Старый Адам

Жизнь звенела своим каждодневным, праздничным шумом в одинокое грязное окошечко небольшого беленого домика, в центре приморского городка. На железной облезлой кровати с серыми простынями лежал старый изможденный человек. Его звали Адам. Он умирал. Он лежал, вторые сутки с закрытыми глазами и вспоминал свою жизнь. Она, проходила перед ним как в кино, никак не задевая его.
Он помнил себя примерно лет с пяти. Возле деревянного поселкового магазина, еще сидели безногие солдаты в выцветших гимнастерках, пьяные и не бритые. Красные флаги на праздниках и пьяная жгуче заунывная песня о молодом коногоне. Шахта - работа отца самое яркое впечатление детства. Родственники его не любили. Родня отца считала его похожим на родню матери, родня матери считала наоборот. Открыто ему это не высказывали, но ребенком он очень сильно это чувствовал. Ему никогда в детстве не дарили подарков лишь потому, что он родился сразу после международного женского дня, и в этот день в доме просто не было лишних денег. Родители его били, били сильно, жестоко и безо всякого повода. Это не значит, что они не любили сына. Видимо это было одно из выражений их любви к Адаму. Он их тоже любил. В доме была огромная библиотека, и чтение было основным занятием Адама. Он был умным начитанным мальчиком и поэтому сверстники его не любили. Драки в школе были ежедневными. Доставалось ему со всех сторон и за его имя. Кулаки Адама поверх мятой простыни инстинктивно сжались. Он очень живо ощущал детскую несправедливую боль. Жизнь пролетала быстро и насыщенно. Он колесил по свету, занимался любимой работой, жил и дышал полной грудью. Его любили и он любил. Но одиночество вот тот друг, который был с ним всегда и везде. Тоску непонимания он гасил за рабочим столом. Он писал. Он был одинок. Ему больше некому было передать своих чувств. Он изливал их на бумаге, не сохраняя ничего. Он писал повесть своей жизни. Повесть без начала и конца. У него была семья. Собственно семья и до сих пор существует, но без него. Он ушел из семьи из - за отсутствия понимания, как жены, так и детей. Они выросли, повзрослели и постарели без него. Хотя дороже детей у ничего не было. Он помнил руками их детские тела, лица. Он помнил их дурманящий запах детства. Тоска по ним щемила ему уставшее сердце. Дряблые пепельные веки его дрожали. Крупная слеза ползла по щеке. Он умирал. Все, что он не успел или не смог уплывало от него навсегда.
К обеду следующего дня привезли дешевый гроб из свежеструганных досок и двое полупьяных мужиков соседей совершили то, что обычно совершают в этих случаях. Они же на кладбище опустили в могилу ящик и засыпали его комками ссохшейся глины. Креста ни кто не поставил. Оббив лопаты от глины, они поплелись, дымя папиросами по пыльной желтой дороге. Всё. Всё, Всё… Всё.