сторонних лиц. Редакция 7x7 не причастна к его созданию и может не разделять мнение автора. Регистрация блогов на 7x7 открыта для авторов различных взглядов.
Поделитесь с вашими знакомыми в России. Открывается без VPN

Поступь истории России глазами кремлевского врача

Недели три назад мне попала в руки эта книга.

Мясников Александр Леонидович Пульс России: переломные моменты истории страны глазами кремлевского врача / А.Л. Мясников. – Москва: ЭКСМО, 2014. – 496с.

ISBN 978-5-699-75726-8

«… Трамваи не ходили… Свет давали скудно. Магазины были заколочены…

И все же жизнь продолжалась: спорили, заседали, учились, ходили в театр и на концерты. И я помню, в воздухе было что-то такое захватывающее, героическое, как будто стучала поступь истории».

Прочтите эту книгу, и вы сможете увидеть как наяву переломные моменты истории страны глазами знаменитейшего советского врача, лауреата международной премии «Золотой стетоскоп» А.Л. Мясникова.

Рукопись эта писалась не для публикации и была запрещена к печати. Оно и понятно. Ведь отечественную историю XX века отразил свидетель и непосредственный участник тех судьбоносных для страны событий.

Почувствуйте вкус времени!

Прочитав эту книгу несколько раз, решил выборочно процитировать наиболее интересные, с моей точки зрения, строки.

«В 1890 году больница отца в городе Красный Холм была открыта в нашем каменном доме (где я потом родился) – на десять коек, с оплатой питания и лекарств по тридцать копеек в день. Конечно, больница поглощала средств во много раз больше. Мой отец получал нужные суммы из своей частной практики по городу. Их он и тратил на больницу».

«Расстрел заложников, не имевших какой-либо вины перед советской властью за исключением их неважного прошлого (то есть только, возможно, психологически настроенных против социальной революции), поразил народ – не только горожан, но и крестьян. Вскоре по городу прошла волна обысков. Обыск был и у нас, ничего предосудительного не нашли, обращались корректно, перечитали письма, найденные в доме и амбулатории».

«Мы были всегда немного голодны. В Москве жилось уже трудно. Из дома мне посылали караваи черного хлеба, в которые запекались яйца (нельзя было посылать яйца как таковые). Мешочники заполонили поезда. Дачные поезда привозили молочниц с разбавленным водой молоком».

«Профессор Георгий Федорович Ланг мне показался важным и властным. Одет он был безупречно (всегда белые рубашки со сверкающими чистотой манжетами и воротничками и хорошо выутюженный костюм; к тому же он облачался в белоснежный длинный халат). Его глаза сквозь очки светились умом, проницательный взгляд заставлял как-то сразу подтягиваться, делаться как можно больше на высоте своих возможностей, стараться не уронить себя случайной глупостью. Большая фигура Г.Ф. Ланга всегда выделялась на обходах среди топы врачей – точно слона окружали какие-то другие, более мелкие и незначительные звери».

«Через дверь был слышен императивный голос Ланга: «У вас я ничего не нахожу. Только нервность на почве переутомления. Вот вам микстура, принимать так-то и так-то. Когда прийти вновь? Не надо. Все пройдет». Действительно, обычно все проходило. Большинство пациентов были невротики или мнительные, или кем-то (часто врачами) испуганные люди. Им было важно побывать у знаменитого профессора, после чего они вскоре забывали о том, что считали себя еще недавно больными. На приеме у Г.Ф. Ланга я убеждался в том, как велик суггестивный компонент в лечении. И мне с тех пор понятно, почему в век расцвета терапии (антибиотики, гормоны, витамины) все еще популярна гомеопатия. Маленькие блестящие зернышки, полученные из рук знаменитого гомеопата (по сути дела, абсолютного шарлатана) действуют так же, как бром с валерианой, полученные по рецепту Ланга».

«Ланг выписывал около двадцати иностранных медицинских журналов. Кроме того, постоянно приходило по почте много бандеролей с иностранными марками и книгами. Вообще у Ланга была превосходная библиотека, которой пользовались его сотрудники. Ланг отличался умением быстро улавливать самое главное, отличать нужное от ненужного. Он обладал не только исключительной эрудицией, но и особым складом ума, позволявшим громадные литературные материалы быстро приводить в стройную и эффективную систему. Его критический ум не поддавался на моду, сенсацию, хотя каждую новую идею, новый метод он отмечал с интересом».

«Обработка данных требовала элементарной порядочности. Сколько раз я ловил себя на желании отбросить какое-нибудь исследование, которое не давало тех результатов, на которые, казалось, нужно было рассчитывать. Всегда хотелось иметь «убедительные данные». Хотя я находил в себе настолько порядочности, чтобы не искажать результаты наблюдений, все же могу по себе сказать, как велик соблазн к приукрашиванию своей работы. Особенно склоняет к этому порочное требование вышестоящих инстанций чрезмерно детализировать планы научных работ и фиксировать сроки их окончания, да еще и «ожидаемые результаты». Вероятно, столь частое расхождение между фактическими данными, полученными различными авторами, отчасти объясняется не только фальшью методик, но и фальшью исследователей».

«Мне известно было, кроме того, одно важное обстоятельство: Плетнев не лечил Горького последние дни его болезни – его лечил Г.Ф. Ланг. Именно Ланг был привлечен по указанию Сталина в Горки и десять дней находился там неотлучно. Под его личным наблюдением и проходило лечение М. Горького. К счастью, постановщикам трагедии не нужен был Ланг, на него не распространялся ее сюжет, имя Ланга не фигурировало и на «процессе», как будто его там и не было».

«Доверенное лицо» - плод той фальшивой демократии выборов, которая установилась в нашей стране».

«Война с Финляндией оказалась крайне тяжелой. Финны сражались как львы, отстреливались в лесах с деревьев. Они хорошо укрепили границу на Карельском перешейке (линия Маннергейма), и много пролилось крови наших бойцов, чтобы наконец преодолеть финскую оборону. Весь Ленинград был забит ранеными. К тому же стояли лютые морозы, с фронта поступали больные с «отморожением легких» (род крайне тяжелого диффузного бронхиолита).Летом 1940 года мы жили на даче. Стояло жаркое лето. Был необыкновенный урожай грибов. К войне, говорили в деревне. Грибы росли даже у заборов, по дорогам. Я по два раза в день тащил из леса огромные корзины белых».

«1 августа 1940 года состоялось постановление об организации на базе III Ленинградского медицинского института и морского факультета I ЛМИ Военно-морской медицинской академии. Обуховская больница приняла под свои своды моряков».

«Трагический поход Балтийского флота из Таллинна в Кронштадт под началом бывшего фельдшера, а ныне адмирала Трибуца, возможно и был вынужденным. Но если бы начальство имело больше способности предвидения и меньше тупого послушания, оно бы могло совершить его раньше и тем спасти тысячи жизней славных моряков для той же самой обороны Ленинграда. Флот шел под обстрелом с обоих берегов Финского залива, под градом бомб немецких самолетов. Суда тонули одно за другим. Соленая купель поглотала и наших военно-морских врачей, в том числе и наших милых воспитанников и воспитанниц. Впрочем, некоторые из них спаслись и, лежа у нас в клинике, рассказывали о пережитых ужасах. Морское командование решило переправить из Ленинграда через Ладогу молодежь, окончившую только что военно-морские учебные заведения. Слушатели Военно-морской медицинской академии были в их числе. Они добрались до какого-то поселка на Ладожском озере, вечером погрузились на баржи. Бушевал шторм, темень, баржи были старые, их раскидало, налетели немецкие самолеты, почти все суденышки разбились и потонули, а с ними – и несколько тысяч специалистов».

«В Кирове мы обосновались в Военно-морском госпитале, занявшем большое новое помещение Центральной гостиницы. Толстый начальник по прозвищу Федя-кипяток нас вволю накормил, точно в санатории. Мы стали искать базу для организации клиники. Сперва открыли клинику в одном из эвакогоспиталей, потом решено было главные клиники разместить в военно-морском госпитале. Получились небольшие, но достаточно благоустроенные отделения, с хорошими лабораториями. Возобновились занятия со слушателями. Для теоретических кафедр было отведено здание педагогического института, за базарной площадью.

Киров периода войны был довольно оживленным городом. Разместились вокруг какие-то заводы. Бесчисленные эвакогоспитали заняли лучшие здания. Собирались конференции врачей, даже научные. Госпиталь для торакальных больных работал прямо как институт – с хорошим рентгеновским кабинетом, биохимической лабораторией и т.д. Мне приходилось там бывать на консультациях.

Поезда привозили из Ленинграда истощенных. Мы в клинике занялись систематическим изучением новой для нас болезни – алиментарной дистрофии.

В Кирове еще жили родственники Васнецовых. Мы посетили их дом и посмотрели оставшиеся там второстепенные вещи. На пайковые селедки выменяли этюды Хохрякова и Деньшина.

Летом мы с женой и сыновьями поселились в просторной избе деревни Выползки близ станции Пинюг. Деревня эта действительно точно выползла из-под холма.

Два-три раза в день мы ходили в санаторий, перебирались вброд через речку Пушму, холодная вода которой нас освежала, а ребят манила купаться. Кругом были пышные травы, ковры цветов и масса земляники. В соседних лесах на полянах все краснело от ягод. Ягоды были крупные, спелые, висели обильными гроздьями. Ни до, ни после я столько земляники не собирал, и до сих пор мне мерещатся, когда закроешь глаза, эти волшебные ягодные заросли».

«Говорят, что здоровый. Нормальный человек не думает о смерти, но это правильно в отношении молодых. Арифметика лет неумолима. Она математически доказывает, как мало остается жить. Даже при большом оптимизме сильной нервной системе невозможно отделаться от постоянного и нарастающего страха смерти, хотя его можно искусственно скрывать или смягчать биолого-философскими соображениями. Мне кажется, что главный «козырь» религии – вера в загробную жизнь, - как бы он ни был глуп сам по себе, создает у верующих освобождение от этого страха».

«Больные не любят быстрых врачей, считают их поверхностными, а почитают тех, которые кряхтят, молчат, как бы думают».

«Сущность состоит в том, что ценность ученого у нас все еще часто определяется личными связями, симпатиями себе подобных или власть имущих. К тому же выдвигаются люди менее достойные в пику более достойным (дабы последние не слишком кичились свои научным значением, подумаешь!). Важно установить общее поравнение, нивелировку коллектива, а не выпячивать персональные заслуги отдельных лиц. Как в трамвае – не высовывайся!».

«Удивительно живуча вера в знахарей среди нашей социалистической «интеллигенции»! Некая немка предложила лечить туберкулез каким-то снадобьем – это в эпоху стрептомицина! Она имела «руку» в Совете Министров. В Ленинграде до сих пор лечит рак солями кадмия проходимец, имеющий, правда, некоторое отношение к медицине ( его жена – онколог). В его поддержку выступают литераторы (правда, главным образом, женщины – Вера Кетлинская, Антонина Коптяева). Московские артисты лечатся у гомеопатов. Гомеопат Мухин имеет богатейшую практику, собрал отличную коллекцию картин Рериха.

Подлинная наука не вызывает эмоций – важна картинность результата, действующая на воображение».

«Плохо было по-прежнему в сельском хозяйстве. Колхозы, по крайней мере, в северной полосе Союза, жили бедно. Мы ежедневно бывали на даче и могли видеть «вымирающие деревни» (выражение А.И. Шингарева в дореволюционный период)».

«Блат вообще вошел в нашу жизнь как деньги, как положение (впрочем и оно часто определяется блатом).С течением времени стали появляться и другие, обычные возможности, но и до сих пор наша жизнь во многом идет с помощью блата».

«Удалось побывать в Версале. Красивые, величественные парки, но само здание дворца еще мрачно и пусто. Фонтаны не работали. Статуи еще не были возвращены (после немецкой оккупации). Нам объяснили, что на восстановление Версаля у французского правительства нет денег. Правда пришел на помощь Ротшильд – часть восстановительных работ была выполнена на его пожертвования, за что в его честь повешена мемориальная доска».

Швеция – нейтральная страна, не воевала уже 150 лет. Мы этим склонны объяснять высокий стандарт жизни населения (но, не только этим, мне кажется). Рабочие имеют хорошие квартиры (мы были в них) из двух-трех комнат. Их распределяет муниципалитет, даже в домах, построенных на частные средства (владелец получает лишь часть квартирной платы – другая идет в общий фонд, который обеспечивает ремонт, коммунальную службу и т.п.)».

Книга содержит много других интересных материалов и тонких жизненных наблюдений автора.

Она будет интересна для всех, а не только для работников медицины.

Полная версия:

http://интеллектуал-ка.рф/articles/085225-postup-istorii-rossii-glazami-kremlevskogo-vracha

Александр Рашковский, краевед, 10 мая 2015 года.

Материалы по теме
Мнение
12 апреля
Иван Звягин
Иван Звягин
Наша память — всего лишь иллюзия?
Мнение
17 июня
Лев Шлосберг
Лев Шлосберг
Российская система исполнения наказаний стала абсолютно закрытой для общественного контроля
Комментарии (0)
Мы решили временно отключить возможность комментариев на нашем сайте.
Стать блогером
Новое в блогах
Рубрики по теме