Прости меня, дед!

Прости меня, дед. Никогда бы не подумала, что буду обращаться к тебе через 70 лет после твоей гибели с такой просьбой. Не с благодарность за мое настоящее, которое подарили мне именно ты и твой подвиг, это естественно как сама жизнь. А с мольбой о прощении, которую я буду вымаливать у тебя до конца своих дней. И, возможно, когда мы встретимся с тобой за последней чертой, я смогу пасть тебе в ноги, чтобы покаяться в страшном своем грехе. Прости меня, дед!

Мне 22 года. Я не та правнучка, которой можно было бы гордиться, но, видит Бог, я старалась. Старалась для твоего сына, для твоих потомков, чтобы им никогда не пришлось стыдиться меня. Прости и их, дед. Они не виноваты, и все же ты их прости. Я знаю, что виновата я, ведь я проглядела. Не догадалась. Это мне жить в таком мире, в борьбе с которым ты отдал жизнь. Это мне смотреть в глаза еще не родившимся детям и остается только умереть на месте, когда они спросят: «А где была ты? Почему ты не встала в полный рост?». Что я им скажу, дед? Что меня отговаривают все, кого я знаю? Они, понятное дело, боятся за меня. Или просто привыкли жить так, как все: плакать перед телевизором, глядя на происходящее, обсуждать это на кухне и бояться завтрашнего дня. Они уже никому не верят. Они трясутся от каждого телефонного звонка, потому что он может стать последним в их жизни.

И я боюсь, дед. Ты бы знал, как я боюсь. И я ни кому не верю. Как тут верить, когда каждый второй врет тебе в лицо, и вы оба знаете об этом. Когда собственная власть посылает убийц только за отличное от ее мнение. Когда газеты и журналы говорят и пишут под заказ, чаще всего, государственный. Мне стыдно, но и я это делаю. Пусть меньше, пусть реже. Но и я прячу голову в песок и выполняю то, что не говорят. Цитирую других. И молчу.

Но сейчас я молчать не буду. Дед, ведь твое государство тоже было не идеально? Товарищ Сталин, твой нелюбимый колхоз, забирающий последнее. Но ты же пропал в болотах не за власть предержащих и коммунизм. Ты погибал подо Ржевом потому что у твоих детей хотели забрать страну, язык, право на жизнь. И тебе было неважно, кто у руля, когда речь шла о будущем твоего Отечества. Когда враг хотел его погубить. Ведь это святое: отдать жизнь за Родину.

И я сегодня впервые в своей жизни знаю, кто мой враг. Мой и моего народа. Он у нас с тобой общий, дед. Спустя 70 лет сквозь несколько поколений нас объединила не только фамилия. Спустя семь десятилетий после твоего великого подвига я обращаюсь к тебе с одной-единственной просьбой, которая должна прозвучать от каждого в этом мире: «Прости меня, дед! Фашистская гадина подняла голову…».

Долганову Петру Ивановичу (1900-1942гг)