Сила информации.

Почтовый ящик никогда не пустовал. Три газеты приходили каждый день, кроме понедельника. В среду приносили к ним в компанию Литературку. Раз в месяц журналы Юность и Вокруг света, а Иностранку, так, прямо в квартиру звонили, почтальон боялась, что её из ящика свистнут. Газеты были: Известия, Комсомольская правда и, местная Вечерка. 

Первые две были обязательны. Отец состоял членом партии и мог выбрать: Правду, или Известия. Выбирал не он, а мама, она сказала, что “Правд” и так слишком много, пусть лучше Известия, вместо Правды. Да, пожалуй, “Правд” было действительно многовато. Это слово уже потеряло лингвистический смысл и превратилось, как сейчас говорят, в бренд. Я не знаю, был ли тогда печатный орган у РПЦ, если был, то он вполне мог называться “Христианская правда”. Я иногда думал, что если заменить это слово на другое, ну, например, на слово “брехня”, то подписчиков бы могло и прибавиться. Не, а классно звучит: Комсомольская бреня, Пионерская брехня, Брехня Удмуртии. Сразу очередь будет к киоску.
Я любил среду. Знал, что придя из института и пообедав, могу залечь на диване или усесться в кресле и получить кайф от чтения прессы.
Как любой нормальный человек, начинал читать все газеты с последней страницы. Литературку откладывал на десерт. Брал её в руки, первую половину, сразу отделял от второй, складывал её аккуратно и, никогда больше к ней не прикасался, читал только вторую, но тоже, естественно с последней 16-й полосы. Один, правда, раз развернул. Мама дорогая, увидел в самой середине стихи Юрия Владимировича Андропова и критическую статью о том, какие они гениальные. Я был в ужасе: подумал, что этот номер газеты попал к нам по ошибке, что он был отпечатан, как Ленину, в одном варианте, ну, чисто для Юрия Владимировича в гуманных целях, и сейчас откроется дверь, и войдет фельдъегерь в зеленой фуражке, и отберет эксклюзивный экземпляр. Да не просто отберет, а ещё и с неприятностями. Всё, этого случая мне хватило, больше никогда так не делал. 
Прежде чем перейти к основной части, должен сказать, что к тому моменту, я уже был поражен вирусом антисоветизма, впрочем, как и большинство простых советских людей и, даже, некоторых работников внутренних органов. Кем был разработан этот вирус – неизвестно. Ходили слухи, что он сначала поражал руководящих работников, потом интеллигенцию и доходил до комсостава армии и флота. Все люди, конечно, скрывали это обстоятельство, поскольку, лечить организм от вируса было крайне сложно. Некоторых приходилось изолировать в более северные широты. Но, даже это, не всегда помогало.
Чтобы не показать проявление болезни, трудящиеся ходили на партсобрания, демонстрации, боролись за мир во всем мире, осуждали американскую военщину и требовали свободу Анжеле Дэвис и Луису Корвалану. А ночью на кухне слушали вражеские голоса. Особенную озабоченность выражали за состояние здоровья выдающегося астрофизика Чарльза Хайдера, который голодал, сидя перед Белым домом. Некоторый контраст, правда, был в том, что упитанное, лоснящаяся лицо Валентина Зорина не очень вязалось с тем сочувствующим видом, с которым он спрашивал голодающего, а как он себя чувствует сегодня? Напряжение сюжета шло по синусоиде. До тридцатого дня голодовки трудящиеся спорили: - Сдохнет, или нет? Потом, когда верхняя точка оказалась пройдена, и календарь продолжал отсчитывать сороковой, пятидесятый, сотый день голодовки, то уже и телевизионному начальству стало казаться, что это дело несколько подзатянулось. Наши люди стали организованно писать письма старику Чарльзу, чтобы он уже перестал мучить себя и нас и/или , как порядочный человек- помер, или снова занялся астрофизикой. Честно признаюсь, что в тот момент я подумал о печеньках II Интернационала. Но Чарльз оказался упорным чуваком и ни за что не хотел покидать свой пост у Белого дома. Ему уже и так, и эдак намекали, что хорош, валить пора, премию мира заслужил из рук генсека, а он ни в какую. Даже неприлично стало, идет двести пятнадцатый день, а он выглядит все здоровее и здоровее, так вошел в роль, что совсем заигрался. Пришлось просто забыть о нем. Как не странно, именно это и помогло, а… может печеньки закончились?
Ладно, заболтался, теперь перехожу к главному. 
Открываю один раз эту газету и читаю статью о филиппинских хилерах. Ржу конечно, даже представить себе не мог, что эта статья поднимет всесоюзную дискуссию. Нашлись люди, которые сами исцелились и советовали всем другим страждущим бросать все и мотать на Филиппины. Позже, уже в конце 80-х, когда образовался вакуум в государственной идеологии, а РПЦ, ещё не поняла, что свято место пустует, в телевизоре начали заряжать воду. Вся страна стала освобождать стеклотару. Места перед аппаратом не осталось совсем, даже экрана видно не было. Потом были: Хопер, Тибет, МММ, Русский дом Селенга… Все через телевизор и рекламу.
Нет, ну, хоть убейте, не пойму, почему люди у нас такие доверчивые к слову и телевизору. Самозомбирование, какое-то происходит. Причем, приличные, вроде, люди.