К сожалению, накал негатива, жонглирования обидными понятиями и ярлыками достиг в последнее время своего апогея. Мы готовы называть “фашистами” всех, кто не поддерживает нашего патриотического настроя по поводу присоединения Крыма или событий на Украине.
Использованный вначале в социальных сетях, этот негатив в отношении инакомыслящих перекочевал в эфир телеканалов и завладел умами уже не только отвязных интернет-троллей, но вполне конкретных людей, наших близких, друзей, давних знакомых. Мы часто перестали отдавать себе отчет в том, что эти, брошенные сгоряча слова могут глубоко ранить ни в чем не повинных людей. А затем как цепная ядерная реакция они сделают необратимым процесс взаимной ненависти.
Когда я слышу от людей с украинской фамилией или украинскими корнями проклятия в адрес “хохлов”, которые вдруг в одночасье стали “фашистами” и “бендеровцами” (равно как и ответ с “той стороны” в виде речевки “Кто не скачет, тот москаль”), я понимаю, с этого момента утрачивается связь с объективной реальностью, а на ее месте поселяется тупая, необъяснимая злоба, извести которую можно будет только спустя много десятилетий взаимного покаяния. И здесь уже мало будет слов извинения, придется бичевать себя, духовным трудом выдавливать из себя злобу, годами терпеть обиды и творить добро, не ожидая ответной реакции.
Но это все еще можно остановить. Если каждый скажет себе: Что я делаю? И остановит в себе агрессию. Хотя бы отказавшись вначале от оскорбительных слов, брошенных в сердцах.
Когда я сел писать эту колонку, коллега по работе скинул ссылку на историю, рассказанную дирижером Бостонского филармонического оркестра Бенджамином Цандером. Она, хоть и не имеет отношения к происходящим сегодня процессам, все же отражает суть того, что я хотел сказать.
“Это правда очень важно, что и кому мы говорим. Наши слова намного важнее, чем мы думаем. Я понял это, поговорив с одной женщиной, которая выжила в Аушвице.
Она попала в лагерь, когда ей было 15 лет. Ее брату было 8, родителей они потеряли. И она рассказала мне: “Мы ехали в поезде в Аушвиц, я посмотрела вниз и увидела, что мой брат потерял башмаки. И я сорвалась на него: “Почему ты такой болван, не можешь за своими вещами уследить!” Ну, так, как старшая сестра может выговорить младшему брату. К несчастью, это было последнее, что она сказала ему в этой жизни. Потому что больше она никогда не видела его. Он не выжил.
И когда она выбралась из лагеря, она дала клятву: “Я вышла из Аушвица живой, и я клянусь, что никогда не скажу того, что не могло бы остаться как мое последнее слово”.
Сможем ли мы сделать так же? Нет! Но существует возможность двигаться в этом направлении (жить в этом направлении)”.
Комментарии (0)
Мы решили временно отключить возможность комментариев на нашем сайте.
