Пора, пора нам уши затворить
речам о войнах, власти и содоме.
Пошлём туда их...
Будем говорить
о мае, мамах, детях и о доме.
О том, что скоро с неба упадёт
умытых звёзд мерцание на воды,
увижу низкий диких уток лёт –
и мне, как им, захочется свободы.
И в вечер цвета «свежая сирень»,
чей луч закатный вылакал аллею,
размякну я, теплом залитый всклень,
и, может быть, впервые пожалею:
не так живу, не верю ни во что,
усталый раб на ключ закрытой двери,
врагов легко прощаю, но зато
друзей корю за давние потери.
И колом встанет жалкое в глазах.
Спасаясь тем, забытое припомню –
в груди взойдёт неслышимое «ах!»
«Ищи, – шепнёт, – ищи по свету ровню,
а не сиди в стогу иголкой в нём..."
Найдётся кто, кому бы пригодился –
от чар взаимных, выпитых вдвоём,
об это, как о нежность, бы разбился,
себе ненужным стал, пока ничей,
томясь в часы, секунды расставаний,
желая снова трепета свечей
и тет-а-тет на стареньком диване.
И вынес бы уверенность из них,
что лучше нет, чем эта беззащитность,
что в ней как раз любой из нас возник
как чувств красивых выплески и слитность.
...Презрев привычек красные флажки –
так, чтоб вопросы в воздухе повисли,
неси в аллеи тихие шаги
и в дар бери спасительные мысли.
